Он пристально посмотрел на Наташу.
– Вы, вероятно, собираетесь сказать мне, что это делает поиски еще более бессмысленными. – Он сделал паузу. – Если бы она не оставила дневник, я бы согласился с вами. Но он для нее слишком много значил. И эта записка с вашими данными, вложенная в тетрадь. По-моему, я правильно истолковал ее желание.
Вовсе нет. Наташа не была уверена в том, что клочок бумаги оставлен в дневнике нарочно.
– Как долго вы были вместе?
– Шесть недель, – в его глазах мелькнул вызов. – Да, кажется странным, что я не слишком много о ней знаю, но Бетани мало о чем рассказывала и ей не нравилось, когда я задавал вопросы. Легче было прекратить выпытывать. Это в известном смысле делало ее еще привлекательнее. Вы меня понимаете?
– Откровенно говоря, нет. Боюсь, я не настолько изысканна в своих чувствах. Если ты кого-то любишь, то хочешь знать о нем каждую мелочь, не так ли?
Кроме того, было еще кое-что. Скрытным людям нельзя полностью доверять. Как той девушке, которая называлась вымышленным именем и потом исчезла. Спустя шесть часов ушла из родильного отделения больницы Джессоп в Шеффилде за день до Рождества двадцать восемь лет назад, оставив там свою новорожденную девочку. В больничных записях она фигурировала как Кэтрин Форестер. Она сказала, что живет в Шеффилде, в переулке Трои, дом 9. Которого не существовало. Как и самой Кэтрин Форестер.
Становилось холодно. Изо рта при дыхании выходило облачко пара, кожа на кончиках пальцев приобрела синеватый оттенок. Она засунула руки в рукава пальто, как в муфту, намереваясь предложить хотя бы теперь войти в помещение паба.
– На самом деле, мы разговаривали о многом, – произнес Адам. – Это удивительно занятно – не вдаваться в детали. Нет необходимости ворошить прошлое человека для того, чтобы почувствовать, что ты его знаешь. То, что случилось до нашей встречи, казалось неинтересным, оно относилось к другой жизни. – В его голосе больше не было глухого раздражения, как раньше. – Только настоящее и будущее имеет значение. Мечты важнее, чем воспоминания, вы так не думаете?
Наташу его слова застали врасплох, и на секунду она забыла, что должна ответить.
– Я бы осталась без работы, если бы все считали, что прошлое не имеет значения.
Но ведь совсем недавно она сама так думала. Прошлое может стать помехой, преградой, которая остановит твою жизнь. Так просто возложить всю ответственность на предыдущие поколения и избежать ответственности за свой характер и свои поступки. Сказать: «Во всем виноваты гены, воспитание и судьба, данная при рождении».
В голове у Наташи закружился вихрь вопросов. Рассказывала ли Бетани о своей работе, друзьях, школе или колледже, о том, где она выросла? Она начала анализировать обрывочные сведения, складывая их вместе, пытаясь заполнить пробелы, как будто уже согласилась взяться за эту работу. Ее вопросы, полностью лишавшие смысла все сказанное Адамом относительно малой значимости прошлого, могли показаться ему бестактными.
– Где вы с ней познакомились?
Он откинулся назад.
– В кафе недалеко от студии, где я обычно работаю в Лондоне.
– Она говорила, что работает в цветочном магазине. Вы не пытались искать ее там?
– Я никогда точно не знал, где это. Я обошел все ближайшие магазины с ее фотографией, но никто никогда ее не видел.
Наташа живо представила себе Адама, с фотографией наполовину утонувшей в реке девушки обходящего заставленные цветами помещения одно за другим. Он показывает снимок людям, а те в ответ только качают головами.
Адам положил ладонь на дневник, как будто давал клятву.
– Сейчас я живу в Оксфорде, снимаю квартиру со студией в Иерихоне до тех пор, пока не закончится выставка. Бетани приезжала туда на выходные. Однако на прошлой неделе она взяла на работе отгул и приехала на фотосъемку в Литтл Бэррингтон. В пятницу вечером мы поужинали в итальянском ресторане, в который заходили довольно часто. Я сказал ей, что был бы рад, если бы она всегда была рядом со мной. Как я уже говорил, мы повздорили. Но я думал, что ничего страшного не произошло. Мы вернулись домой, выпили бутылку вина, занимались любовью. – Он сделал паузу. – Когда я проснулся утром, она уже ушла, забрав с собой все свои вещи, кроме этого.
Он посмотрел на руку, по-прежнему лежавшую на тетради оливкового цвета.
– Я не связался с вами сразу, потому что думал, что Бетани вернется. Я думал, что мы проведем Рождество вместе.
– Вы расспросили ее друзей?
– Она никогда не называла их имен.
– Где она любила бывать?
Он махнул рукой, как будто расспросы до крайности его утомили.
– Галереи, парки, старинные здания.
– Я имею в виду места, куда она сейчас могла бы поехать: другие районы страны, за границу?
– Я не знаю таких мест.
– Вы не очень-то стараетесь помочь, – заметила Наташа. – Если я вообще могу что-то сделать, я должна получить ответы на эти вопросы.
– Она рассказывала, что любит путешествовать, поскольку это позволяет с разных позиций взглянуть на происходящее. Потому что в путешествии дни кажутся длиннее. Недавно она была во Франции, да и в Италии тоже. Я думал, что мы могли бы куда-нибудь поехать вместе, но Бетани наотрез отказывалась говорить о будущем. Я думал, что между нами на самом деле что-то было, – добавил он спокойно. – Все, что я хочу – это просто поговорить с ней.
Она посмотрела на его пальцы, которые беспрестанно вертели пачку сигарет.
– Я понимаю.
– Так вы мне поможете? – В его тоне была нотка неприязни, как у человека, которому неловко просить о помощи.
Наташа посмотрела на Бориса, с настороженным видом сидящего у ее ног. Она была в замешательстве. Ее внутренний голос подсказывал: зная о Бетани так мало, не стоит браться за поиски. Проблема заключалась именно в этом. Но, к своему удивлению, она почувствовала также жалость по отношению к Адаму. К тому же глупо отрицать, что эта история ее заинтересовала.
Она взвесила все «за» и «против». На столе ее ожидает гора работы, впереди – длинные зимние вечера. Она была рада, что работы уже более чем достаточно, чтобы заполнить их. Приближение нового тысячелетия, казалось, спровоцировало у простого обывателя приступ ностальгии, призывающей ковать цепи, связывающие его с прошлым; все знакомые специалисты по генеалогии были завалены заказами. Однако этот проект вносил свежую струю, был необычным, возможно невыполнимым. До сих пор трудности ее никогда не останавливали.
Поиски родственников Бетани наверняка займут массу времени. Цена успеха в генеалогии – не что иное, как рутинные, кропотливые и дотошные исследования. Редко у кого хватает усидчивости, чтобы выполнить подобную работу. Но у Наташи такая возможность была. Спасибо маленькому наследству, оставленному ей матерью Анны, которое, благодаря правильному вложению средств, за пятнадцать лет возросло почти вчетверо. Из этих денег Наташа смогла купить Садовый тупик, сразу выплатив запрашиваемую прежними владельцами сумму. Оно обеспечило определенную свободу действий: ей не придется постоянно заботиться о получении заказов, позволяющих заработать на кусок хлеба с маслом. Покупка собственного дома позволила ей легче принять наследство, которое она хотела до последнего фунта отдать Эбби, поскольку считала, что той оно принадлежит по праву рождения. Но Анна, всегда безупречно честная, настояла, чтобы Наташе отошла половина, и Стивен поддержал ее, сказав, что глупо «себе вредить, чтоб другому досадить».
– Вот что я вам скажу, – обратилась она к Адаму. – Если вы разрешите мне взять дневник на праздники, я просмотрю записи, проведу кое-какие исследования. Не могу ничего обещать, но посмотрим, может, удастся что-нибудь сделать.
– Спасибо. – Адам спросил, сколько это может стоить.
– Мы поговорим об этом позже. – Позже, когда станет понятно, насколько реально сделать то, о чем он ее просит.
Наташа открыла ковровую сумку, осторожно положила дневник в один из внутренних отделов.
– Она говорила мне, что этот дневник ей отдала бабушка.
– Да, бабушка – единственный член семьи, о котором Бетани когда-либо вспоминала. Однажды она рассказала, что, когда была маленькой, лет восьми, бабушка поведала ей историю о Лиззи Сиддал, тело которой эксгумировали для того, чтобы Россетти мог извлечь на свет божий стихи, которые похоронил вместе с ней.
Эту историю Наташа знала. Россетти положил в гроб своей возлюбленной рукопись нового сборника стихов, которая существовала лишь в одном экземпляре, со словами, что в них нет необходимости, раз она умерла. Спустя годы он изменил свое мнение и захотел извлечь ее из могилы.
Поговаривали, что люди, вскрывшие могилу, после рассказывали, будто хрупкая красота Лиззи не исчезла и молодая женщина выглядела так, словно умерла не несколько лет, а всего несколько часов назад. Наташа всегда находила эту историю слишком мрачной.
– Такие рассказы должны были оказать странное воздействие на воображение маленького ребенка, не правда ли? – спросил Адам.
– Наверное.
С малых лет Наташа знала о мертвецах больше, чем принято было считать нормальным. Она улыбнулась, вспомнив истории, которые рассказывал ей приемный отец Стивен. О трупе тысячелетней принцессы, чьи волосы и кожа вмерзли в лед и вечную мерзлоту Монгольских гор. И о болотах Северной Европы, откуда извлекли сохранившиеся в дубильной кислоте останки человеческих жертв, принесенных кельтскими племенами, глотки которых были перерезаны от уха до уха. О египетских пирамидах, в которых мумифицированные фараоны пролежали века, пока их не потревожили исследователи и грабители, ставшие впоследствии жертвами проклятия: первые – за любознательность, вторые – за жадность.
Это не принесло ей никакого вреда. Скорее наоборот, многое объяснило.
– Мы разговаривали о цветах, – Адам понизил голос. – Я сказал ей тогда, что некоторые люди ошибочно полагают, будто срезанные цветы некрасивы, потому что мертвы. – Он посмотрел на Наташу. – Но в смерти есть красота. То, что увидели люди, раскопав могилу Лиззи Сиддал, лишнее тому подтверждение.
Наташе внезапно захотелось укрыться от взгляда его задумчивых и от этого не менее красивых синих глаз.
– Нет ли у вас фотографии Бетани, которую я могла бы взять с собой?
– Да, конечно. – Адам опустил руку в карман, извлек маленький черно-белый снимок и протянул Наташе через стол. Наташа заметила, что он не сразу отпустил фото, словно не хотел с ним расставаться.
Она сначала не узнала Бетани. Порыжевшая бумага и волнистые края карточки, одежда, небрежная поза и торжественное выражение лица натурщицы должны были создавать впечатление, что фотографии как минимум сто лет. Она стояла в каменном дверном проеме, увитом плющом. Фотография была сделана с использованием вспышки. Дверь открыта, но свет падал на порог, не позволяя рассмотреть внутреннее убранство помещения. За спиной девушки была только темнота. На ней было бледное прозрачное платье, ниспадавшее до пола. Длинные волосы убраны в прическу, с какими обычно изображают героинь средневековых сказок – две косы, спускавшиеся от висков к шее, красиво обрамляли ее лицо. С головой, слегка наклоненной в сторону, и опущенными вниз глазами она была красива какой-то замогильной красотой. Изображение было слегка смазанным, словно во время проявки была допущена ошибка.
– Это был один из первых снимков, предназначавшихся для выставки, – объяснил Адам.
– Он восхитителен. – Наташе вдруг пришла в голову мысль, что поведение Бетани было противоречивым: как может девушка, которая так тщательно оберегает свой внутренний мир, так старается оградить свою личность от посягательств, испытывать безграничное счастье оттого, что ее фотографии будут выставлены на всеобщее обозрение?
– Бетани была увлечена работой для выставки?
– Да.
Она точно знала, что он лжет, ведь сама еще тогда, у реки, отметила у Бетани полное отсутствие энтузиазма.
– Это был совместный проект, то, что мы делали вместе. – Он пропустил сквозь пальцы прядь волос. – Она знала, насколько это для меня важно. Мой шанс реализовать свою задумку. Перестать фотографировать девчонок для рекламы хрустящих пакетов и баллонов лака для волос. Я оплатил все расходы. Я просто не мог поверить в то, что она не останется хотя бы до открытия выставки.
Разве что Бетани исчезла, пока могла это сделать, пока не увидела свое лицо, растиражированное на стенах выставочного зала...
Наташа вложила снимок в дневник.
– Я позвоню вам после Нового года. – Она встала, собираясь уходить. Борис вскочил с земли.
– Наташа и Борис, – вскользь заметил Адам. – Я полагаю, в вашем генеалогическом дереве есть русская ветвь?
Ей пора бы давно привыкнуть к вопросу, на который, по мнению окружающих, человеку ее профессии ответить легко. Наташа должна была привыкнуть, но каждый раз, когда ее спрашивали об этом, в ее душе открывалась бездна.
– Мне нравится так думать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Замечание Адама о русских корнях висело в воздухе, когда тем же вечером Наташа наливала водку в стакан. Ей в самом деле следовало бы остановить свой выбор на каком-нибудь другом напитке – виски или джине. Привычка, которая родилась из протеста, утверждения собственной независимости в подростковом возрасте, со временем стала походить на глупую ироничную шутку, направленную против себя самой, провоцируя очередного Адама сделать замечание: «Было бы странно, если бы девушка с таким именем, как у вас, пила что-нибудь другое». Однако сейчас был не лучший момент для того, чтобы менять привычки. Ни один алкогольный напиток, казалось ей, так не способствовал расслаблению и не проскальзывал внутрь так легко, как водка. Слишком легко.
Но сегодня и водка была бессильна. Сочельник. Ее родители и сестра, должно быть, выезжают из Дербишира и направляются к Котсволдсу. Пока еще слишком рано выбираться в паб, иначе все поймут, что она на грани отчаяния.
Вместо этого Наташа подошла к компьютеру. На экране был открыт «блокнот» с длинным списком дел, которые необходимо закончить;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40