Герцогиня открыла шкатулку с драгоценностями и извлекла ожерелье, серьги и браслет. Все из чистого золота. Ожерелье особенно нравилось Равене – оно было сделано в виде цепочки из разноцветных драгоценных камней, перемежающихся золотыми листиками. Серьги свисали почти до самых плеч.
– А это тебе, Равена. – Герцогиня указала на лежавшую на туалетном столике коробочку в белой бумаге. – Можешь открыть.
Затаив дыхание, девочка сорвала обертку, и глаза ее расширились от восторга. Шкатулка была в точности такая же, как у матери.
– Ну давай же, хватит глазеть, – подтолкнул ее отец.
Дрожащими руками, с бешено колотящимся сердцем девочка медленно, растягивая удовольствие, откинула крышку. Точно. Именно это она и ожидала увидеть.
В точности такое же ожерелье. И серьги. И браслет. Только размером поменьше – под возраст и под рост обладательницы.
– О, мамочка, какая красота! – Равена кинулась в объятия Ванессе, расцеловала ее и снова повернулась к отцу: – И тебе тоже спасибо, папочка. Вы оба такие добрые. Я люблю вас.
Отец обнял ее и прижал лицом к своему светлому камзолу.
– Надеюсь, все будут любить тебя так же, как любят родители.
Герцогиня придирчиво оглядела дочь:
– Когда она вырастет и станет женщиной, молодые люди, если я хоть что-нибудь в этом понимаю, будут с ног сбиваться, лишь бы завоевать расположение и угодить нашей маленькой Равене.
Бальные торжества и вообще атмосфера во дворце вице-короля оказались вовсе не такими страшными, как представлялось Равене. Из экипажа ей помог выйти молодой человек – таких красавцев она в жизни не видывала – в зеленой ливрее с золотыми галунами, алом жилете, белых бриджах и шелковых чулках.
– Это генерал? – шепотом спросила она у отца.
– Боюсь разочаровать тебя, родная, – рассмеялся герцог, – но это всего лишь лакей.
Дворецкий, застывший в ожидании на верхней ступеньке красивой лестницы, ведущей в бальную залу, был не менее элегантен. Он откашлялся и провозгласил:
– Герцог и герцогиня Ольстерские с дочерью, леди Равеной О’Коннел Уайлдинг.
Став между дочерью и женой, герцог неторопливо повел их наверх.
Затаив дыхание, Равена двигалась за родителями вдоль вереницы гостей. Сплошь незнакомые лица, даже не лица, а пятна какие-то. Кроме лорда Кларендона. «Мадам», «Сэр», поклоны, реверансы, улыбки, от которых начинают болеть мышцы лица.
Впрочем, в светских делах Равена Уайлдинг была не такой уж простушкой. Как себя вести, она знала – недаром, едва научившись ходить, наблюдала с верхней площадки лестницы за роскошными приемами, которые устраивали ее родители. Красивые мужчины, блестящие женщины – высшая каста. Но этот бал – нечто особенное. Здесь она не зрительница, а участница, но дело не только в этом.
На отце было традиционное для людей его круга одеяние. Цилиндр, фрак, под ним белый жилет. Рубашка с кружевными манжетами, шелковый галстук.
Многие мужчины были одеты так же. Но на большинстве – яркие костюмы, вполне достойные соперничать с женскими нарядами. Карминовые, ярко-красные, зеленые, лиловые, бледно-голубые цвета – обладатели этих форменных одежд были похожи на петухов, собравшихся потанцевать. Черные шелковые чулки. Короткие, до колен, панталоны. Равене казалось, что она при дворе французского короля Людовика Пятнадцатого.
Все вокруг так и мелькает в цветном калейдоскопе.
– Это государственные служащие, – пояснил отец. – У них так принято – нечто вроде формы. Вон тот малый в оранжевом – гофмейстер. Нет, префект. Гофмейстеры носят красное.
Подошел лорд Кларендон и обнял Равену за плечи:
– Самая красивая здесь девушка. Мой кандидат на звание королевы бала.
– Благодарю вас, милорд, – вспыхнула Равена.
Лорд Кларендон, крупный мужчина с бакенбардами, был, наверное, самым популярным у местной публики в череде вице-королей. Подобно герцогу Ольстерскому, графу Тайрону и другим вельможам, принявшим на себя груз ответственности, налагаемой большими земельными владениями, наместник британской короны жил среди ирландцев уже многие годы. Все эти люди куда лучше понимали и куда больше уважали местные традиции, чем соотечественники-помещики, оставшиеся в Англии. Они были здесь выразителями тех особенностей английского самосознания, на которые как на козырную карту рассчитывали в борьбе за независимость воинственные ирландские националисты наподобие Дана О’Коннела, Уилла Смита О’Брайена, Джона Митчела и Джона Блейка Диллона.
– Хочу тебя кое с кем познакомить, дорогая, – улыбнулся лорд Кларендон. – Если точнее, то их двое.
Он повел девочку в противоположный конец зала.
– Я бы пригласил тебя потанцевать, Равена, но, полагаю, ты предпочтешь кого-нибудь помоложе.
– Ах, что вы, сэр, я с удовольствием потанцую с вами, – робко запротестовала Равена.
– Ну разумеется, разумеется. Ага, вот они. – Лорд Кларендон подвел Равену к двум молодым людям в красных мундирах и темных панталонах. На ногах у них были кожаные башмаки – тоже форменные.
На вид Равена дала юношам лет по тринадцать-четырнадцать. На самом деле им было двенадцать, просто из-за высокого роста они выглядели взрослее.
Это были близнецы, похожие друг на друга как две капли воды, отличающиеся разве что цветом волос. Равена, хоть дамам это и не пристало, разглядывала их с откровенным любопытством. У одного волосы были вьющиеся и темные, почти как у нее самой. У другого – копна золотистых кудрей. Во всем остальном, как уже говорилось, они были словно отлиты в одной и той же форме. Одинаковые пронзительно-зеленые глаза. Одинаковые, с аристократическим изгибом, брови и орлиные носы. Одинаковая линия скул.
Какие красивые мальчики, подумала она.
При виде вице-короля оба разом подобрались.
– Молодые люди, это мисс Равена О’Коннел Уайлдинг, дочь герцога Ольстерского. Равена, позволь познакомить тебя с Роджером и Брайеном О’Нил, сыновьями графа Тайрона. Полагаю, нынешним летом вам всем придется много времени проводить вместе. Ваши отцы изъявили согласие участвовать в работе специального комитета, который будет заниматься распределением продовольствия и одежды в соответствии с Актом о бедных, только что принятым в парламенте.
– Мисс Уайлдинг. – Роджер, златокудрый, отвесил ей вежливый поклон.
– Равена – какое необычное имя. – Брайен, темноволосый, решительно оглядел ее с головы до ног.
– Прошу извинить, – сказал вице-король, – по-моему, меня разыскивает леди Кларендон. Может, удастся затеряться в толпе. – С этими словами он поспешно удалился.
– А что, чудесное имя, Брайен, – укоризненно заметил Роджер.
– Испанское, – пояснила Равена.
– Точно. Только увидел тебя, как сразу подумал: вот испанская милашка, – произнес Брайен на деревенский манер.
– У нас это имя в роду, – рассмеялась Равена. – Мой прапрапрадед – может, одно или два «пра» я упустила – служил в Непобедимой Армаде, потерпевшей крушение в Ирландском море. Его вынесло на берег без сознания, и его нашла дочь Великого Ши – мой отец происходит из гэльского королевского рода. Она выходила его, и они поженились.
У Брайена в глазах заплясали огоньки.
– Итак, у вас в жилах течет горячая испанская кровь, мисс Равена?
– Брайен! – Брат бросил на него испепеляющий взгляд. – Что у тебя за манеры?
– Извини, милашка, он прав. Я просто неотесанный мужлан. Видишь ли, братишке вместе с его собственными хорошими манерами достались и мои. Он у нас настоящий денди. Родился на полчаса раньше меня, так что номер первый достался ему.
У Роджера сжались кулаки. Он с такой откровенной ненавистью посмотрел на брата, что Равене даже страшно стало. Да, эти двое не очень-то любят друг друга, подумала она.
– У вас потрясающая форма, – сказала Равена, меняя тему. – Вы из какой школы?
– Дублинская королевская кавалерийская академия, – сказал Роджер. – Второй класс. А вы учитесь в школе?
Равена почувствовала, что снова краснеет.
– Нет, у меня домашние учителя. Но когда исполнится четырнадцать, пойду в старшие классы. Сейчас мне двенадцать, – приврала она.
– Ну как же, ври больше, двенадцать, – насмешливо фыркнул Брайен. – Смех да и только. Это нам с Роджером по двенадцать, а ты рядом с нами ребенок.
Равена надменно вздернула подбородок и сморщила нос:
– Не могу не согласиться, Брайен, вы действительно неотесанный мужлан. Не пригласите меня потанцевать, Роджер?
Тот поклонился и предложил ей руку:
– Почту за честь.
Глядя, как эти двое входят в круг пар, кружащихся под звуки вальса Штрауса, Брайен снова презрительно фыркнул.
– Посмотрим, какова ты будешь через пару-тройку лет, – негромко пробурчал он, не спуская с Равены глаз, до тех пор пока она не исчезла из виду где-то в районе возвышения, на котором играл оркестр.
* * *
Итак, с самой первой встречи отношения в этом треугольнике установились на долгие годы вперед.
Роджер, златокудрый, всегда был вежлив и предупредителен – настоящий джентльмен в полном смысле этого слова.
Брайен, темноволосый, – буян, невежа, неукротимый задира, – совершенно не умел прилично вести себя в обществе. Все лето он, казалось Равене, с каким-то садистским удовольствием всячески задирал и преследовал ее; доходило даже до того, что, разыгравшись, таскал за волосы и швырял на землю. Тогда Равена этого не понимала, но Брайен вел себя отвратительно не только ради того, чтобы позлить ее, но и пытаясь произвести впечатление. Особенно это касалось его совершенно немыслимой речи.
Вот он смеется, забавляется вовсю, а мгновение спустя становится мрачен и задумчив.
Когда Равена как-то спросила, откуда эти необъяснимые перепады в настроении, он серьезно ответил:
– Я – ирландец. Мой предок – Рыжий Хью О’Нил, первый граф Тайрон, ты у нас не одна королевской крови. Мы – странный народ и любим предаваться темным мечтаниям.
Поднимаясь некоторое время спустя в дамскую комнату, расположенную на втором этаже резиденции вице-короля, Равена увидела Брайена, приникшего ухом к соседней двери. Заметив ее, он прижал палец к губам:
– Тихо, у них там сэр Чарлз Тревельян, канцлер английского казначейства. Гнусная, доложу тебе, личность.
Равена заглянула в узкую щель между косяком и неплотно прикрытой дверью.
– Это как раз он сейчас говорит, – пояснил Брайен.
Сэр Чарлз был высоким мужчиной с пышными усами, в мундире бригадира драгунского полка.
– Я лично против этого Акта о бедных. Он только поощряет лентяев и бездельников.
– Сэр Чарлз, – вежливо возразил герцог Ольстерский, – неплохо бы вам поездить по сельским районам, особенно на западе. Возьмите хоть Голуэй – да это же просто сплошное кладбище. Люди там мрут как мухи. Их хоронят в общих могилах. Куда ни глянь, мужчины и женщины на себе волокут покойников.
Высокий широкоплечий мужчина с темными волосами и грубым, словно из известняка вырубленным лицом поддержал герцога:
– Да, сэр Чарлз, это надо увидеть своими глазами.
– Это мой отец, – прошептал Брайен.
– В прошлый четверг мне встретился мужчина, он буквально полз вдоль дороги. Настоящий скелет. Я остановил экипаж и спросил, не могу ли чем-нибудь помочь ему. Он поблагодарил и сказал, что добирается до католической церкви в полумиле отсюда, чтобы умереть на освященной земле.
– Полно, дружище. – Сэр Чарлз поднял брови. – Не хотите же вы сказать, что посадили его к себе в экипаж?
– Именно так я и поступил.
Сэр Чарлз недоверчиво покачал головой:
– Считайте, что вам крупно повезло, сэр, если не заразились какой-нибудь мерзостью от этого существа.
– Существа? – В разговор вступил мужчина, чья фигура и изборожденное морщинами лицо выдавали многолетние страдания. – Так, стало быть, вы к нам относитесь, сэр Чарлз? Что-то в этом роде я читал на прошлой неделе в передовице «Таймс». Как же там говорилось? «Нам остается только радоваться, что вскоре на берегах Шаннона останется так же мало ирландцев, как краснокожих на берегах Гудзона». Такова и ваша позиция, сэр?
– Что это, интересно, за старикан? Этого англичашки он, во всяком случае, не боится, – прошептал Брайен.
– Да он и людей поважнее сэра Чарлза не боится, – снисходительно бросила Равена.
– А тебе откуда знать, малявка?
– Оттуда. Он мне четвероюродный дядя. Даниел О’Коннел. Тот самый.
Брайен резко повернулся к ней. Глаза у него округлились, рот широко открылся от изумления:
– Как ты сказала? Тот самый Даниел О’Коннел? Перестань меня разыгрывать.
Но сэр Чарлз сразу же подтвердил слова Равены.
– Господин О’Коннел, подобную бездушную и дерзкую позицию я, естественно, не разделяю. – Сэр Чарлз извлек небольшую золотую табакерку, высыпал на ладонь горстку ароматного табака, ловко клюнул своим длинным носом и откашлялся. – Тем не менее нельзя, на мой взгляд, не видеть в картофельном голоде и эпидемиях, уносящих ежегодно сотни тысяч жизней, некоего божественного промысла.
– Позвольте уточнить: число умерших приближается к миллиону, и конца этому не видно, – заметил О’Коннел.
– Пусть так. В общем, я хочу сказать, что за последнее время ирландская проблема утратила свое чисто земное измерение. А если так, то разве не следует отсюда, что и решение ее надлежит отдать в руки Провидения?
Наступило гнетущее молчание, которое нарушил лорд Кларендон:
– Клянусь честью, более бесчеловечного заявления касательно ирландских дел мне в жизни слышать не приходилось. Не думаю, что во всей Европе найдется еще хоть одно правительство, которое бы вот так же либо закрывало глаза на то, что происходит в западной Ирландии, либо даже проводило политику хладнокровного и систематического истребления целого народа.
– Не мелите вздор, Кларендон! – взорвался дородный лысый мужчина, говоривший с оксфордским акцентом. – Мы же толкуем не о людях – о дикарях. Или по крайней мере о тех, кого цивилизация и не коснулась. Не примите, разумеется, на свой счет, господа. – Говоривший чинно поклонился герцогу и графу. – Люди вашего ранга и воспитания так же далеки от ирландских мужланов, как мы, англичане, от этих мерзких валлийцев или американцы от негров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61