— Думаю, что мы потеряли след Луизы и ее компаньона.
— Почему?
— Потому что в одном и том же месте следы делают петлю. Плохо, что солнце дольше не продержится. Скоро нам надо будет устроить стоянку.
Они остановятся на ночлег. Она знала, что может произойти между ними, но молила Бога, чтобы этого не случилось. Они продолжали ехать, пока над пустыней не спустились сумерки. Ей становилось жутковато при мысли, что придется спать на холодной земле, что что-то будет ползать по ней и она может стать добычей гремучей змеи.
Единственное, что успокаивало ее, это близость Чако. Она не хотела сейчас думать, что произойдет… если только они вообще попытаются наладить свои отношения. Она, конечно, не могла простить ему убийство, как бы он к этому ни относился, но, кажется, он никогда не избавится от этого порока.
Когда они привязывали лошадей, Фрэнсис спросила:
— А что, Джеронимо и его люди направились на юг?
— Он не сказал.
— Ты не спрашивал?
— Я спросил, но он уклонился от ответа.
— Ты думаешь, он что-то скрыл от тебя?
— Его уклончивость спасает его, поэтому он все еще жив, — сказал Чако. — Я думаю, что он станет сам искать ведьму.
Фрэнсис снимала седло, от усталости она чуть было не уронила его себе на ноги, тяжеленное кожаное седло упало на землю. Затем страшная мысль пришла ей в голову:
— А что, если шаман думает, что это… Луиза?
Чако отрицательно покачал головой, поднял ее седло, затем стал разводить огонь.
— Когда Джеронимо встретит ведьму, он сразу поймет, что это она. Он не причинит Луизе вреда, ведь тебе же он ничего не сделал.
— Это потому, что он считает меня твоей женщиной.
— А это не так?
Напрасно Фрэнсис подумала, что за провокационным вопросом последует нечто большее. Он сразу же отвернулся и продолжал заниматься костром.
А была ли она действительно его женщиной? Хотела ли она быть ею? Да. Но возможны ли между ними близкие отношения при различиях в их темпераментах, во взглядах?
Она сунула руку в карман и достала оттуда мешочек, подаренный ей Джеронимо. Человек, у которого бывают видения, который может заглянуть в будущее, который умеет колдовать и ворожить, принял ее как члена своей семьи. Она почувствовала силу и гордость старого воина, так непохожего на Чако. Воины участвуют в смертельных схватках и иногда лишают людей жизни, особенно здесь, на Западе.
Только она не думала, что сможет когда-нибудь с этим примириться.
Укутываясь в одеяло и собираясь спать, она сказала:
— Чако… хочу спросить о Мартинесе.
Он сразу же напрягся:
— Что именно?
— Что же все-таки случилось на самом деле?
Он оглянулся через плечо:
— Кто-то нанял его убить меня. Я убил его первым.
— Он сказал тебе об этом?
— На словах нет, но его действия говорили об этом.
— А что, если ты ошибаешься?
— Нет, я не ошибаюсь.
— А ты вообще когда-нибудь ошибаешься?
Он посмотрел на нее и сказал:
— А ты?
Их разговор явно зашел в тупик.
Кругом уже было совсем темно, и только маленький язычок пламени словно пытался достать чернильное небо. В середине костра подогревалась кастрюля с едой.
— Убийство Мартинеса сильно подействовало на меня, Фрэнки, — сказал он, сидя на своей сооруженной кровати, затем лег и вытянулся. — Я даже не представлял, что мне так омерзителен запах смерти.
Ее сердце сильно забилось от близости Чако, его нежный голос произносил слова сожаления, которые тронули ее до глубины души.
— Так, значит, больше ты этого никогда не сделаешь?
— Было бы глупо это обещать. Человек не может знать, с чем ему придется столкнуться в жизни, даже тот, кто иногда видит будущее.
Она была разочарована, он не хотел давать ей твердого обещания:
— Я просто не могу понять, как один человек может убить другого.
— Так было и будет.
— Неужели нельзя решать вопросы цивилизованным путем. На востоке люди так не охотятся друг за другом.
— Ты в этом уверена? — Он снял кастрюлю с огня. — Может быть, они просто на людях не убивают друг друга. — Он разложил еду на две металлические тарелки.
— На востоке убийц арестовывают и судят.
— И вешают? Тогда там я бы оказался в руках палача, даже если бы я убил защищаясь.
— Я бы не хотела этого увидеть. Я вообще не хочу смотреть, как гибнут люди.
— А я бы и не хотел никого убивать, если бы не был вынужден это делать.
Они ели молча, хотя у Фрэнсис не выходил из головы их разговор. Она думала о Чако. Была ли она в состоянии принять его таким, какой он есть, ведь она любила его. Несмотря на его некоторую грубость, неукротимый нрав, у него было доброе сердце и, что самое главное, — совесть.
Наверное, ей следовало на многие вещи смотреть иначе и не быть такой строгой. Она хотела верить, что он постарается в дальнейшем избегать кровопролития, если это будет возможно.
Разве только этого ей хотелось?
Закончив есть, они убрали все за собой и были настолько близко друг от друга, что желание полной близости ощущали и он и она. Затем они сидели почти что рядом, Фрэнсис немного вздрагивала.
— Холодно? — спросил Чако.
Воздух был холодным, но все ее тело горело от страстного желания. Она сказала:
— Да, немного холодно.
Набрасывая одеяло ей на плечи, он рукой задел ее грудь.
— Сейчас теплее?
Фрэнсис кивнула. На фоне огня она отчетливо видела его лицо, и от желания внутри разлилось тепло, дыхание замедлилось. Его силуэт все ближе наклонялся к ней, вызывая у нее еще более страстное чувство. Она не двигалась и ждала. Он медленно приблизил свои губы к ее губам… Почувствовав его язык, она издала тихий стон. Все противоречия между ними были сразу же забыты. Фрэнсис чувствовала себя любящей женщиной, страстно желавшей его, и ни о чем другом она не хотела думать.
Она дотронулась до него сначала робко, а потом совершенно свободно, наслаждаясь его поцелуем. Она хотела ощутить его теплую кожу и ладонью прикоснулась к его животу. Он поймал ее руку и силой отвел ее вниз, пока она не коснулась его уже напряженного члена.
Чако застонал и пробормотал:
— Ах, Фрэнки, что ты делаешь со мной…
Затем он начал целовать ее в шею, отчего у нее по спине побежали мурашки. Она стала расстегивать его брюки, а он — ее юбку. В этом деле он был более искусным и быстро стянул с нее юбку. Она осталась в туфлях. Когда она сняла с него брюки, он лег и потянул ее на себя, что немного озадачило Фрэнсис, не привыкшую к такой позе. Одной рукой он провел по ее животу. Затем пробрался через жилет, блузку и лифчик к соску и стал ласкать грудь, пока соски не превратились в маленькие камешки.
Другой рукой он медленно стал возбуждать ее самое чувствительное место, отчего оно сделалось влажным. Он ласкал ее половые органы, и от удовольствия она глубоко дышала, всасывая холодный ночной воздух. Потом она сидела на нем, словно на гнедом, но это не имело ничего общего с ощущениями при верховой езде. При приближении к вершине блаженства ласки Чако становились более интенсивными. Она тяжело дышала и, ощутив оргазм, издала пронзительный крик блаженства. Чако тоже подходил к кульминации. Он взял ее руками за талию, посадил так, что его член полностью вошел в нее. Затем он перевернул ее, положил на землю и лег на нее, их тела переплелись. От его тяжести она задыхалась, но чувство удовлетворения было сильнее этого. Она лежала, уткнувшись носом в прядки его спутавшихся волос. Он целовал ее лицо, удовлетворенный слиянием с ней, и наконец наступил его оргазм.
Спустя несколько мгновений, когда Фрэнсис немного успокоилась, она вдруг засмеялась. Ее смех был встречен ворчливым вопросом Чако:
— А что такого смешного?
— Я смеюсь над нашим видом: посмотри — из всей одежды на нас с тобой только обувь.
— Это легко исправить.
Через несколько мгновений они были совершенно раздетыми. Они легли вместе на сооруженную постель, прижавшись друг к другу.
Крепко обнимая ее, он спросил:
— Ты еще собираешься вернуться на Восток?
Фрэнсис вспомнила о своем намерении уехать, как только у нее будет достаточно денег… но это ведь было до того, как чувство к Чако овладело ею.
— Я говорила так, не зная, что со мной произойдет, — тихо ответила она, целуя его в шею.
— А как же учительство?
— Должна сказать, что эта карьера закончилась для меня. — И не только потому, что у нее не было необходимых рекомендаций. Теперь она уже не могла бы мириться со сплошными запретами и ограничениями. Теперь она уже никогда не откажется от чувства свободы, которое она испытала здесь, на Западе.
— Но ты ведь скучаешь по цивилизации?
— Иногда.
Особенно после вооруженных стычек, когда приходится видеть, как просто здесь убить человека. Однако эту мысль она не собиралась высказывать вслух, по крайней мере сейчас, когда между ними была полная гармония.
— А что ты, Чако, думаешь делать?
— Вчера Дон Армандо сделал мне еще одно предложение, — сказал он, нежно проводя рукой по ее спине.
— Что же он предлагает?
— Землю. Он мог бы предоставить мне несколько сот акров земли под пастбище, это примерно час езды от Санта-Фе. Там есть вода, небольшая хижина.
— И что же он хочет взамен?
— Он хочет, чтобы я жил там, либо держа свой скот, либо работая на него. За мной выбор. И я должен согласиться бывать у него, чтобы мы лучше узнали друг друга.
— Разве это так плохо?
— Моя мать…
— Возможно, тоже хотела бы этого для тебя.
— Он не может купить меня и заставить быть его сыном против моей воли.
— Вот и не позволяй ему сделать это. Просто предоставь ему шанс.
— Так, значит, ты думаешь, что я должен принять его предложние, отказаться от работы в «Блю Скай» и стать владельцем ранчо?
Он продолжал проводить рукой по ее спине, но сейчас в его движении больше ощущалось напряжение, чем чувственность.
— Я думаю, для тебя важнее помириться со своим прошлым, нежели работать в казино. — Фрэнсис очень хотела, чтобы хоть что-то заставило ее отца терпимей относится к ней. Она надеялась, что, может быть, и он хочет, чтобы исчезла трещина в их отношениях. Конечно, Фрэнсис было трудно отказаться видеть Чако каждый день, но и эгоисткой она не могла быть. — Да, я думаю, что лучше для тебя принять это предложение. Ты это сделаешь для себя, а не для него.
Фрэнсис обвила его ногой и уткнулась ему в шею. Чако ответил на ее нежность так, как будто он долгое время был без женщины. Если скоро им суждено разлучиться, то сейчас они хотели использовать каждую отведенную им минуту. Фрэнсис считала, что между мужчиной и женщиной всегда возникают проблемы. В их отношениях также было много больных мест, может, даже слишком много. Но эти проблемы не шли ни в какое сравнение с тем злом, какое им могла причинить ведьма.
* * *
На рассвете они опять отправились искать Луизу. После ночи любви Фрэнсис надеялась расслабиться. Однако ей опять приснился кошмарный сон. Казалось, стоит ей лишь подумать об оборотне, как тут же появляется его дьявольский дух.
Начавшийся день был холодным и серым, что не типично для Нью-Мексико, где обычно тепло и ясное небо.
Фрэнсис боялась, как бы плохая погода не была предвестником беды.
Но вскоре Чако развеял ее дурные предчувствия. Изучая следы лошади Луизы, он сказал:
— Я думаю, мы уже близки, чтобы поймать беглянку.
— Почему ты так думаешь?
— Они направились прямо в ущелье.
— Ты уверен?
— Я знаю эту местность достаточно хорошо.
— Тогда мы вернемся в Санта-Фе перед наступлением темноты.
— Будем надеяться.
Ущелье оказалось намного больше, чем Фрэнсис предполагала. Она подумала, что вряд ли сама выбралась бы отсюда.
— Луиза, — позвала она ее. — Это Фрэнсис.
Ее слова рикошетом отлетели от возвышавшихся над ущельем склонов гор. Но никаких признаков чьего-то пребывания не было.
— Ты уверен, что они не могли выйти отсюда? — спросила она Чако.
— Тогда были бы следы. Но ни одного свежего следа, который бы говорил, что кто-то выходил отсюда, — заверил он се. — Они наверняка где-то здесь.
Они ехали по ущелью, и Фрэнсис заметила, что над ними, высоко в скалах, находилось нечто похожее на вход в пещеру.
— Что там, пещера?
— Это брошенные жилища людей, — пояснил Чако.
Фрэнсис напряженно вглядывалась в эти пещеры и заметила, что для подхода к ним были высечены специальные ступеньки-опоры.
— Если Луиза и ее спутник прячутся в одной из них, — говорила Фрэнсис, — где же они тогда оставили своих лошадей?
Раздавшееся ржание было ответом на се вопрос.
— Вон там они прячут их, — подтвердил Чако, показав на можжевельник, росший у основания скалы, и вскоре они увидели там какое-то движение.
— Луиза! — закричала Фрэнсис, направляя лошадь вперед.
И не успели они подъехать к привязанным лошадям, как эхом пронеслось:
— Фрэнсис! — И наверху у входа в пещеру появилась Луиза. — Это вы!
Девушка стала спускаться вниз по скале. Сердце Фрэнсис сильно билось, она боялась, что Луиза может сделать неверный шаг, и тогда страх Бэлл потерять дочь мог бы превратиться в реальность. Фрэнсис слезла с лошади. Перед тем как Луиза бросилась в объятия Фрэнсис, она заметила, что у входа в пещеру стоял человек в голубом мундире.
— С тобой все в порядке? — спросила она девушку, одежда которой была небрежной, а волосы — взъерошены.
— Я так рада видеть вас. Я такая глупая.
Продолжая прижимать Луизу, Фрэнсис с укором посмотрела на спустившегося вслед за Луизой молодого офицера. Он стоял на расстоянии, и чувствовалось, что ему неловко перед ними.
— Бэлл ужасно волнуется за тебя, Луиза.
— А я думала, мама была бы рада избавиться от меня.
— Твоя мама любит тебя. Жизнь для нее закончится, если она тебя потеряет, — сказала Фрэнсис, а затем, посмотрев на молодого офицера и помня, что Луиза клялась, что никогда не убежит с мужчиной, как это сделала в свое время ее мать, спросила:
— Ведь не из-за этого молодого человека ты убежала, не так ли?
Отрицательно качая головой, Луиза высвободилась из объятий Фрэнсис, стараясь не смотреть на молодого офицера с белокурыми волосами, который стоял навытяжку.
— Лейтенант кавалерии Сэмюэл Стронг к вашим услугам, мадам.
— Он думал, что заставит меня вернуться домой, — сказала Луиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35