Иначе говоря, я прожила бы эту жизнь так же, как прожила.
И как буду продолжать жить. И Брайен тоже. И Роджер.
Я обещала, что счастливых концов в этом повествовании не будет.
Ибо концов вообще не бывает, за исключением смерти. Жизнь продолжается. Жизнь со всеми ее темными и светлыми сторонами. С ее радостями и огорчениями. С ее удачами и неудачами.
Глава 1
Получилось так, что ограбление поезда, жертвой которого стала Равена, обернулось для нее, хотя поначалу предположить это было трудно, благословением. Общественное мнение Ричмонда, заклеймившее ее после бегства с этим «бесчестным типом» Брайеном О’Нилом как «авантюристку», «предательницу» и «распутницу» (и это еще далеко не все эпитеты, которых она удостоилась), сочло, что Всевышний достаточно покарал ее, подвергнув этому «ужасному испытанию».
Подобного рода чувство, вместе с великим целителем по имени Время, заставило все простить и все забыть даже тех, кто считал, что Равена изменила друзьям и родине.
Более того, Равена придала особый аромат и окраску жизни высшего общества Ричмонда, столь сильно поблекшего после военных испытаний. Лишившийся своего былого нарциссизма, вынужденный отказаться от старого убеждения, будто его мужчины и женщины – избранные натуры, которым самим Всевышним предназначено в жизни только одно – свято хранить законы рыцарской чести и красоты и любоваться собственными достоинствами, грубо потоптанный каблуками сапог победителей-северян, Юг погрузился в глубокое уныние и тоску. Драматическое возвращение Равены вдохнуло новую энергию в ричмондский быт. Возобновились встречи и вечеринки в старых плантаторских домах. Аристократия подняла голову.
Равена же дивилась тому, что открылось ее глазам. На Гавайях ей приходилось слышать немало леденящих кровь историй о том, как радикалы с Севера, разные там мешочники, всячески попирают достоинство Юга. А чернокожие, объединяясь в банды и мстя за былые унижения, грабят, насилуют и убивают белых без разбора и жалости.
Но когда она вернулась в Ричмонд летом 1876 года, выяснилось, что все штаты бывшей Конфедерации возвратились под сень Союза и теперь, как и прежде, вполне самостоятельно ведут свои дела. Что же касается черных, то печальный парадокс заключался в том, что теперь им жилось даже хуже, чем до войны. Формально получившие свободу и право голоса, такое же, как и у их прежних хозяев, они и носа не смели казать на избирательные участки под страхом быстрого и жестокого суда со стороны куклуксклановцев в белых балахонах или иных расистских организаций, образующих в совокупности так называемую невидимую империю. Любого черного, осмеливающегося подать голос или, как говорил Роджер, «забывающего свое место», самым жестоким образом избивали или даже убивали. Достаточно было спутнику белой женщины сказать, что черный как-то не так на нее посмотрел, как того немедленно линчевали. Или в лучшем случае кастрировали.
Из пяти черных, прислуживавших в «Равене» до войны, трое по-прежнему выполняли свои обязанности, хотя после капитуляции при Аппоматоксе прошло целых одиннадцать лет. Двое других, дворецкий Гордон, и кухарка Хэтти, умерли, до последнего дня оставаясь с прежними хозяевами. Гордона теперь заменил Ленни Фримен, бывший лакей.
Освобождение превратило некогда веселого, с улыбкой до ушей, подростка в мрачного, угрюмого, во всем разочаровавшегося мужчину, которому, видно, стоило колоссальных усилий произнести простое «да, сэр» или «да, мэм». И все же он повторял эти слова, потому что на лучшее место в южных штатах рассчитывать не мог. Да и в северных, если уж на то пошло, тоже. Десятки его знакомых, устремившихся на Север, в эту землю обетованную, вскоре потянулись назад, словно побитые собаки.
Либби, новая кухарка, была черная как смоль толстуха, «мамка» прежней школы. Она не признавала освобождения и равно ненавидела «наглых черномазых» и «белую шваль» с Севера за то, что они покушались на порядок жизни, казавшийся ей чистой идиллией.
Служанка Бэрди сохраняла свойственную ей практичность.
– Мистер Линкольн поставил свое имя под бумажкой и сказал: «Ну что, черномазые, теперь вы вольны делать что хотите и идти куда хотите». Ну и что с того? Что же мне теперь – кувыркаться от радости и весело распевать всякие песенки? Слишком много на своем веку видела я несчастных, забитых белых, чтобы верить в такие сказки.
Ванесса Уайлдинг лишилась личной служанки – еще три года назад Роза вернулась в Ирландию ухаживать за больными тетей и дядей.
За те годы, что Равена не видела матери, герцогиня сильно сдала. Некогда прекрасное лицо после тяжелой болезни покрылось сеткой морщин, кожа ссохлась, взгляд потух. Но никакие недуги и испытания не могли поколебать ее врожденного благородства. Горделивая осанка сохранилась, и голова, как всегда, была высоко поднята.
Герцога Ольстерского, которому было уже за семьдесят, время пощадило больше, чем жену. Когда-то он сильно страдал от бронхита, да и сердце пошаливало, но теперь, после возвращения блудной дочери, здоровье его, по словам медиков, пошло на поправку.
– Ты самое лучшее наше лекарство, дорогая, – усмехнулся он и, обняв жену и дочь, прижал обеих к себе. – Вот увидите, мы еще поживем на славу.
– Или по крайней мере умрем спокойно, зная, что Равена снова дома, – слабо улыбнулась герцогиня.
– Не говоря уж о чудесной внучке, что она нам подарила, – подхватил герцог. – Даже в ирландском словаре не найти слов, чтобы выразить, как счастлив я был, когда это сокровище вошло в дом. А кстати, где Сабрина?
– Последний раз, когда я ее видела сегодня, она направлялась в конюшню, – ответила Равена.
Герцог озабоченно сдвинул брови.
– Надеюсь, на этом черном дьяволе она кататься не собирается?
– Отец, – рассмеялась Равена, – да девочка с трех лет в седле, как, впрочем, и я в свое время. И между прочим, в детстве ты никогда не мешал мне кататься на Апаче.
– Разве? Что-то не припомню. Но это не одно и то же. Сабрина… – Заметив на лицах обеих женщин самодовольную улыбку, герцог осекся.
– Сабрина – твоя внучка, – поддела его Равена. – Твой ангел, твоя гордость и счастье.
– Нет, я серьезно, дорогая. Заходит тут к нам один малый, друг Роджера, некто Дэн Батлер. Сейчас он за границей, но, когда вернется, вы наверняка встретитесь. Они с братом занимаются каким-то импортом. Брат во время войны приобрел весьма сомнительную репутацию. Сделал миллионы на всяких там махинациях. А вспомнил я его потому, что этот парень, зовут его Ретт, потерял в свое время единственную дочку. Она свалилась с лошади.
– Это ужасно, но наверняка трагедия произошла потому, что девочка решила выкинуть какой-нибудь фокус, а ездить толком еще не научилась. В этом смысле я строго присматриваю за Сабриной.
– Тем не менее схожу в конюшню и сам все проверю.
Обе нежно посмотрели ему вслед.
– Сабрина – что глоток свежего воздуха в доме. Новая жизнь, – сказала герцогиня.
– Ну и слава Богу. Я счастлива, что могу доставить вам радость.
– Я так боялась за малышку все те дни и недели, что эти гнусные разбойники держали тебя взаперти. Она не хотела есть, плакала целыми ночами.
– Да, мы всегда были очень близки – Сабрина и я. – Равена грустно вздохнула. – Все трое были близки – Брайен, она и я.
Герцогиня склонилась к дочери и погладила ее по руке.
– Понимаю, каково тебе, родная. – Она немного помолчала. – И все равно я рада, что они ладят с Роджером.
О делах, связанных с ребенком и обстоятельствами его появления на свет, герцогиня всегда говорила с каким-то подтекстом, и это немало смущало Равену.
– А отчего бы им не ладить? – непринужденно откликнулась она. – В конце концов по закону он ей отец.
– Верно. – Герцогиня переплела пальцы и как-то странно посмотрела на Равену.
Все в Ричмонде единодушно сошлись на том, что Равена забеременела от Роджера еще до того, как сбежала с Брайеном. Роджер же – и Равена считала это великодушным с его стороны – даже оправдывал ее поведение.
– Бедняжка просто голову потеряла, – говорил он друзьям и знакомым. – В конце концов ведь ее тоже провели, как и всех остальных. Мы с Брайеном близнецы, и, если бы не разный цвет волос, нас вообще не отличишь друг от друга. Однажды летом, когда мы с ним еще были кадетами, в военном лагере всем нам велели остричься наголо. И даже родная мать не могла сказать, кто из нас кто.
Так что же оставалось делать Равене, когда она обнаружила подмену, а Брайен пригрозил, что, если она выдаст его, он заявит, о ее участии в заговоре? И еще эта сучка, эта предательница Джесси Фарнсворт. Это ведь она организовала побег Брайена. Бедная Равена считала ее верным другом, и, когда Джесси сказала, что ей лучше бежать вместе с ним, она подчинилась.
Верила ему верхушка ричмондского общества или не верила – это вопрос. Но некая убедительность в его версии была, так что в конце концов все решили, что Равена действительно ни в чем не виновата. А с годами вообще все забылось.
Просто ничего не было.
И только сама Равена упивалась воспоминаниями о подлинном своем прошлом, о счастливых годах, прожитых с Брайеном О’Нилом. Это единственный мужчина, которого она по-настоящему любила и будет любить.
И в то же время Равена была слишком страстной женщиной, чтобы принять монашеский образ жизни. Роман с Джорджем Паркером был скоротечен, но прекрасен. А в будущем ее ждут новые романы.
Так оно и получилось. На протяжении четырех лет Равена сменила немало любовников, точно так же как Роджер – любовниц.
Никто из этого секрета не делал, и друзья уже давно насмешливо отзывались о них как об «этих невозможных О’Нилах».
Удивительно, но их семейная жизнь протекала теперь более мирно, чем до бегства Равены. Отношения сделались сугубо платоническими и превратились скорее в нечто вроде дружбы, залогом которой стала Сабрина.
Равена ничуть не сомневалась, что Роджер по-настоящему обожает свою приемную дочь. Отказа девочка не знала ни в чем, и с течением времени симпатия ее к Роджеру превратилась в любовь. Называя его папочкой, она ничуть не лукавила. Он действительно стал ей отцом.
Ванесса Уайлдинг умерла весной 1877 года. Пять месяцев спустя за ней последовал герцог Ольстерский. «Мамина смерть разбила ему сердце», – говорила всем Равена.
Какая-та часть и ее собственного сердца ушла вместе с ним, как и в тот несчастный день, когда она узнала о смерти Брайена.
Отца похоронили рядом с матерью в семейной усыпальнице позади большого дома в старом колониальном стиле. На похоронах Роджер обнял жену и Сабрину.
– Я понимаю, всем нам сейчас тяжело, но подумайте лучше о том, какую радость вы доставили им обоим, вернувшись домой еще при их жизни.
– Да прожили-то мы вместе только год, – сдавленным голосом сказала Равена.
– И это лучше, чем ничего.
Равена бросила горсть земли на гроб с телом отца. Слезы застилали ей глаза, но она сдерживалась изо всех сил.
– Ты уж поплачь за нас обеих, родная, – сказала она Сабрине, когда та с легким упреком спросила мать, отчего та не хочет дать воли чувствам.
Равена была сильной женщиной, слишком сильной, чтобы горе могло сломить ее. Надо заниматься текущими делами. Надо строить планы на будущее. А прошлое – всего лишь пыль и прах.
Именно в день похорон отца Равена впервые обратила сколько-нибудь серьезное внимание на Дэна Батлера. Познакомились они на пышном празднестве, которое Роджер устроил вскоре после их с Сабриной возвращения в Ричмонд. Батлера сопровождала какая-то заносчивая англичанка, которую он привез в Америку из своей последней поездки в Европу. Некая миссис Клео Бейтс, вдова лет тридцати пяти с потрясающей фигурой, безупречным овалом лица и глазами цвета морской волны. Все знали, что в Саванне, штат Джорджия, они живут вместе, но нередко их видели и в Ричмонде, где Батлер останавливался на пути в Вашингтон – он часто наведывался туда в связи с какими-то правительственными заказами.
Вот и сейчас он оказался в Ричмонде и ближе к вечеру зашел к Равене выразить свои соболезнования. Роджер был у себя в клубе, Сабрина – в школе на уроке танцев.
Фримен, новый дворецкий, проводил Дэна в музыкальный салон, где Равена расшивала белую шелковую блузу, которую Сабрина надевала, выезжая на конную прогулку. Она отложила работу и встала, приветствуя гостя:
– Спасибо, что нашли время зайти, мистер Батлер.
– Жаль, что меня здесь не было, когда почила ваша матушка, – откликнулся он. – Я всегда восхищался ими обоими – герцогом и герцогиней.
– Вы им тоже нравились, – сказала Равена, слегка приукрашивая действительность.
На самом деле ее отец говорил о Дэне Батлере, что это «славный малый, но репутация у него сомнительная».
– Присаживайтесь, мистер Батлер. Сказать Фримену, чтобы принес вам чего-нибудь выпить?
– Да не откажусь, спасибо. Немного бренди в такой вечер не повредит. Похоже, нынче нас ожидает ранняя зима.
– Похоже на то. – Равена зябко поежилась. – Пожалуй, я тоже выпью бренди, Фримен.
Батлер опустился в кожаное кресло напротив качалки, в которой сидела Равена.
– Не возражаете, если я закурю?
– Ни в малейшей степени. Напротив, присоединюсь к вам. – Равена открыла лакированный ящичек на столе рядом с креслом и вытащила сигарету.
Густые брови Батлера удивленно приподнялись, в улыбке угадывалось искреннее восхищение.
– Может быть, я шокирую вас, мистер Батлер?
– Ну что вы? Отчего это вы решили, что курящая женщина может меня шокировать? В парижском высшем свете это даже вошло в моду.
Он поднялся и, взяв спичку из отделанного ониксом коробка, зажег ее и поднес Равене. При этом взгляды их встретились, и Батлер многозначительно прикрыл веки, словно подмигнул собеседнице.
– Да и вообще нас с вами мало что может на этом свете шокировать, как на ваш взгляд, миссис О’Нил?
– Полагаю, вы правы, мистер Батлер.
Он откровенно оглядел ее с ног до головы. Даже строгое траурное платье не могло скрыть пышных форм Равены. А он слишком хорошо был наслышан об этой женщине, чтобы заподозрить, будто она не знает, как распорядиться своими прелестями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61