.. Я... Я просто попалась ему на глаза. Обычное дело...– Нет! – крикнула Катье и встряхнула девушку за плечи. – Не смей так говорить! Никогда!Та съежилась, и Катье в порыве раскаяния крепко прижала ее к себе. Погладила по волосам.– Ох, Сесиль, прости меня! Я не хотела. Я... Я.просто не в себе.– Я понимаю, мадам. – Камеристка осторожно высвободилась из ее рук. – Знаю, что вы очень переживаете за своего мальчика.Катье помотала головой.– Нет, нет, прости, я была груба с тобой. – Она быстро смахнула набежавшие слезы. – Тебе надо лежать после всего... что он сделал.Сесиль пожала плечами.– Так ведь это уж третий раз, мадам. Ну, болит немножко. Кухарка вскипятила мне молока с розовым маслом, и теперь уже лучше.– Боже мой! – прошептала Катье, прикрывая ладонью дрожащие губы. – И это наследие моего сына! Петер , я виновата перед тобой! – Мадам... – Девушка порылась в кармане своего передника и вытащила кусочек пергамента, сложенного вдвое. – Меня просили передать вам вот это.В глаза Катье бросилось слово «сестренка», написанное замысловатым, как паутина, почерком. Это не рука Лиз.Она уставилась на записку. О нет! Я не дам тебе ту цену, что ты просишь! Она вырвала послание из рук камеристки и тут же отшвырнула под туалетный столик, словно пергамент жег ей пальцы.– О мадам! Я что-нибудь не так сделала? Извините!– Ты ни при чем, Сесиль. Это я во всем виновата. Я слепо доверилась тому, кому вовсе не должна была доверяться. Порой мы чересчур многого требуем от жизни.Сесиль поглядела на пергамент и неуверенно кивнула.– Да, мадам, – проронила она, подходя к гардеробу. Катье облачилась в костюм для верховой езды, сшитый по старинной моде: поверх юбки длинный зеленый жакет почти мужского покроя. В груди он был немного тесноват. Она двинулась к двери. Несмотря на всю решимость, руки и ноги по-прежнему дрожали.Она вошла в конюшню. Поклон главного конюха был в точности рассчитан на се положение родственницы маркграфа, хотя и бедной.Катье горделиво приосанилась.– Я хочу посмотреть, как мой сын учится верховой езде.Тучный детина выпрямился, сложил на животе лапищи и медленно, с усилием покачал головой.– Дамам не велено.– Он мой сын!Конюх развел руками.– Его Высочество приказали, – заявил он и, подумав, добавил: – Мадам. – Затем вернулся к прерванным занятиям.Она услышала озорной мальчишеский смех, мгновенно стихший от грубого окрика, и выбежала вон. С другой стороны конюшни верхом выезжали Петер и четверо его кузенов. Берейтор вел их по тропе, спускавшейся в небольшую долину к востоку от замка. Мальчики прямо держали спины, вцепившись в поводья; ноги болтались по бокам слишком высоких коней. У наставника было суровое, угрюмое лицо.– Почему они не на пони? – крикнула Катье в открытую дверь. – На таких лошадях только взрослым мужчинам ездить.Главный конюх одарил ее взглядом великомученика.– Как и пони, мадам?! Дворянские сыновья как длинны штаны оденут, на пони уж не ездиют.Сердце ее сжалось от ощущения утраты. Ей необходимо увидеть Петера. Необходимо. Она окинула взглядом долину, куда повезли мальчиков. На той стороне чернели стены аббатства. Долину пересекала гряда холмов, деля ее надвое. За гребнем одного из них вполне может спрятаться мать, жаждущая хоть одним глазком взглянуть на свое дитя.Но ведь с той стороны рукой подать до аббатства, где они, с Бекетом... Катье сжала кулаки.– Я поеду кататься.– Так ить берейтор все одно вас оттеда погонит.– Оседлайте мне лошадь.Конюх приподнял кустистые брови и с любопытством уставился на нее. Она высокомерно вскинула голову.– Паскаль! – позвал он, и худощавый мальчишка вырос рядом с ней в проеме. – Оседлай для мадам... ну хоть Тихоню, что ль.Мальчик пошел к стойлу; движения его были расхлябанны, как будто природа позабыла закрепить суставы. Однако через несколько минут он вывел к ней прелестную гнедую кобылку, помог забраться в дамское седло и ловко расправил юбки.Понимая, что главный конюх смотрит ей вслед, Катье намеренно поскакала в противоположную сторону от долины – к аббатству. После сильной и грациозной поступи Ахерона ехать на кобылке было все равно что трястись на мешке с костями. Но, приближаясь к аббатству, она уже не думала ни о чем, кроме этих старых стен и того, что в них произошло.Вокруг царили безмолвие и запустение. Она вспомнила про шатавшийся камень в нефе и, проезжая мимо, заглянула туда. Дыхание замерло у нее на устах, когда она увидела, что почти вся центральная часть стены обвалилась.Катье отвела глаза от пролома. Пальцы ее дрожали, направляя кобылку в тень дикой яблони, к лужице с дождевой водой. В келье, обращенной к заросшему саду, было тихо, и Катье, закусив губу, отвернулась.Она привязала лошадь и пошла вверх по скалистому склону холма, что с другой стороны спускался в долину. Через полчаса достигла перевала. Петер и другие мальчики казались отсюда крохотными фигурками, но своего сына она различит в какой угодно дали. Она спряталась среди валунов и стала наблюдать за ними; их кони двигались слаженно, однако вряд ли это результат умения наездников.Берейтор был строг и требователен, но Петер безупречно выполнял все его указания. Сердце полнилось любовью и гордостью за своего малыша. Как быстро он растет! Эта мысль пробила опасную брешь в ее самообладании.Солнце уже преодолело зенит, когда наставник повел усталых учеников обратно к конюшням. Катье привстала, чувствуя щемящую тоску в груди. Со временем Петер непременно стал бы самым блестящим рыцарем Геспер-Оба.Она стряхнула пыль с юбки и направилась обратно к аббатству. Может быть, через год или два ей удастся нанять Петеру настоящего гувернера, а Мартен вернется к своим домашним обязанностям... Неужели все наставники так же неумолимы, как этот берейтор?А какой был у Бекета?.. Наверняка он так же безукоризненно выполнял команды берейтора и темно-синие глаза смотрели так же напряженно и сосредоточенно.Она невольно улыбнулась. Неужели и тогда у него были настороженные глаза? А у его детей...Катье пошатнулась и оперлась о камень; должно быть, ее разморило на солнце. Она зажмурила глаза, перекрывая доступ светлым образам. Пройдет , сказала она себе. Пройдет время , и воспоминания будут являться все реже и реже. Оглядываясь в попытке собраться с мыслями, она решила думать о Сен-Бенуа и о том, как снова наладить хозяйство. За повседневными заботами воспоминания не будут точить ее постоянно.У нее вырвался горестный вздох. Надо, чтобы прошла целая вечность, прежде чем она сможет хотя бы день, хотя бы час не думать о темноволосом англичанине! Нет , нет , все это солнце , жара. Катье тряхнула головой и повнимательнее пригляделась: место вроде незнакомое. Повертелась вокруг, выискивая прежнюю тропу.– Вот глупая! – выругала она себя вслух. Аббатство же под холмом, и любая тропа приведет ее туда.Катье стала осторожно спускаться. Но звон шпаг остановил ее. Она застыла на миг, скованная страхом, тут же юркнула за валун и схватила в кулак камень.Держась начеку, прислушалась. По звукам догадалась, что фехтуют всего двое. К тому же в голосах не слышно ярости и жажды крови. На мгновение звон утих.– Еще разок! – скомандовал голос. Бекет. Сердце тревожно екнуло.Снова сталь зазвенела о сталь. Катье тупо уставилась на зажатый в руке камень. Когда она успела так перемениться? Еще недавно владелица замка Сен-Бенуа в своей наивной глупости ринулась бы в самую гущу схватки.Она поиграла камнем на ладони и отбросила его. И впрямь, той женщины, чьи приключения начались разгневанным криком на Рулона, ворвавшегося в ее кухню, больше не существует.– Не сумлевайтесь, полковник, он тема. Токмо не смог я поближе к нему подобраться.По голосу Катье узнала Гарри, денщика Бекета.– Гм. А что сестры?– Энта сучка все у себя.– А вторая?– Взяла лошадь и поехала смотреть, как ее сынок обучается выездке, – ответил голос Элкота. – Эх, полковник, ну и наездник из него получится!Катье вздрогнула и повнимательней прислушалась.– Ты уверен?– Как в том, что мне это стоило гульден. Не рассчитал малость! – Найал хохотнул. – Главный конюх за сивер душу продаст. Правда, кони ему дороже души.– Что еще, лейтенант?– Нашел старую няньку – по тому делу. Отсюда мы с Гарри сразу к ней... Да, еще французский сброд на реке зашевелился.– А где нянька? Недалеко от них?– Да, в той же стороне.– Смотрите не попадитесь. Вы мне еще нужны.– Слушаюсь, сэр.Катье услышала плеск воды в пруду, и голоса мужчин стали неразборчивыми. Вот он , настоящий Бекет , подумала она, прижавшись к камню, потому что вдруг ощутила слабость в коленях. Нет, поправила она себя, настоящий полковник Бекет лорд Торн. Английский офицер. Мужчина. Все роли расписал наперед, а гнусный Эль-Мюзир полагает, что это его партия.Плеск воды сменился конским топотом.– Так вы уж нас дождитесь, полковник, – послышался озабоченный голос Гарри.– Буду ждать до заката. Не дольше.– Полковник... – Элкот неуверенно откашлялся.– Вы получили приказ, лейтенант, – отозвался Бекет. – Извольте исполнять!– Есть, сэр! – с жаром откликнулся тот.– Я рассчитываю на тебя, Найал. Топот копыт затих вдали.Катье выждала несколько минут и вышла на площадку, где только что был Бекет с подчиненными.Обхватила плечи руками, разглядывая примятую после учебного боя траву, слушая мягкое журчание воды в пруду у нее за спиной.Солнце припекало, от жары покалывало в висках. Она углядела полянку в тени буков и пошла туда. Расстегнула жакет, намочила платок в лужице с прохладной водой.И вдруг насторожилась от внезапно воцарившейся тишины. Сердце куда-то ухнуло. Катье медленно подняла голову.Бекет скользил к ней по воде. Одним мощным гребком подплыл к берегу и поднялся. Бог, выходящий из моря! Вода сверкающими струйками стекала по обнаженной груди и бриджам буйволовой кожи. Он уселся на плоский, согретый солнцем камень. Лучи играли на бугрящихся мышцах, зажигая огнем каждую каплю. Катье смотрела как зачарованная, не в силах двинуться с места.– На этом поле командую я, мадам, – произнес он, и не подумав прикрыть голую грудь или бриджи, облепившие тело так, будто их вовсе не было. – И не советую вам здесь задерживаться. – Он положил руку на колено, не сводя с нее взгляда.– Бекет, я...– Твоя судьба в руках Клода или дьявола, а не в моих. И действительно, ни единая черточка этих твердых, окаменевших рук не напоминала о том, что еще недавно они с мучительной нежностью и терпением пробуждали желание в ее теле и поднимали ее к высотам наслаждения. Она села, свесила голову.– Ты слишком суров. Будь он твоим сыном... – Голос изменил ей, горло сдавило, будто полынной горечи напилась. .Услышав, как он гневно втянул в себя воздух, она вскинула на него глаза.– Будь он моим сыном, – отчеканил Бекет, – он бы знал, что честь – это нечто большее, чем зелье, которое нянька подмешивает ему в молоко. – Он чуть подался вперед, являя собой воплощение мужественной силы и стойкости. – Будь он моим сыном, он бы знал, что цена рыцарского титула – не обман и предательство. – Синие глаза все настойчивее впивались в нее. – Будь он моим сыном, мадам, он бы знал, что отец не стыдится его из-за такой малости, а наоборот, гордится им.– Я стыжусь?! – Катье вскочила как подхлестнутая. – Я его стыжусь? Да как ты смеешь? Петер не твой сын, а мой! Как у тебя... – Она не договорила, круто повернулась и пошла прочь.Он в три прыжка настиг ее и остановил, положив руки на плечи.– Я покончила с твоим дьяволом, Бекет. И с тобой тоже. Не спрашивай меня, где он. Я не знаю. Тебе придется самому это выяснить.– Я выяснил.Она ахнула и стремительно повернулась к нему лицом; серые глаза расширились от испуга.– Как? – На ее прекрасном лице бушевал ураган чувств: страх, отчаяние, любовь.– Из одной записки.– Той, которую принесла мне Сесиль? Ох, дура я, дура! Зачем я ее не сожгла?! – Рука невольно потянулась к нему. – Выходит, я все-таки привела тебя к твоему дьяволу.Да, это в ее натуре – потянуться, утешить, исцелить. Кончики пальцев скользнули по его груди, и он тотчас же отступил.– Я с ним встречусь, Катье. А ты возвращайся в замок. Скажи Клоду о болезни Петера. Это единственный выход.– Нет, – прошептала она и, наклонив голову, потерла виски. – Я запуталась, Бекет... Я... Я...Она пошатнулась. Он подхватил ее и уложил на мягкий мох, поближе к кустам жимолости, чтобы она могла вдохнуть свежий запах.Начал расстегивать жакет, но ее рука легла на его запястье.– Это не обморок. Я просто слишком долго была на солнце, и немного кружится голова.Она приподнялась на локте. Он стоял перед ней на коленях; синие глаза пытливо всматривались в ее лицо.– Я не могу сказать Клоду.Он мягко убрал ее руку со своей и встал.– Подумай, Катье, Отдохни. Еще есть время до того, как я... как мне надо будет уходить.Он отвел от нее взгляд и потянулся за перевязью шпаги. Надо уйти , внушал он себе, уйти с этой поляны , не вдыхать проклятый запах жимолости , не видеть этих ласковых серых глаз , не слышать ее легкого дыхания. – Бекет...Он развязал мешок, прицепленный к перевязи, достал точильный камень, небольшой флакон масла, тряпку и, усевшись под деревом, вытащил шпагу из ножен.– Зачем ты пришла? – спросил он, сопроводив свой вопрос скрежетом точильного камня о лезвие шпаги. Пусть лучше уходит. В ней моя слабость. Теперь кровь должна воспламениться ненавистью , жаждой крови , а не... – Хотела посмотреть, как Петер учится скакать верхом, – отозвалась она, следя за его работой. – Мне не позволяют быть с ним рядом, и я подсматривала из-за камней... Ты ненавидишь меня, Бекет?Рука его застыла. Края камня врезались в ладонь.– Эль-Мюзир был в Серфонтене, – сказал он вместо ответа и снова принялся точить шпагу. – Где?Она закрыла глаза и отвернула голову, охваченная внезапной болью.– Там есть тайник... как ты и догадался... Над старой библиотекой. У одной из каминных кариатид во рту кнопка. Если нажать ее, открывается потайная дверь.– Почему ты мне солгала?– Потому что я трусиха. – Она встретила его взгляд. – Я вспомнила твои рассказы про Эль-Мюзира. Честное слово, когда я видела его в замке Д'Ажене, он был безобидным старым астрологом, закутанным в свои одеяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39