Похоже, именно в эту квартиру.
Наташа прошла в просторную гостиную. В окружении знакомых лиц, в приятной обстановке, случай с «Селикой» казался смешным. Забудь о ней . Случайная машина, которая ехала в том же направлении, не более того.
Уилл, который в тот момент стоял у камина, двинулся ей навстречу, чтобы заключить в объятия. Он был на три года старше Наташи и работал в отделе «Поколений», специализировавшемся на генеалогических исследованиях, связанных с генетикой. Специалисты задались целью исследовать случаи передачи по наследству заболеваний крови, болезни Альцгеймера, муковисцидоза в надежде, что полученные данные будут полезны врачам и, кроме того, людям, желающим узнать о генах, которые они могут передать своим детям, либо заглянуть в прошлое, чтобы быть уверенным в своем будущем. Это была область генетики, которую Наташа предпочитала избегать.
Несмотря на это, она всегда с интересом слушала Уилла, с восторгом рассказывавшего о том, что генетика позволит открыть новую страницу в генеалогии, придаст ей новое значение, станет ее научной сестрой. И о том, что с помощью генетики откроются новые пути в генеалогических изысканиях. Например, используя генетику, можно восполнить пробелы в родословной, проследить общих предков, углубившись в прошлое на сотни, нет, на тысячи лет, до викингов и кельтов.
Эмили присоединилась к ним, наполнила Наташин стакан.
– Счастливого Нового года! – произнесла тост Наташа.
– С Новым годом, – улыбнулась Эмили.
Эмили, когда-то вместе с Наташей обсуждавшая начальников и общих знакомых, и по сей день снабжала ее сведениями о некоторых международных контактах компании.
– Ты же знаешь, без тебя все не так, – сказал Уилл. – Мы скучаем по твоим перепалкам с большими начальниками, по твоим необычным нарядам. Я не выпиваю и половины чашек чая и кофе с тех пор, как ты ушла, так-то.
– Тебе нет прощения. Ты можешь заехать на чашечку, когда тебе вздумается. Чайник всегда включен.
– Ну, как дела там, в большом мире?
– Отлично.
Прозвучало не слишком убедительно.
– Тебе стоит попробовать.
– В отличие от тебя, я слишком привязан к моему счету, на который регулярно капает зарплата.
– В том-то и дело.
– Ты когда-нибудь вернешься? – спросила Эмили.
Уилл ответил вместо Наташи:
– Вряд ли.
В его голосе было легкое сожаление. Наташа отлично понимала, что он имел в виду. Разрыв их отношений. Как обычно, по ее инициативе. Сначала увлеченность работой их разъединила, потом она поставила последнюю точку. Он раз или два предлагал начать отношения с чистого листа, еще до появления Маркуса, но она сказала ему, что в их случае это не сработает. Гораздо лучше остаться друзьями.
Странная ситуация, очевидная для всех. Думая об этом, Наташа чувствовала легкое отчуждение и одновременно ностальгию. Трудности, связанные с работой в большой компании, забываются быстро: и необходимость соответствовать требованиям руководства, и рутина, и бюрократизм... Когда уходишь, вспоминаются только приятельская болтовня за чашкой кофе и возле фотокопировального устройства, добродушные шутки и моральная поддержка коллег.
Если бы Адам обратился к ней в то время, когда она работала в «Поколениях» или в Геральдической палате, то она могла бы на законных основаниях поделиться своими тревогами о записке Бетани с полудюжиной человек. Но тогда почти наверняка у нее не было бы возможности заниматься этим делом в первую очередь. И не было бы приличного заработка. И вообще возможности заработать.
Она была бы не прочь рассказать обо всем этом Уиллу или Эмили. Но момент явно был неподходящий.
Ближе к девяти вечера в дело пошли крепкие напитки. Наташе пора ехать домой, поэтому она с извинениями распрощалась.
На пути к машине она внимательно осмотрела дорогу, исследовала взглядом ограду парка, словно ожидая увидеть кого-нибудь, выпрыгивающего из-за деревьев. Она проверила, правильно ли установлено боковое зеркало. На дороге она была одна. Наташа облегченно вздохнула. Открыла окно, чтобы холодный воздух не дал ей задремать.
Пронзительный звонок мобильного телефона дал ей понять, что она была недалека от того, чтобы заснуть за рулем.
Телефон лежал на пассажирском месте. Звонки следовали один за другим, а она все не решалась поднять трубку. Почему, черт побери, нельзя проигнорировать разрывающийся телефон?
– Вы передумали?
Это был Адам.
– О чем вы?
– Вы согласны позировать?
Она сразу поняла, почему он решил позвонить. Ее мысли устремились вперед. Она сбросила скорость, чтобы сосредоточиться.
– Диана сказала, что вы обратились к ней за советом.
– Это правда.
Ничего не вышло , она позволила загнать себя в ловушку.
– Где вы?
– На полпути между Челтенхэмом и Бродвеем.
– Приезжайте прямо сейчас.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Наташа ехала на юг, к Бурфолду, пытаясь навести порядок в собственных мыслях. Как могла она согласиться – одна, поздно вечером – приехать в студию к Адаму? Самое страшное – ответить на вопрос, кому она доверяет в меньшей степени – Адаму или себе, – ей не удавалось...
Она попыталась проанализировать свои чувства. Бетани ушла от Адама, освободив его от каких-либо обязательств. Нет смысла притворяться, изображая благородную девицу, «которая ни за что не станет принимать ухаживания от парня подруги». Она согласилась позировать Адаму не потому, что разговор с Дианой помог побороть сомнения. Нет, она хотела этого. Уж не подражает ли она Стивену, который удивительно легкомысленно относится к противоположному полу, порой переходя границу дозволенного легкого флирта?
Адам впустил ее в студию. Заглянув в комнату через его плечо, Наташа отметила, что осветительные приборы уже расставлены по местам и все готово к съемке. В световом пятне стояла простая деревянная скамья.
Воспоминания разом пронеслись перед ее мысленным взором: встреча с Джейком и его приятелем, угрожающие нотки в голосе, записанном на автоответчик, следующая по пятам за «Санбимом» «Тойота-Селика»... Может ли Адам иметь к этому отношение? Нет, нужно думать о том, что происходит здесь и сейчас.
Он протянул ей бокал красного вина.
– Я пила вино на вечеринке у друзей.
– Выпейте еще немного, вреда не будет. Наоборот, вино поможет вам расслабиться.
Наташе это было необходимо, но, с другой стороны, ей хотелось сохранить способность мыслить здраво. Какого лешего я здесь делаю ? Этот вопрос следовало задать себе намного раньше.
Вино и ощущение внутренней свободы, которое оно могло подарить, оказалось слишком большим соблазном. Она пригубила бокал.
– В темной комнате висит костюм. Вы можете переодеться там.
Адам казался далеким и холодным. Она едва сдерживалась, чтобы не спросить, виделся ли он сегодня с Джейком Ромилли, знает ли о том, что она рылась в бумагах в его отсутствие. Она могла уйти сейчас, сию минуту – если бы он позволил.
Наташа вошла в маленькую дверь.
– Небольшое предупреждение, – сказал Адам. – Ткань немного влажная. Я потом объясню.
Влажная – это было мягко сказано. Костюм висел сзади на двери – длинная белая греческая туника, сшитая из тонкой хлопчатобумажной ткани. Капли воды стекали с подола, образовав лужу на лакированном полу.
В этом платье она будет практически обнаженной. Оно подчеркнет каждую линию, каждый изгиб ее тела.
Она вынесла тунику в студию, держа в вытянутых руках.
– Вы, похоже, шутите.
– Я окунул ее в теплую воду, и свет лампы будет согревать ее. Вы не замерзнете.
– Да, понятно. – Она повесила платье обратно на дверь. – Наверное, это была не очень хорошая мысль.
– Неужели вам не интересно узнать, что я хочу сделать?
Она фыркнула.
– Полагаю, что идея достаточно хороша.
– Ваш отец археолог. Он водил вас в Британский музей, когда вы были маленькой?
– Да.
– Он показывал вам коллекцию античных скульптур лорда Элджина?
– Да, конечно.
– Он рассказывал вам их историю? Как лорд Элджин вывез их из греческого Парфенона в девятнадцатом веке, как греки боролись за их возвращение на родину?
– Да.
– А знаете, как создавались классические скульптуры? – Он медленно приблизился к ней. – Они надевали на натурщицу мокрую одежду.
Когда их лица отделяли считанные сантиметры, он остановился.
– Я хочу сфотографировать вас в виде одной из античных скульптур.
– Поясните.
– Только если вы пообещаете остаться.
Наташа скрестила пальцы за спиной.
– Обещаю.
Она прошла вслед за ним в темную комнату. Он снял с полки книгу и показал ей фотографию одной из скульптур Элджина – две безголовые женские фигуры в туниках, склонившиеся друг к другу. На странице с ней соседствовала фотография Камерон: женщины, сидящие на скамье в тех же позах, что и статуи.
Адам передал книгу Наташе.
– Эта композиция изначально находилась в восточном фронтоне Парфенона, – пояснил он. – Камерон выбрала ее именно потому, что у женщин нет голов. Персонажи из мифов и легенд, – он взглянул на нее, – но из-за того, что голова отсутствует, нельзя установить, какие именно. И это, как вы понимаете, очень хорошо. Каждый видит в них то, что хочет.
Он говорил не о Бетани. Он говорил о ней.
– Когда мы встретились во второй раз, вы высказали интересную мысль. Я спросил, нет ли в вас русской крови, помните? Вы сказали тогда: «Мне нравится так думать». Я знал, что у вас не было способа выяснить это. Вы легко вписываетесь в картинку: одетая в меховую шубку девушка с гривой светлых волос и черными глазами, стоящая на Красной площади, а вокруг кружится снег... – Он протянул ей тунику. – Что ж, вернемся к мраморным скульптурам.
Вырванная из естественного окружения. Спасенная археологом. Личность неизвестна. Очень четко и изящно.
– Идея и правда хороша.
– Я рад.
Она взяла из рук Адама костюм и вернулась в темную комнату. Закрыла дверь, сняла платье и туфли. Решила, что нижнее белье тоже придется снять, поскольку оно наверняка будет просвечивать сквозь тонкую ткань. Раздевшись полностью, она на мгновение замерла и прислушалась, но из студии не доносилось ни звука. Интересно, чем занят Адам? Потом натянула мокрое платье. Прикосновение прохладной материи не было неприятным, по коже пробежала дрожь, как при погружении в холодную воду.
Она не знала, что сделать с волосами. Осмотрелась в поисках зеркала, потом вспомнила, что видела одно в дальнем конце комнаты. Наташа оглядела себя: влажная ткань обтянула узкую талию, выступающие костяшки бедер, не говоря уже о сосках. С удивлением отметила, как мало ее это беспокоит.
Она слегка одернула платье и открыла дверь. Адам расположился на скамейке, опершись локтями о колени. Перед ним лежала раскрытая газета.
Увидев, что она вошла в студию, он сложил газету, медленно осмотрел ее с головы до ног. Встал, приблизился, коснулся ее волос.
– Можно мне?
Она кивнула.
Он встал позади нее. Она почувствовала, как он взял ее тяжелые волосы рукой, закрутил, поднял и закрепил свободным и опытным движением на макушке. Потом поправил складки платья, оголив ей плечи. Его теплые пальцы касались ее кожи, отчего ткань платья казалась еще более холодной.
Адам вынул из кармана контурный карандаш для глаз.
– Закройте глаза.
Она почувствовала, как остро заточенный карандаш прошелся по векам.
– Отлично. – Он кивнул в сторону ослепительно-яркого светового пятна. – Теперь пришла ваша очередь.
Наташа пошла в указанном направлении. Пол холодил босые ноги, в голове пульсировала мысль: «Смотрит ли он на меня?»
Наташа села на скамейку. Лицо Адама спряталось за камерой. Казалось, она ждала целую вечность. Или даже дольше, так что тело успело занеметь, придавая ей сходство с настоящей статуей. Однако исходящее от слепящей лампы тепло было приятным, как солнечный свет. Она чувствовала, как высыхает платье.
Потом она заметила Адама, вернее его силуэт, стоящий в тени – он настраивал камеру, направлял на нее объекта и как оружие. Внезапно она почувствовала себя уязвимой. Ради всего святого , он же фотограф , а не Джеймс Бонд! В реальном мире оружие принято прятать, а это всего лишь фотоаппарат.
– Немного откиньтесь назад. Поднимите одну ногу на скамейку, как в книге, помните? Вот теперь хорошо.
Он снова исчез. Последовала ослепительная вспышка. Наташа была уверена в том, что моргнула.
– Приподнимите голову. Хорошо. Теперь проведите рукой вниз по груди. Расслабьтесь.
Еще вспышка.
– Теперь смотрите в сторону.
Вспышка.
– Совершенно новый поворот в игре в статуи! Почему я не слышу указаний по поводу эмоций? Я думала, это ваш стиль работы.
– Вам они не нужны. У мраморной статуи нет личности. Идея в том, что вы можете интерпретировать их так, как захотите. – Ослепленная, она с трудом различала смутные контуры его фигуры, движущейся позади фотоаппарата. Он шагнул в круг света, подошел к ней, согнулся, чтобы быть на одном с ней уровне, взял ее за подбородок, чтобы слегка запрокинуть ей голову. – Все, что мне нужно от оригинала – это идея классической красоты и благородства, отражение былых героических времен. В вас все это есть. – Он провел ее рукой вниз по ее телу.
Он продолжал смотреть на нее, медленно поднимая фотоаппарат на необходимую высоту, потом поднял руку, чтобы настроить объектив, осторожно и медленно, как если бы боялся спугнуть редкую птицу. Камера застыла в нескольких сантиметрах от ее лица.
– Расскажите мне о своей матери.
Она опустила глаза, потом взглянула прямо в объектив, едва удержавшись, чтобы не оттолкнуть его.
– Я ничего не знаю о ней... – Щелчок. – ... кроме того, что однажды ночью в 1973 году она была в больнице Джессоп в Шеффилде.
Ее удивляло, как легко она произносит эти слова. Камера придвинулась еще ближе.
– Что бы вы хотели получить от нее? Любовь?
– Понимание.
Камера повернулась. Еще щелчок.
– Когда вам сказали о том, что вы – приемный ребенок?
– Мне бы не хотелось говорить об этом.
– Вам никто об этом не говорил? Вы сами узнали?
– Да.
– Сколько вам было лет?
– Восемнадцать.
Наташа никогда и никому этого не рассказывала. Ни единой живой душе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40