— Нынче Персия вовсе дряхлой сделалась. На нее зарятся с запада турки на Тифлис и Эревань. С востока наседают афганы из Кандагара. Купцов наших повсюду бьют и притесняют. Да и персам с армяшками боязно везти товары в Астрахань. Грабят их в пути на суше и на море.
Петр молча слушал, рассматривая карту, составленную Волынским.
— Оттого, государь, — продолжал князь, — великий прибыток теряет наша держава. Мал-мала не одна сотня рублишек от одной таможни могла быть в казне нашей...
Персидский поход не только принес доход в казну, но и обезопасил границы. Западный и южный берега Каспия принадлежали теперь России. От крепости Святого Креста в устье Терека до Новой Крепости в заливе Энзели, на южном берегу Каспия, обосновались русские гарнизоны. Всего в крепостях и ретрашментах расположилось полсотни тысяч человек. Скоро выяснилось, что на их содержание тратилось денег больше, чем поступало доходов. К тому же непривычный жаркий климат вызывал массу заболеваний среди солдат и офицеров. В год умирало до трех тысяч...
Трудно представить, как управлялся бы Мишуков с флотилией из восьми десятков судов, если бы у него не было под рукой такого помощника, как капитан 2-го ранга Василий Урусов. Одиннадцатую кампанию проводил тот на Каспии. И потому знал дотошно море с прилегающими берегами, все приметные знаки на островах и побережье, подводные опасности и много Других вещей, которые постигаются моряком на деле. Особенно когда он не только зрит их воочию, но и ощущает своим нутром в минуты неординарные, в мгновения, когда во мраке ночном интуитивно вдруг приказывает переложить руль или перевернуть паруса и тем избавляет судно от смертельной опасности.
Урусов первые кампании плавал на шняве «Екатерина» в паре с Федором Соймоновым. Три года занимались они гидрографией, обшарили все каспийские берега и к началу Персидского похода представили царю первую, но довольно достоверную карту этого моря. Петр похвалил обоих моряков, и они царствовали в Персидском походе. Потом Урусову и Соймонову привелось перевозить морем войска генерала Матюшкина и штурмовать крепость Баку.
В последние годы Урусов устойчиво определился в Астрахани как второе лицо после флагмана, капитана над портом. С появлением Мишукова управление всеми экипажами и судами перешло под его надзор. Ни одно назначение или перемещение людей не производилось без его ведома, так же, как и снаряжение и отправка судов в море. Потому-то при встрече и не удивил Урусова вопрос капитан-командора:
— Как мыслишь, Василь Алексеич, новичок Спиридов потянет за капитана гекбота? Для начала на «Екатерину» думаю его определить.
— Навскидку, так смышлен и в действии работящ. Надобно в море поглядеть.
— И я к тому же, — просиял Мишуков, — пройдись-ка ты с ним до Гиляни, проверишь его в деле, нам кстати и муку пора в Решт отсылать, изголодались там, поди, солдатики. Да и ты проветришься. Нынче-то в сезоне еще в море не хаживал.
«Сам-то ты другую кампанию в Астрахани, а в море до сих пор дальше Четырех Бугров не высовывался», — посмеивался про себя Урусов, слушая капитан-командора.
— Гилянь так Гилянь, — согласился он, — завтра начнем грузиться.
Узнав о походе, Спиридов сразу спросил, какой груз, каким маршрутом предстоит плавание.
— Дозвольте, господин капитан второго ранга, узнать, где раздобыть карту, предварительный путь наметить.
«Знает порядок, стервец, все, как положено», — подумал Урусов.
— Получишь у меня карты и все пособия и инструменты для подштурмана. А пойдем в Решт, ближе к берегу, вдоль островов. Исходная точка от Четырех Бугров.
Накануне выхода погода установилась на славу. Ясное безоблачное небо, с востока тянул легкий ветерок.
Матросы укладывали последние мешки в трюме.
— Лучше не примыслишь, — глядя на заходящее солнце, сказал Минин, наблюдая, как распоряжается Григорий: «Все у него к месту, загодя изготавливает, а ну-ка шторм, тогда поздно станет и до оверкиля недолго».
— Прав ты, — на ходу ответил Спиридов, — нам в аккурат галфвинд слева по ходу способный ветер.
Располагая курсы плавания на видимости берегов, Урусов, по заведенному им порядку, знакомил новоиспеченных командиров с обстановкой плавания на Каспии.
После того как маяк лоцманской станции на острове Четыре Бугра скрылся за горизонтом, Спиридов уверенно скомандовал рулевому:
— На румб зюйд-зюйд-вест!
Чуть переложив румпель вправо, усатый матрос выждал, когда судно устроится на курсе и доложил:
— На румбе зюйд-зюйд-вест.
— Держать так!
Экипажем «Святой Екатерины» Спиридов был доволен. Из дюжины матросов всего один первогодок, остальные старослужащие. Одного из них он назначил за боцмана и старшим канониром. На гекботе по штату не было пушек, но, кроме ружей и пистолетов, матросам и офицерам полагалось два фальконета.
— На всякий случай, — пояснил провожавший их Сухотин, — на море шастают разные лезгины да кабардинцы, купчишек обирают.
Не полагался на судне и хронометр. Вместо него выдавали уходящим в поход часы-луковицы.
Окидывая взглядом иссиня-черное, с бархатным отливом южное небо, Минин, налаживая квадрант, восхищался вполголоса:
— На Балтике такой небосвод не взвидишь. Вроде бы Господь Бог одну материю сотворил для земли, ан здесь-то она по-иному смотрится, завораживает чем-то.
— Верно толкуешь, — отозвался Спиридов, — звезды здесь алмазами сверкают, подобно хрустальным кристаллам переливаются.
Григорий вскинул голову, оглянулся за корму, разыскивая что-то на небосводе.
— Глянь-ка, вона Полярная высвечивает, рассчитай-ка широту, покуда счисление надежно. Заодно и часы твои выверим, и квадранту ошибку определим.
Урусов, облокотившись о фальшборт, зевая, прислушивался к разговору: «Вроде бы соображает по времени ладно».
— Ну, капитан, пойду я передохну, — сказал он, подойдя к Спиридову.
И только темнота скрыла волнительный румянец на щеках Григория. Впервые он слышал в свой адрес такое вроде бы казенное обращение, но ему казалось, что в душе его что-то перевернулось, и теперь в жизни наступает новая для него пора.
— Не позабудь впередсмотрящего выставить, не ровен час, какой купчишка пьяненький без огней выскочит, — наставительно произнес Урусов, но тут же был несколько ошарашен.
— Вахта сия наряжена, господин капитан второго ранга, еще в сумерки...
В полночь Спиридов отпустил Минина:
— Передохни, Федя, небось умаялся за день.
Едва обозначились утренние сумерки, впередсмотрящий крикнул:
— Справа впереди земля!
Спиридов только что сверялся с картой в каюте, поднял зрительную трубу В утренней дымке, далеко, почти у горизонта темнела полоска земли.
— Должно, Тюлений остров, — зевая, подсказал сзади Минин.
— Он и есть, — согласился Спиридов, — придем на траверз, повернем на чистый зюйд. Следом за ним Чечень-остров обозначен.
В полдень миновали пустынный, поросший зеленым тростником низменный остров Чечень.
Кивнув на видневшиеся вдали склоны предгорья, Урусов пояснил:
— Устье Терека там, а южнее Аграханский залив. Ретрашмент и крепость Святого Креста.
Чем дальше к югу, тем величественнее становились горы; вершины их, опоясанные облаками, кое-где были одеты снежными шапками.
— Природа Дагестана благодатная, но народ здесь своеобычный, нас не особо жалуют. Лезгины и кумыки косятся, а за спиной и кинжалом грозятся.
Спустя два дня начались земли Ширванского ханства. У Дербента горы сплошь закрыли правую часть горизонта.
Следующими на пути, у оконечности Апшерона, лежали острова Святой и Жилой.
— За ними, у подножья гор, столица Ширвана, Баку, — чертил ногтем по карте Урусов, — бухта Удобная, а у ее входа остров Нарген. Государь именовал его так по примеру Балтики. В этом граде мне с государем и генерал-адмиралом Апраксиным быть приходилось. Встречали нас тогда ласково, а нынче По-прежнему склоняются к персам.
К входу в залив Энзели, в юго-восточном закутке Каспия, гекбот «Святая Екатерина» подошел в середине июня.
— Добрая здесь стоянка, — сняв фуражку и вытирая пот со лба, сказал Урусов, — но прежде до нее десять верст по каналу волочиться станем. — Он провел языком по пересохшим губам. — Для нас генерально водой запастись. В Реште ее из колодцев черпают, вонючая она, а до речки верст двадцать. Так или иначе, нам туда, наливаться водой не миновать. Думается, в заливе наши астраханские боты отстаиваются. На первый случай поделятся водой.
Предсказания Урусова оправдались. В заливе у причалов с убранными парусами замерли в полуденной жаре три гекбота, гукор и другие суда.
Урусов пошел с докладом к гарнизонному начальству, а затомившиеся матросы разделись по пояс и начали поднимать из трюма мешки с мукой. Скоро подъехали двухколесные арбы, запряженные буйволами.
Неожиданно у трапа появился Софрон Хитрово, общий знакомец Спиридова и Минина по гардемаринской роте. Он неделю назад пришел на гекботе из Баку.
— Доставили сюда важную персону, — сообщил он доверительно, — генерал-лейтенанта Румянцева.
— Чего он здесь позабыл? — удивился Минин.
— Самый главный от нашего государя, делит землю с персами, межу прокладывает пограничную. Вчерашним днем его экспедиция к Астрабаду направилась.
— Ну, стало, каждому свое, — рассудил Спиридов, пряча голову под растянутый тент на юте, — а светило-то печет здесь неимоверно.
— Покуда терпимо, — почесывая обгоревший нос, улыбнулся Софрон, — а вот после Петрова дня зной нестерпимый заполыхает до конца лета, не продохнешь.
— То ли день сейчас у нас в Кронштадте, — вздохнул Минин, — небось дождичек моросит, благодать, чаи гоняют, наверняка кораблики на рейде томятся...
В разгар лета на пустынном кронштадтском рейде под моросящим дождем сиротливо покачивались два фрегата — «Рафаил» и «Арондель».
Для Балтийской эскадры, как и для всего флота, наступила грустная пора. Еще весной Верховный тайный совет, несмотря на возражения Апраксина, постановил для экономии средств «корабли и фрегаты содержать в таком состоянии, чтоб в случае нужды немедленно могли к походу вооружены быть, провиант же и другие припасы, необходимые для похода, обождать заготовлять».
Решение это по делу было — и ни то и ни се. Корабли томились в гаванях, кое-как оснащенные рангоутом и такелажем, без запасов пороха и провианта. Случись, не дай Бог, внезапное нападение неприятеля, всех бы без особых хлопот перетопили.
Правда, чтобы создать видимость существования флота для соседей, Верховный совет все же разрешил два фрегата послать к Архангельску, а два держать в крейсерстве на Балтике. Для той же цели не прекращали периодически посылать из Кронштадта пакетботы в Любек и Данциг.
Один из них привез известие о кончине в Голштинии дочери Петра I, принцессы Анны Петровны. За ее телом в Киль надо было срочно послать корабли, но только с разрешения Верховного совета.
Вице-адмирал Сиверс тут же запросил Апраксина. Кроме Бредаля посылать было некого, но пунктуальный Сиверс оплошал, сообщил, что контр-адмирал Бредаль поведет отряд под своим флагом. Апраксин, получив запрос из Петербурга, ответил в тот же день, но порядок знал твердо и указал строго по регламенту: «Сего числа получил я из Коллегии адмиралтейской письмо, что против полученного указания из Верховного тайного совета для посылки в Голштинию по взятию тела Ее Высочества государыни цесаревны Анны Петровны приготовлены корабли „Рафаил“ и „Арондаль“. Разъясняю о шаутбенахте Бредале, что ему флагу своего, будучи в походе, иметь не подлежит, понеже по регламенту такому чину флаг иметь велено над 5-ю кораблями, и оный шаутбенахт определен в сей поход не для церемонии...»
Бредаль отправился в Киль с двумя фрегатами, и Кронштадтский рейд опустел совершенно...
За такими событиями обычно зорко наблюдают иностранцы, особенно соседи по морским рубежам.
«Несмотря на ежегодную постройку галер, — отзывался о флоте шведский посланник, — русский галерный флот сильно уменьшается, корабельный же приходит в прямое разорение, потому что старые корабли все гнилы, так что более четырех или пяти кораблей вывести в море нельзя. В адмиралтействах такое неосмотрение, что флот и в три года нельзя привести в прежнее состояние, но об этом никто и не думает. Последние два фрегата ушли за границу».
Верховоды на флоте все больше пеклись о своем благополучии. Вице-адмирал Змаевич, уплатив штраф, всеми правдами и неправдами отбивался от «почетной» ссылки в Астрахань и таки добился своего. С благословения Сиверса его постановили «вместо астраханского порта назначить главным командиром в Тавров для наблюдения за здешним адмиралтейством по постройке судов». Благо неподалеку случайно оказались и поместья, некогда дарованные Змаевичу...
Из Решта «Святая Екатерина» направилась в Баку. Начальник гарнизона новой крепости просил переправить в бакинский лазарет тяжело больных офицеров и солдат. Спиридов за время стоянки в Энзели убедился, что почти все офицеры и солдаты в Персии погибали не от вражеских пуль, а расставались с жизнью, пораженные лихорадкой, «животной» болезнью и другими лихоманками. За оградой крепости, на кладбище, он насчитал более сотни крестов на могилах русских воинов.
До траверза устья Куры дошли благополучно, дул ровный свежий ветер со стороны туркменской пустыни, с востока. Ближе к Баку ветер начал усиливаться, заходить к северу.
В вечерних сумерках белые барашки волн все чаще порывами шквального ветра превращались в водяную пыль. Недавно относительно ровная поверхность моря представлялась теперь взору вся изрытая впадинами, громоздящиеся курганами громадные волны захлестывали нос, перекатывались по палубе, смывая за борт все на своем пути.
Еще засветло Спиридов убрал почти все паруса, оставив один небольшой штормовой грот. Находившийся все время рядом со Спиридовым Урусов, кинув взгляд на карту, вышел на палубу и, вглядываясь в черневшие вдали очертания прибрежных гор, с приказными нотками в голосе проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65