более того, в эти часы, через заднюю калитку ее дома выскальзывала некая подагрическая фигура, чье описание точь-в-точь соответствовало известному во всем городе «глубоко засекреченному» барону Глобштоку.
— Мне нужен человек, достаточно умный, нахальный, смелый, не отягощенный понятиями добра и зла, любящий деньги и способный зарезать родную мать, — сказал ломбардец Бер, уставившись на Беф-Цура выпуклыми глазами. — И рыцарских кровей, — добавил он, щелкнув в воздухе пальцами, чтобы отвлечь внимание Беф-Цура от грациозно изогнувшейся в шезлонге Юдифи. — Послушайте, милая, выйдите отсюда…
Красавица проигнорировала его слова, но лениво переменила позу.
— Я у себя дома, — только и произнесла она.
— Ваш дом — сами знаете где, — пробормотал Бер, которого начинала все больше раздражать неуправляемая Юдифь. Он вопросительно посмотрел на Беф-Цура.
— Но такой человек у нас уже есть, — ответил наставник зилотов. — Робер де Фабро. Ведь он находится в полном подчинении профессора из Толедо и выполнит любое ваше приказание.
— Фабро нужен мне для других целей. Пусть пока он добывает славу на полях Син-аль-Набра и входит в доверие к графу Танкреду. Кроме того, я же сказал, что мне нужен человек сообразительный, а у нашего бедного рыцаря осталось слишком мало мозговых извилин. Боюсь, что у вас также сокращается их количество.
— Вы мне льстите! — с ненавистью ответил Беф-Цур, чьи кулаки, способные пробить стену, периодически сжимались. — Ладно, у меня есть на примете такой человек. Он промышляет разбоем в районе Триполи. Зовут его — Этьен Лабе. Он оказывает мне кое-какие мелкие услуги.
— Отправляйтесь и разыщите его.
— И что я должен ему сказать?
— Что его ждет великое будущее, — усмехнулся Бер. — В виде виселицы, если он не прекратит свое ремесло. А короче: берите его за шиворот и тащите в Цезарию, под крылышко к Шартье-Гримасе, не скупитесь на деньги и обещания. Там я встречу его и расскажу, что надо делать.
— А что надо делать? — спросил Беф-Цур. Ломбардец вздохнул.
— Ваш разбойник станет главой мыльного рыцарского ордена, который посеет ужас и отвращение у всех благочестивых католиков. Он станет великим магистром ордена ублюдков и дураков, но цели и задачи, провозглашенные им будут самые возвышенные и благородные, которые так нравятся гоям. Хотя сам Лабе не должен знать об истинных замыслах.
— И как же будет называться сей Орден?
— Орден тамплиеров, — коротко ответил Бер. Юдифь рассмеялась, глядя на удивленного Беф-Цура. — Да, да, — подтвердил ломбардец. — Где одни тамплиеры, там могут быть и другие; где один Гуго де Пейн, там будет и второй. И этот второй станет отражать поступки первого, словно в кривом зеркале. Впрочем, я слышал, что он уже убит под Син-аль-Набром, хотя это и не важно.
— Жаль, если так, — заметила Юдифь. — Мне нравился этот рыцарь.
— Я найду для вас ему замену.
После нескольких дней поисков, Беф-Цур наконец-то наткнулся на логово Этьена Лабе, как раз тогда, когда тот вернулся с новой добычей: баронессой Левенкур и ее спутником. Уединившись вместе с главарем разбойников, Беф-Цур коротко рассказал ему о заманчивом предложении начать новую жизнь в Цезарии, облеченную почетом и деньгами. Глядя на прыгающие от радости глаза Этьена Лабе, можно было даже не спрашивать его согласия. Но осторожный Беф-Цур все же спросил:
— Дать вам время на раздумье?
— Нет! — почти заорал Лабе, боясь поверить в свалившееся на него счастье. — Едем немедленно!
— Хорошо, — улыбнулся Беф-Цур. — Тогда отпускайте своих людей — они нам не понадобятся, их рожи будут только мешать. Или еще лучше: уйдем незаметно, не прощаясь…
— Ах, да! — воскликнул Лабе. — У меня же там сидит одна парочка, за которых можно получить неплохой выкуп. Как с ними быть? Не оставлять же их моим мерзавцам?
— Прирежьте, если вам так жалко поделиться со своими близкими, — посоветовал Беф-Цур, вставая. — Я буду ждать вас на развилке у трех дубов. Через час.
— По рукам! — ответил разбойник, обдумывая, что же сделать со своими пленниками? Ему страшно не хотелось упускать из рук столь лакомую добычу.
А в запертой комнате византийская принцесса смотрела на мечущегося от стенки к стенке Ренэ Алансона, прислушиваясь к пировавшим неподалеку разбойникам.
— Перестаньте! — попросила наконец она. — В глазах рябит.
— Дорогая Анна! — бросился перед ней на колени Алансон. — Умоляю вас, скажите лишь одно слово: да или нет?
— Нет, — произнесла принцесса. — Поскольку вижу по вашим глазам, что вы снова намерены заговорить о любви.
— Да, да! — воскликнул Ренэ. — Только любовь — это божественное чувство, воспетое Вергилием, может спасти нас!
— Каким же образом?
— Сила любви безгранична! — туманно пояснил Ренэ. — Обещайте, что вы выйдете за меня замуж — и мы выберемся отсюда.
— Но как?
— Сначала обещайте, — капризно попросил изнеженный рыцарь.
— Сначала ответьте, — упрямо возразила Анна. За долгие годы она привыкла к своему постоянному спутнику и поклоннику, но не представляла его в роли своего мужа.
— Нет, обещайте!
— Подите вон, — устало попросила принцесса. Рыцарь уныло ткнулся в запертую дверь.
— Как же! — пробормотал он. — И рад бы — да не могу… Ну хорошо, — вновь повернулся он к принцессы. — Скажем разбойникам, что мы — муж и жена, молодожены, влюбленные, и тогда они обязательно отпустят одного из нас за выкупом. А так никто из нас не покинет этой комнаты. И мы будем сидеть здесь до мартовских календ, рассылая письма своим поверенным. Соглашайтесь, время не ждет.
— Логично, — подумав, ответила Анна. — Но даже понарошку я не желаю быть вашей женой.
— И тем не менее, это единственный выход.
— Но почему не сказать, что мы — брат и сестра?
— Потому что… потому, — невразумительно отозвался Ренэ.
В это время замок в двери заскрежетал и она распахнулась. В комнату вошел Этьен Лабе, держа наготове острый и длинный кинжал. Он решил последовать совету Беф-Цура и избавиться от пленников. Вернее, сначала — от мужчины, а девушку — увезти с собой, и… договориться о выкупе наедине.
— Собирайтесь! — хмуро сказал он принцессе. — Мы переезжаем в другое место. Более… безопасное. А вы — остаетесь.
— Позвольте! — возмутился Ренэ Алансон. — Мы — супруги, нас нельзя разлучать!
— Можно, — криво усмехнулся Лабе, боком приближаясь к нему. Но лишь только он повернулся к Анне Комнин спиной, как она пружинисто вскочила с места и обрушила на голову разбойника кувшин с водой.
— О, дьявол! — взревел Лабе, наваливаясь по инерции на Ренэ. Кровь полилась по шее и плечам, но он не потерял сознание, крепко сжимая кинжал и пытаясь пронзить грудь француза. — Стерва! Мерзавка! — площадно ругался он, повернувшись к византийской принцессе. Ренэ схватил колченогий стул и ударил им по спине разбойника. Лабе рухнул на колени и, перекатившись по полу, пошатываясь, поднялся возле двери. Глаза его яростно горели, а кинжал угрожающе выставлен вперед. Подойти к нему было невозможно.
— Сейчас вас прикончат! — пообещал он, отступая за порог. — Я заставлю вас жрать конское дерьмо!
Дверь за ним захлопнулась, щелкнул замок и тяжелые шаги стали удаляться. Прошло несколько напряженных минут. Тяжело дыша, Анна Комнин взглянула на Алансона.
— Кажется, нам конец, — произнесла она тихо.
— И все равно я люблю вас, — отозвался он, продолжая держать в руках обломки стула. Впервые принцесса взглянула на него не так, как раньше, — без того постоянного пренебрежения и насмешки. Она наконец-то поверила, что этот рыцарь действительно искренно любит ее.
— Мне очень жаль, — грустно сказала она. — Я была уверена, что он хочет убить вас. Но теперь мой лексикон пополнился новыми словами. Правда, ненадолго.
Внимание их привлек раздавшийся шум за стенами комнаты, крики, бряцанье оружия. Они были уверены, что главарь ведет сюда своих разбойников и приготовились достойно встретить смерть. Руки их инстинктивно переплелись, и Анна Комнин в неожиданном порыве прижалась к плечу Ренэ, а он поднял над собой обломок стула, надеясь проломить голову первому, кто войдет сюда. Шум и топот в соседних комнатах, коридоре и вокруг дома усиливался. Похоже было, что идет какая-то схватка. Уже слышались стоны раненых, ржанье лошадей…
Этьен Лабе, выскочивший из своей комнаты, где он упаковывал в холщовый мешок золото и драгоценности, награбленные за последнее время, подбежал к окошку и высунул наружу голову. С первого же взгляда ему все стало ясно: дом был окружен всадниками и спешившимися людьми в белых плащах с восьмиконечными красными крестами, его часовые обезоружены, а внутри здания уже шел бой. Лабе узнал худощавого рыцаря, командовавшего нападавшими. На его пощаду рассчитывать главарю разбойников было бы напрасно: у них были старые счеты.
— Вот, дьявол! — пробормотал Лабе, юркнув по узкой лестнице в мансарду. Прижимая драгоценный мешок к груди, он выбрался на крышу и побежал по кровле; достигнув ее конца, Лабе перепрыгнул на конек сарая, а оттуда — перескочил на крышу конюшни. Спустившись вниз, он вспрыгнул на первую попавшуюся лошадь и, настегивая ее, помчался по лесной дороге к условленному месту встречи с Беф-Цуром.
Дверь в запертую комнату с грохотом сорвалась с петель и появившийся худощавый рыцарь, ловко увернувшись от стула Ренэ Алансона, влетел внутрь.
— Судя по тому, что вас держали взаперти, вы — пленники? — спросил он, убирая меч в ножны.
— Вы правы, — сказала Анна Комнин. — Нас захватили несколько часов назад, на дороге из Антиохии. А кто вы?
— Разрешите представиться: Жак Греналь, — улыбнулся рыцарь. — Меня еще называют — Истребитель Разбойников. Я очищаю дороги от разной нечисти по заказу Ордена тамплиеров и его командора — Гуго де Пейна.
— Так вы… тамплиер? — спросил Ренэ Алансон, все еще не решаясь расстаться с ножкой от стула.
— Нет. Но надеюсь стать им в скором времени, — пояснил Жак Греналь. — Я давно выслеживал Этьена Лабе, но, кажется, ему удалось ускользнуть и на сей раз.
— Вы проводите нас до Иерусалима? — спросила Анна Комнин.
— Ну разумеется, — ответил Греналь-Истребитель.
3
По Иерусалиму быстро разнеслась весть о возвращении Гуго де Пейна и его тяжелом состоянии. К Тамплю стекались толпы паломников, нищих, калек, падших духом, которые когда-то приняли заступничество мессира и тамплиеров, и, благодарные им, тревожно гудели у белокаменных стен. Оруженосцам и слугам порою приходилось грубо разгонять их, чтобы они не мешали покою раненых. Бодуэн I ежедневно слал в Тампль корзины с изысканными яствами, фруктами, вином, орехами для выздоравливающих рыцарей. Но весь провиант, по приказу де Пейна, тотчас же раздавался обездоленным. Скромность и умеренность в еде, приверженность к простой пище становились одной из заповедей тамплиеров, чему особенно противился Бизоль де Сент-Омер, с завистью поглядывающий через окно на нищих, хватающих нежнейшее мясо фазанов грязными руками. Сердце его в эти мгновения обливалось кровью, а к горлу подступал комок голодных слез. В конце концов, он в ярости выскочил на улицу и палкой разогнал всех бродяг, словно стаю наглых дроздов, облепивших рябиновое дерево. А своему оруженосцу Дижону велел отныне сносить все присланные корзины к себе в покои, оставляя нищим лишь куски хлеба и капустные листья.
Между тем, твердой уверенности, что Гуго де Пейн выживет не было ни у кого, и что тогда произойдет с еще не окрепшим и не набравшим силу Орденом тамплиеров, если он лишится своего лидера и главы? Все горизонтальные и вертикальные связи Ордена держались, пока что, на личном авторитете и энергии Гуго де Пейна, кроме того, лишь он обладал теми сокровенными знаниями и таинствами, переданными ему аббатом Сито. Не рассыплется ли хрупкое здание, еще не пропитанное цементом времени, когда рухнет его главная башня? Не разбредутся ли рыцари-тамплиеры по своим дорогам, лишенные объединившего их мессира? Сомнения стали одолевать всех тех, кто пристально следил за деятельностью Ордена и его командора, связывая с этим свои надежды, вожделения или опасения. В различные города и страны Запада и Востока полетели депеши и письма, поспешили гонцы, чтобы передать из уст в уста важное сообщение, испросить дальнейших инструкций и заручиться поддержкой в предполагаемых действиях. Иерусалимский патриарх Адальберт направил папе Пасхалию II длинное послание, где предлагал в очередной раз переподчинить все существующие в Палестине рыцарские и монашеские Ордена лично ему, дабы координировать их единую линию на благо католической Церкви; попутно ругая и обливая грязью Бодуэна I за его бездарный провал осенне-зимней кампании у Син-аль-Набра и на восточных границах государства, где он потерпел сокрушительное поражение от моссульского султана Малдука, едва избежав пленения. В Константинополе эпарх Стампос ломал голову над донесением грека Христофулоса: объективно, смерть Гуго де Пейна, а значит и крах Ордена тамплиеров, был бы выгоден всей внешней политике Византии в Палестине, поскольку там рухнула бы еще одна опора католического влияния, учитывая все возрастающую мудрую деятельность в Святом Городе православного игумена Даниила; но с другой, субъективной стороны, как к сему факту отнесется василевс, который лично поручил заботиться и охранять этого рыцаря, оказавшего на него странное и непонятное воздействие, и что вообще связывает византийского императора и главу Ордена тамплиеров? Кроме того, Стампоса заботили еще две вещи: отсутствие известий о поездке Анны Комнин в Иерусалим, и постоянно возникающие волнения в Константинополе, появляющиеся на стенах домов и храмов воззвания к народу, стихийные сборища простолюдинов, требующих каких-то свобод и прав, будто им плохо живется под спокойным и трезвым правлением императора Алексея? На этих людских кипениях подвергался оскорблениям не только сам василевс и его родня, но — что самое худшее! — и вся вековая история Византии, весь ее вклад в мировую культуру и цивилизацию;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90