Какой бы ни была причина, они стремятся забыть о прошлом. Наташа чувствовала, что Бетани никак не попадает в эту категорию. Она поставила свой стакан.
– Послушайте, с вами все в порядке?
Бетани заставила себя улыбнуться.
– Все хорошо.
Адам приближался к ним.
– Этот вопрос звучит действительно странно... – Она осеклась.
– В моих правилах задавать странные вопросы, – ответила Наташа. – Верьте мне.
– Как вы думаете... возможно ли... ну, что на некоторых семьях лежит проклятье?
Наташа задумалась на секунду – не потому, что не была уверена в ответе, а потому, что ее беспокоила подоплека вопроса. Ей не хотелось давать девушке напрасную надежду, но не хотелось и нагонять страх.
– Иногда, – произнесла она осторожно. – В той или иной степени.
Она хотела объяснить, но Адам со стуком поставил свое пиво на стол, и Бетани сделала явную попытку сменить тему, спросив, насколько далеко можно продвинуться в прошлое.
– Все зависит от того... – начала было Наташа и осеклась.
Адам не побеспокоился взять другой стул, а плюхнулся на маленькую скамейку возле нее. Она попыталась не обращать внимания на его худое бедро, сдавившее ей ногу, хотя на самом деле она была зажата так сильно, что не могла бы подвинуться ни на дюйм. Он делал вид, что не слушает их разговор, хотя явно был заинтересован.
– В общем, если у семьи был земельный участок, записи велись веками, – закончила Наташа.
– Как много времени это займет?
– Можно добраться до пра-пра-пра-родителей в течение месяца или около того.
Бетани понадобилось мгновение, чтобы осознать услышанное.
– Зачем люди хотят это узнать, как вы думаете?
Было странно слышать этот вопрос от человека, который проявляет интерес к прошлому.
– По разным причинам. Полагаю, что большинство хочет узнать, кто они есть на самом деле.
– Всегда ли это хорошо?
В глазах девушки мелькнул страх. Подобные чувства Наташа всегда четко улавливала.
– Я думаю, иногда это может здорово помочь.
– Продолжайте, – презрительно усмехнулся Адам. – Хороший способ добывать байки для развлечения своих сотоварищей по пабу. Например, вы можете похвастаться тем, что вашего давным-давно умершего дядюшку упекли в тюрьму за то, что он украл буханку хлеба. Какая, в конце концов, разница, чем занимался ваш пра-пра-прадедушка при жизни?
– О, я не знаю, – с улыбкой сказала Наташа. – Как говорится, привидения не отбрасывают тени, но на самом деле их тени – самые длинные.
– Что это значит?
– Синдром предков. – Она бросила короткий взгляд на Бетани. – Смысл в том, что все происходящее в твоей жизни – аварии, болезни, твои страхи и отношения с людьми – заложено в тебе при рождении, является расплатой за то, что происходило с твоими предками много лет назад.
– А мне нравится, – хихикнул Адам. – Выдержано в духе средневековья. Дайте-ка пофантазировать. Единственный способ изменить ход событий – понять, что было тому причиной. Прекрасная партия генеалогического товара на продажу, если вам интересно мое мнение.
Наташа повернулась к нему.
– Срабатывает всегда.
Бетани допила вино и поставила на стол пустой стакан.
– Я позвоню вам, наверное, после Рождества.
– Когда угодно. – Наташа была уверена, что она никогда больше не услышит Бетани. Очень жаль. Девушка ей понравилась, она была заинтригована. Кроме того, она инстинктивно чувствовала, что Бетани нуждается в помощи. Наташе всегда было трудно устоять перед этим соблазном. Но ведь в такой ситуации помощь могла быть расценена как вмешательство в личную жизнь – все зависело от точки зрения, которую ты выбираешь.
Адам допил второй бокал пива и встал.
Направляясь к двери, Наташа кивком головы попрощалась с хозяином гостиницы. Она посторонилась, пропуская вперед Адама, который устремился к автомобильной стоянке.
– Вы собираетесь вернуться в Лондон? – спросила она Бетани, когда они немного отстали.
– Мы останемся у друзей Адама в Оксфорде, пока не закончится выставка, – она говорила быстро, как будто не хотела обсуждать эту тему. В ее голосе не было ни капли энтузиазма. Она прижала волосы к ушам, защищаясь от сильного ветра. – Вы действительно считаете, что можно унаследовать ненависть?
– Это не более чем теория. Но она имеет смысл и определенно помогает объяснить, почему в некоторых семьях происходит больше трагедий, чем они этого заслуживают.
– Как?
– Допустим, если ваш предок стал жертвой ужасного преступления или несчастья, то вы почти ждете, что подобное может случиться и с вами. И поэтому по достижении того же возраста или с приближением какой-либо конкретной даты вы начинаете неоправданно рисковать, пребываете в депрессивном, подавленном состоянии, или сопротивляемость вашего организма болезни резко снижается... – Она видела, что привлекла внимание Бетани. – Когда подобная трагедия случается снова, это воспринимается как проклятие, но на самом деле речь идет о накликанной беде.
«Лянча» была всего в нескольких шагах, и Адам уже сидел за рулем. Наташа остановилась, повернулась к своему темно-синему «Санбиму-Элпайн».
– Случается, человек даже не знает ничего о том, первом, событии. Допустим, если в роду кто-то разбился, упав с крыши дома, страх высоты может передаваться через поколения. Или чувство стыда, даже если его причина хранилась в тайне или была забыта.
– Я понимаю, что вы имеете ввиду, – произнесла Бетани так, что Наташа пожалела, что вообще начала этот разговор.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Деревня Сноузхилл соответствовала своему названию. По мере того как Наташа продвигалась к Котсволдсу, маленькие белые хлопья все чаще летели навстречу фарам «Санбима». Поселок был расположен высоко в горах, поэтому на него часто обрушивалась непогода, на несколько дней отрезая от внешнего мира. Снег обычно долго лежал в расщелинах гор, хотя в округе таял без следа. Можно было спуститься в долину и увидеть зеленые пастбища, цветущие примулы и нарциссы, хотя в Сноузхилле по-прежнему стояла зима.
Наташин коттедж находился в конце короткой улочки, застроенной в семнадцатом веке. Больше всего ей нравилось, что внутри не было ни одной прямой линии: волнообразные потолки с низкими балками, толстые искривленные стены, крошечные косые окна и перекошенные скрипучие полы. Он назывался Садовым тупиком, хотя вокруг дома в помине не было никакого сада. Однако из окон верхнего этажа, выходящих на юго-запад, были видны Литтлвордский лес и долина Эвешэм, и Наташе нравилось думать, что кто-то выбрал для своего дома такое название, потому что весной ему нравилось любоваться облаками цветов на диких фруктовых деревьях, которыми когда-то славилась долина. И дом, и деревня идеально ей подходили. Ей нравились маленькие старинные поселенья, где можно прикоснуться к вечности и почувствовать свою причастность к происходящему.
Но она уже не ощущала Садовый тупик своим домом. Когда он был домом и для Маркуса, все было по-другому. Он прожил здесь три года, приезжая и снова уезжая. Каждый раз, когда он уезжал в Манчестерский университет, где работал на факультете медицинских наук, или за границу, Наташа была почти уверена в том, что он больше не вернется. Однако в обратном ее убеждал вид его вещей, разложенных в каждой комнате, ежедневные телефонные звонки и письма по электронной почте. С тех пор как он уехал две недели назад, поддерживающих надежду вещей в доме больше не было: остались только тишина и пустота там, где лежали его зубная щетка, бритва, лосьон после бритья, туфли и куртка.
Наташа припарковала машину у ворот, подождала, пока Борис спрыгнет с пассажирского сиденья, и вошла в переднюю дверь, наклонив голову, чтобы не задеть низко расположенную потолочную балку. Проверила автоответчик. Послание от Мэри, хозяйки паба «Сноузхилл Армз», которым она напоминала о своем приглашении на ужин. Второе – от Наташиного папы, Стивена. Последнее сообщение пришло от Уилла, бывшего коллеги из «Поколений», которого она не видела целую вечность. Он звонил, чтобы пригласить ее на новогоднюю вечеринку, которая состоится не раньше 7 января. Уилл, как всегда, в своем репертуаре.
Наташа быстро переоделась в куртку, заправила джинсы в высокие сапоги. Борис призывно залаял, постукивая о ее ноги хвостом. Теперь снег шел еще гуще, и это волновало девушку так же, как и собаку. Свежевыпавший снег всегда создает ощущение сказки, неважно, как часто ты видишь его. Она побежала вслед за Борисом, стремглав рванувшим к церкви, а потом вниз, по крутому переулку, к дорожке, которая вела через лес. Голые деревья были похожи на силуэты на негативе, белые от снега, который мягко ложился на ветви. Некоторые из обитателей деревни, чьи семьи веками жили в Сноузхилле, с наступлением темноты даже близко не подошли бы к дорожке между Мэйнором и Садовым тупиком. И все же именно Мэйнор привлекал в Сноузхилл туристов со всехуголков Соединенного Королевства, Америки и Японии. Когда Наташа рассказывала кому-нибудь, где живет, то всегда удивлялась, как много людей наслышано об этом маленьком особнячке. «Обиталище привидений», – чаще всего говорили люди и невольно вздрагивали, как будто атмосфера Мэйнора распространялась на всю деревню. «Дом для ночного посещения», как о нем было сказано в одном из путеводителей. Он околдовал Наташу с первого взгляда. Необычная коллекция его прежнего владельца, Чарльза Паджета Уэйда, заполняла все темные комнаты – панельная обшивка эпохи Тюдоров и средневековые камины соседствовали с жутким оружием самураев и ритуальными масками с острова Бали, подвесные светильники из Персии отбрасывали на стены таинственные сетчатые тени.
Сейчас Мэйнор пустовал и его окна были темными.
По мере того как она приближалась к треугольной деревенской площади, чудесный пряный запах древесного дыма становился все сильнее, яркие огни «Сноузхилл Армза» казались все более манящими.
Однако зайти в паб означало лишь ненадолго убежать от пустоты дома, которая до недавних пор совсем ее не пугала. И она решительно прошла мимо. Сумерки были самым тяжелым временем – короткий период между днем и ночью, когда зажигаются огни, но занавески еще не задернуты и каждое окно превращается в дразнящую витрину семейного счастья.
Наташин коттедж замерзал. Неисправная система центрального отопления простаивала слишком долго, чтобы снова начать функционировать, но она никогда не заботилась о том, чтобы ее заменить.
Она включила свет, открыла бутылку водки и налила в стакан изрядную порцию, не добавив ни капли тоника. Борис с надеждой ждал тепла, сидя на выцветшем персидском ковре возле камина, пока она мяла старый экземпляр «Индепендент» для растопки. В корзине осталось всего три полена. Надо не забыть набрать еще дров.
Она стянула с дивана бархатные и гобеленовые подушки. Борис подошел, улегся рядом и, положив голову ей на колени, удовлетворенно засопел. Комната сразу приобрела уютный вид: блики огня освещали мебель темного дуба, насыщенные красные, коричневые и золотые тона тканей, оловянные подсвечники и разные безделушки, которые она постоянно выискивала в антикварных лавках.
Наташа включила телевизор. Это тоже вошло в привычку. Дом заполнили чужие голоса и лица. Пощелкав по каналам, она обнаружила только праздничные шоу и мыльные оперы, затем последовала местная программа новостей. Ее внимание привлек сюжет о самаритянах, деятельность которых зимой была самой активной. «В канун Рождества самоубийств больше, чем в любое другое время года...».
Очень мило.
Она почувствовала, что водка ударила в голову. Она столкнула морду Бориса и пошла на кухню, чтобы еще раз наполнить стакан. Треть сегодняшнего дня она помнила. Но первая часть вспоминалась с трудом. Так что она не в счет.
Борис потащился за ней, и она бросила несколько печений в его миску. Положила в тарелку макарон с томатным соусом и взяла ее с собой в комнату, где на столе стоял «Макинтош». Подключившись к Интернету, проверила, что происходит в двух – трех чатах на тему генеалогии, потом кликнула на сайте МР3 и загрузила пару музыкальных дорожек.
Сделай что-нибудь полезное.
Она прошла в прихожую, где под лестницей стоял книжный шкаф. Книги в нем были расставлены без соблюдения алфавитного или какого бы то ни было иного порядка. Она провела пальцами по корешкам и сосредоточилась на том, что искала. Том монографий «Сны прерафаэлитов », одна из тех книг, которые ее мать Анна выгребла из старой спальни Наташи во время очередной уборки.
На превосходной обложке был запечатлен образ, который стал частью массовой культуры, украшением бесчисленных сборников викторианской поэзии, поздравительных открыток и плакатов. Девушка с иссиня-черными волосами, задрапированная в ярко-зеленый шелк, с большими глазами и страстными алыми губами, держащая в руке зрелый красный надкушенный плод. «Прозерпина » Россетти. Моделью была Джейн Моррис, в девичестве Берден.
Наташа полистала страницы, чтобы найти картину Миллеса «Офелия », для которой позировала Лиззи Сиддал. Прекрасная, чарующая картина: глубокая темнота фона и лицо Лиззи, реалистичное, как фотография. Неудивительно, что Бетани и Адаму захотелось воспроизвести ее. На обороте страницы была репродукция «Беаты Беатрикс », причем обе картины по стилю поразительно отличались от «Прозерпины ». Одновременно чувственная и смиренная, с лицом, обращенным к небесам, с губами, сложенными для пения, и глазами, закрытыми то ли в молитве, то ли в экстазе, Лиззи была похожа на икону.
Наташа заглянула в предметный указатель в конце книги. Д-р Маршалл там упомянут не был. Но она особенно и не рассчитывала обнаружить там эту фамилию.
Она не ложилась спать, пока дрова в камине не превратились в догорающие угольки и холод не начал пробираться в комнату. Она не остановила Бориса, когда он незаметно прокрался по ступенькам вслед за ней, и не прогнала, когда он рискнул запрыгнуть на кровать.
В последний раз, когда Наташа посмотрела на часы, они показывали полтретьего ночи. Что ж, по крайней мере не три, как вчера или позавчера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40