Все знали крутой нрав адмирала Петра Михайлова. За неявку на морскую утеху не один из них поплатился штрафом, а кому-то ослушание стоило и карьеры.
На Котлин флотилия судов прибыла на второй день, дождь продолжал лить как из ведра, поэтому торжества откладывались, а приглашенные разместились в ожидании во дворце Петра, еще более богатом, громадном дворце Меншикова и домах других знатных особ.
На кораблях эскадры тоже готовились к торжествам, было предписано произвести салют при закладке крепости.
Чем занимается команда корабля на рейде, где непрерывно льет дождь, а корабль то и дело под ударами волн и порывами ветра кренит с борта на борт и он крутится из стороны в сторону на туго натянутом якорном канате?
Матросам работа всегда найдется. Часть отдыхает, сменившись с вахты, другие латают паруса, приводят их в порядок, третьи плетут из распущенных канатов кранцы, разные коврики, ремонтируют такелаж. Канониры лишний раз банят орудия, расхаживают винты для прицеливания, мало ли у них своих забот по артиллерийской части. Но в экипаже всегда сыщется несколько шустрых старослужащих матросов, которые ухитряются в такое ненастье кемарить где-то в потаенном уголке, заветном местечке, известном только своему обитателю.
В эту же пору офицеры, не попавшие на берег, проводили время за картами или, собравшись в просторной каюте, распивали бутылочку доброго вина, рассуждая о превратностях флотской службы, жизненных невзгодах и, конечно, о женщинах...
После обеда Бредаль, как обычно, дремал, но его разбудил вахтенный мичман:
— К борту подошла шлюпка с берега, видимо, прибыл пехотный офицер, под плащом не разглядишь.
— Ну так разберись и так или иначе проводи его ко мне.
Спустя несколько минут в каюте стоял пехотный майор.
— Честь имею, господин капитан-командор, майор Спиридов, комендант крепости Выборг.
Бредаль жестом указал на кресло, «Отец юнги, — сразу определил он, — сухопутчик, но чины флотские разумеет».
Оказалось, что он по службе был в Петербурге и через Апраксина получил разрешение государя побывать на торжествах и повидать сына.
— Что, отрок-то мой не шкодит? — спросил сразу отец.
— Справный малый, не трусит, за палубу не хватается, — улыбнулся Бредаль...
На Котлине Спиридов с сыном остановились у коменданта крепости во флигеле. Уложив сына спать, майор поспешил во дворец Меншикова. Там его ждали старинные приятели, братья Наум и Иван Сенявины, главный строитель кораблей Федосей Скляев, все бывшие преображенцы.
Друзья давно не собирались вместе, перебивая друг друга, вспоминали былое, годы юности, боевые походы, минувшую войну. Все так или иначе в свое время осаждали и штурмовали Выборг. Особенно гордился Скляев:
— В ту пору Петр Алексеич великую честь оказал, любимцем своим «Мункером» доверил командовать при походе к Выборгу.
Кроме звания «корабельного мастера», Скляеву царь присвоил морской чин «капитан-командор». Тот в совершенстве владел мореходным искусством.
Уже за полночь Спиридов спохватился:
— Пора мне, братцы, сынка-то пораньше взбудить надобно, не проспать бы праздник.
Скляев его успокоил:
— Не суетись, завтра с утра государь кумекать станет над чертежом новой цитадели, там у него еще вдоволь забот...
В самом деле, на следующий день, с утра, Петр был на яхте, «где делал чертеж фортеции котлинской». После обеда со свитой Петр вышагивал на месте по периметру будущей крепостной стены. Выбрав полянку, подозвал мастерового:
— Окопай ровиком квадрат, здеся закладывать цитадель станем.
Еще два дня гости томились в безделье, Петр что-то переделывал в чертежах будущей крепости, советовался с инженерами. Наконец все было готово, все собрались во дворце Меншикова, но вдруг задул сильный ветер, «морянка», нагнал воду с залива, и вода затопила место закладки крепости.
На следующий день, 7 октября 1723 года, с утра ветер начал стихать, вода пошла на убыль. Петр знал, что такое «ждать у моря погоды», и потому не мешкая распорядился:
— Начинай церемонию.
В первом часу пополудни загремели пушки Кроншлота, возвещая начало торжеств, и в эти же минуты с неба заморосил дождик, но Петр решительно зашагал к месту закладки. Около него и Екатерины, под зонтами, сгрудились придворные, напротив невозмутимо мокли под дождем военные, между ними терпеливо ежились послы и резиденты.
Среди иноземцев первенствовал французский посол Кампредон.
— Что ни говорите, коллеги, — с восхищением поглядывая на Петра, делился он своими эмоциями с датским и голландским послами, — а царь Петр — великий человек. Посмотрите, был он и барабанщиком, и плотником, из чина в чин дошел до адмирала. А каких прекрасных сухопутных и морских офицеров образовал. — Кампредон кивнул в сторону военных и перевел взгляд на корабли эскадры на рейде. — С этими судами в короткое время пересекал Балтийское море, непостижимо как быстро, с многочисленной армией...
«Тебе-то вольно хвалить Петра, ты со своей Францией далеко, — с кислыми физиономиями слушали воркотню француза датчанин и голландец, — а мы-то у него под боком. А ну, к нам нагрянет, да не по дружбе...»
Видимо, неоднозначное поведение иноземцев не ускользнуло от внимания их соседей.
— Гляди-ка, Кампредон-то развеселый, — растянул рот в улыбке Наум Сенявин, — а собратья его морщатся, видать, не в масть им ныне празднество наше.
— Купцы-то в Выборге сказывают, не такая им нынче воля, — прикрывая плащом сына, вставил Спиридов, — побаиваются, уж больно государь с Голштинией подружился, барышу ихнего убудет.
— Беда, что наших купчишек не раскачаешь. Дремлют бороды, выгоду упускают, а иноземцы-то тут как тут, — продолжил разговор Иван Сенявин, — верно государь приметил, что наши людишки ни во что сами не пойдут, ежели не приневолены будут.
Скляев не остался в стороне, переглядываясь с Кампредоном, вполголоса проговорил:
— Ныне французы к нам подбираются. Усмотрели по делу наших корабельщиков, проговаривают наш корабль в девяносто пушек купить, да жмутся по цене. Еще хвалят пушки наши да порох...
Наум Сенявин тронул Скляева за обшлаг:
— Гляди, поди началось...
Под грохот пушек вперед выступил священник... Дальнейшие события красочно запечатлел «Журнал Петра Великого»: «А во 2-м часу пополудни заложили крепость таким образом: перво был молебен с водоосвящением, и на молебне именована Кронштадт, а по молебне наперед сам Е. В. изволил положить три дернины, потом Ея Величество Государыня Императрица изволила положить три дернины, после того прочие все по одной дернине, а как положили все, то Е. В. угол отрезал, как быть больверку, а с Кроншлота учинена из пушек стрельба. Потом солдаты и матросы стали носить и класть дерн; а как положили в длину до указанного места, а в ширину по 8-ми дернин, тогда на том заложен солдатами и матросами был погреб, а знатным господам подношено было по бокалу хорошего вина бургонского».
...Канонада пушек цитадели Кронштадта достигла вскоре и отозвалась не только на берегах Балтики. В Париже вчитывались в донесения Кампредона, который, славословя Петра, сообщал, что он «великолепный гений, подкрепляемый зрелыми размышлениями ясного, проникновенного рассудка, чудодейственной памятью и храбростью».
Подводя итоги своим впечатлениям о стране пребывания, французский посол не лукавил: «Россия, едва известная некогда по имени, сделалась теперь предметом внимания большинства держав Европы, которые ищут ее дружбы, или боясь ее враждебного отношения к их интересам, или надеясь на выгоды от союза с ней», а все от того, что царь — «единственный монарх на Севере, который в состоянии заставить уважать свой флаг»...
Все верно подметил наблюдательный Кампредон в характере первого российского императора и его воздействии на обновление Руси. Вообще русский царь создал «флот из 60 кораблей, из которых 20 — линейные, причем ежегодно он увеличивает свой флот 150 галерами!!!»
Но взгляд француза скользил по поверхности, его глаз радовали выкрашенные борта и обтянутый исправно такелаж выстроенных на рейде кораблей. Многие из них — «Ингерманланд», «Полтава», «Нарва», «Ревель», построенные в петербургском Адмиралтействе, — отличались добротностью и превосходными мореходными качествами. Галерный флот для действий в прибрежных акваториях не имел себе подобных в Европе. Сооруженный Скляевым, по его проекту, 80-пушечный трехпалубный «Фридемакер» был сильнейшим среди европейских линкоров. И все же большинство кораблей и фрегатов Балтийского флота были закуплены в европейских странах. Сделки эти совершались тайно и скрытно, зачастую без тщательного осмотра судов, потому многие из купленных кораблей оказались на деле ветхими и непригодными для схваток с морской стихией...
На празднествах в меншиковском дворце Петр отвел в сторону Апраксина:
— Как с вояжем в Ост-Индию?
Какой моряк не грезит дальними странами? Петр тоже принадлежал к этому племени.
— Все путем, государь, фрегаты в готовности в Ревеле. Пополнить запасы — и в добрый путь. Токмо Вильстер ерошится, ждет ответа по своей записке.
— Ну-ну, пускай не ёрзает, — подмигнул Петр, — обдумать сие надобно.
Вся эта история началась, когда подписывали мир со Швецией. В Петербурге вдруг объявился шведский вице-адмирал Вильстер. Апраксин, усмехаясь, доложил Петру:
— Не от хорошей жизни сбежал Вильстер из Швеции. Повздорил с Ватрангом и прочими адмиралами, обозвал их непотребными словами. Правду ли молвит, но доказывает, что они трусливы, как зайцы. Просится к нам на службу. Клянется, что только русский царь истинный и храбрый адмирал.
Петра лестью трудно было умаслить.
— Слыхал я о нем, моряк исправный, не трус. И Крюйс выпытал где-то, что достойный капитан. Прими его покуда, пускай эскадрой командует. Возвернемся с Каспия, определимся с ним.
В «низовом походе» Петр уяснил, что путь в Индию сушей заказан, далекий и опасный.
— Снаряжай фрегаты, — распорядился он, — отправим Вильстера в Ост-Индию морем, он в тех краях плавал, дорога ему знакомая.
О приготовлениях экспедиции пронюхал посол Нидерландов, Вильде.
«В настоящую минуту, — доносил посол, — в Кронштадте снаряжаются три военных корабля. На них будут укладывать ружья, боевые припасы, с первым попутным ветром их пошлют в Испанию. Некоторые думают, что груз их назначается в Восточную Индию...»
Сейчас все было готово к отправке, но Апраксин доложил о записке Вильстера. Тот настоятельно советовал вместо Ост-Индии направиться к Мадагаскару.
— Доказывает, что в Мадагаскар плыть намного ближе и там без опаски аглицких напастей ожидать.
— Призови-ка его ко мне, — сказал Петр.
Обстоятельно разобравшись, он согласился с Вильстером:
— Готовь карты и все премудрости мореходские для навигации. Поплывешь к Мадагаскару. Капитанов на фрегаты я сам подберу. Все в секрете держи, доноси токмо мне, на худой конец — Апраксину. Срок тебе — отправиться до Рождества.
Первый вояж в неведомую страну готовили скрытно. Петр опасался: а ну как проведают нынешние недруги англичане, перетопят всех. Да и шведам палец в рот не клади, только и думки у них, как возвернуть потерянное.
Апраксин отыскал двух командиров.
— Первый — капитан-поручик Мясной Данила, ныне он «Девонширом» командует, служил у голландцев, Европу знает. Другой — капитан-лейтенант Киселев Михаила, семь кампаний отплавал в голландском флоте.
— Добро, помню их. Накажи Крюйсу, на те фрегаты впрок иметь на пушку по восемь десятков зарядов, провиант готовь месяцев на восемь. Сам проверь на фрегатах каждый парус, снасти прощупай. Чай, не к Гогланду поплывут.
— Петр Лексеич, — сомнения давно терзали Апраксина, — зима на носу, шторма не стихают. Фрегаты-то голландской постройки, повременить бы до весны.
— Не хныкай, Федор Матвеевич. Под Богом ходим, вдруг до весны не доживем. Кликни-ка мне Вильстера. Пускай доложит свои наметки.
Разложив карты, швед прочертил предполагаемый маршрут. Петр сразу же начал поправлять:
— Так негоже, каналом не пройдешь. После Зунда обойдешь Шотландию стороной. Пойдешь без флага, токмо в Мадагаскаре поднимешь, когда перед королевскими очами появишься. В гавани европейские не суйся.
— А ежели невмоготу, беда случится?
— Мотри сам, но все чтоб в секрете было. А нынче слухай и помятуй. Короля мадагаскарского, коли сыщешь, склоняй к езде в Россию. Ежели послов направит, сажай на фрегат и отправляйся к Архангельскому, а по зиме, так в Колу, там гавань не стынет.
— Не бывал я там.
— Капитан Мясной с тобой пойдет, он там бывал. О всем сказанном инструкцию получишь при пакете перед походом. Вскрывать пакет станешь, когда Зунд минуешь, тогда и капитанам объявишь...
Накануне Рождества, неподалеку от Ревеля, на рейде Рогервик, по сигналу пушки выбрали якоря фрегаты «Амстердам» и «Декронде» и, распустив паруса, отправились к Мадагаскару.
Увы, не успели отшуметь рождественские праздники, Апраксин получил весточку командира ревельского порта: «8 января пополудни в 4-м часу прибыли паки к ревельскому порту. „Амстердам“ весьма течь имеет и в великие штормы за тою течью быть на море невозможно...»
Сказались зимние передряги на Балтике, как и везде в северных морях. Фрегаты спустились до Либавы, где их прихватил жестокий шторм. У «Амстердама» разошлась обшивка в носу, вода хлынула внутрь, едва не потонули, пришлось возвращаться.
Петр поначалу разгневался, не переносил, когда его замыслы терпели неудачу. Не отходя, велел снарядить другие фрегаты, русской постройки.
— Выделишь из Ревеля «Принца Евгения» и «Крюйсер».
Но вскоре его пыл остудил Апраксин. Генерал-адмирал получил письмо из Ревеля и поспешил с докладом. Неожиданно у него появился союзник.
— Доносят мне, государь, из Ревеля. Объявился там генерал и командор шведский Ульрих. Тот самый, что пару годков назад в Мадагаскар отправился. Сказывает, якобы нет на Мадагаскаре единого правителя, а множество князьков царствуют, свара промеж их великая и междоусобица.
Петр, слушая Апраксина, закряхтел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65