Но, распускавшие эти слухи — быстро исчезали, а пытавшиеся докопаться до истины — замолкали навсегда. Тафуры умели хранить свои тайны…
Днем Виченцо Тропези отправился на подворье, куда неожиданно прибыла большая партия паломников. Захватив с собой пару слуг, он занялся их обустройством и размещением. В организованном им приюте и столовой закипела работа. Виченцо порадовало, что василевс Византии Алексей Комнин сдержал данное Гуго де Пейну слово, — до самой Эдессы паломников сопровождал отряд императорских трапезитов — легких конников. Правда, уже в Палестине, возле крепости Тир, на пилигримов напали скрывавшиеся в засаде турки, основательно потрепав их и ограбив. Не убереглись паломники и от разбойничьих шаек. Виченцо рассчитывал закончить свою работу к вечеру.
Вскоре, вслед за молодым генуэзцем, дом покинул Бизоль де Сент-Омер, препоручив охрану здания и Сандры Роже де Мондидье и Нивару. Сам он направился в знаменитые яффские бани на берегу моря, думая скоротать там пару часов и всласть попариться, поваляться на раскаленных по-турецки плоских камнях. Но в термах он случайно встретил Филиппа де Комбефиза, также большого любителя бань, совершавшего вояж по прибрежным городам Палестины. Болтая о том, о сем, вспоминая турниры и войны, они не заметили, как быстро пролетело время и стало темнеть. Попрощавшись с бароном, Бизоль заторопился домой.
А два часа назад жилище покинул и Роже де Мондидье. Сандра прилегла отдохнуть в своей комнате, а Роже, высунувшись из окна, считал ворон на соседней крыше. Вдруг внимание его привлек ехавший по улице рыцарь на породистом скакуне. Роже аж поперхнулся от волнения: этим рыцарем был Этьен Лабе, да и любимого коня невозможно было не узнать.
— Стой, ворюга! — заорал Роже, выпрыгивая из окна. Следом за ним — кубарем по лестнице — скатился и косоглазый Нивар. Они вскочили на своих коней и, позабыв о том, что должны охранять дом и Сандру, помчались по улице за уносящим ноги Этьеном Лабе, оставив ворота открытыми настежь. Таким образом, спящая в своей комнате Сандра осталась одна во всем доме.
Если бы Беф-Цур знал о том, что дом пуст, а ворота открыты, он бы не стал ждать два часа до наступления сумерек, а спокойненько выполнил то, что надумал. Да и Чекко Кавальканти приехал бы сюда пораньше. Но и тот и другой со своими людьми терпеливо выжидали, когда стемнеет. Беф-Цур с зилотами коротал время на пустыре возле забора, а Чекко Кавальканти — в каштановой роще неподалеку. Когда солнце скрылось за горизонтом, оба они произнесли одну и ту же фразу:
— Пора!..
Зилоты перебросили железные крючья с веревками через высокий забор, а латники рысью выехали из каштановой рощи.
Сандра проснулась от скрипа половиц на лестнице. Она встала, присела к зеркалу, поправила прическу. Осторожные шаги приблизились к ее комнате и замерли. «Наверное, это Роже, — подумала она. — Видно, заблудился». Сандра поднялась и открыла дверь, шагнув в темный коридор.
— Роже, — позвала она. — Где вы?
В это время чья-то рука сзади зажала ей рот. Она ударила локтем в солнечное сплетение, но резкий дурманящий запах какого-то снадобья перехватил ее дыхание, и она почувствовала что уплывает в туманный и неведомый мир…
Роже, погнавшись за Этьеном Лабе потерял его из виду на центральном рынке Яффы, где проходимец, спрыгнув с коня, затерялся в толпе торговцев и покупателей. Тщетно Роже и Нивар рыскали по всему базару, расталкивая людей — вор спрятался словно иголка в стогу сена. Разочарованным преследователям пришлось вернуться назад. Когда они подъезжали к дому, с другой стороны улицы к распахнутым настежь воротам спешили Бизоль и Виченцо, встретившиеся возле приюта паломников. С изумлением они узрели приближающихся Роже и Нивара.
— Вы что — оставили Сандру одну? — крикнул им возмущенный Бизоль. — Почему ворота нараспашку?
Виченцо уже выхватил свой меч и вбежал во двор. Следом за ним поспешили Бизоль, Роже и Нивар. По песку тянулись следы крови, скамейки в саду были перевернуты, кусты измяты, на крыльце дома лежал мертвый латник с кинжалом в спине.
— О, Господи! — проговорил Виченцо, толкнув дверь. Внутри дома картина, представшая их глазам была еще более ужасна. Похоже, что тут произошло настоящее побоище. На первом этаже все было разгромлено, окна выбиты, мебель разрублена и вспорота мечами. Всюду валялись мертвые люди: на полу, на лестнице, свесившись с подоконника… Роже насчитал семь трупов.
— Здесь еще трое! — крикнул со второго этажа Бизоль. Виченцо в это время рыскал по комнатам, открывая одну дверь за другой, перешагивая через убитых. Некоторые из них были в кольчугах, с зажатыми в руках короткими итальянскими мечами; другие — с кинжалами, в просторных белых одеждах, с выбритой узкой полоской на волосах — от затылка ко лбу.
— Ее нигде нет! — в отчаянье крикнул Виченцо, спускаясь по лестнице. — Ее убили или похитили!
— Зачем похищать мертвое тело? — усомнился Бизоль. — Она жива, непременно жива, и мы найдем ее!
— Может быть, Сандра испугалась и спряталась где-нибудь? — предположил Роже; ему было совестно смотреть Виченцо в глаза: ведь это по его вине Алессандра осталась одна в доме!
— Я разыщу ее или умру, — пообещал он молодому генуэзцу.
— И я тоже, — подтвердил Бизоль.
Но Виченцо будто не слышал их. Он опустился на ступеньки лестницы, закрыл лицо руками и замер, словно каменное изваяние.
У входа в дом послышался шум, голоса, бряцанье оружия. Встревоженные соседи по кварталу, слышавшие некоторое вреди назад резню в доме, вызвали стражников, и сейчас они осторожной боязливой толпой поднимались на крыльцо. Заглянув в прихожую, начальник стражи увидел трех рыцарей с обнаженными мечами и целую кучу окровавленных трупов. Ситуация была ясна.
— Сложите оружие! — потребовал он, делая знак стражникам окружить рыцарей. — Я арестовываю вас по подозрению в убийстве всех этих людей!
— Бизоль, давайте подчинимся, — промолвил Роже, перехватывая руку друга, с занесенным над головой мечом.
3
Замок Аламут, расположенный в горах Эльбруса, был главной резиденцией Старца Горы, великого магистра ассасинов Дан Хасана ибн Саббаха и считался самой неприступной крепостью не только Востока, но и всего мира. Вырубленный в каменной гряде, нависающий над отвесными скалами, обнесенный сторожевыми башнями и бойницами, поднятый выше облаков, поддерживающий связь с населенными пунктами через узкие, непроходимые тропы, которые в любой момент по сигналу Старца могли быть разрушены камнепадом, — он являл собой пример могущества и неуязвимости, и недаром носил название Орлиного Гнезда. Другие замки и крепости Хасана ибн Саббаха находились в труднодоступных районах Сирии, Ирана и Ливана. Железной рукой магистр ассасинов утверждал свою силу и власть. Его изощренности и коварства опасались все монархи Европы и Востока без исключения. Простой крестьянин-перс, благодаря своему выдающемуся уму, стальной воле, хитрости, жестокости, звериной интуиции, жажде власти и отсутствию каких-либо нравственных норм, сумел подняться и вознестись, подобно своему замку Аламут над облаками людских страстей и желаний. Те же качества, присущие больше дикому зверю, чем человеку, он прививал и своим фидаинам-убийцам, ибо всегда делал ставку на острый кинжал, яд, тугой шнурок, вырытую западню… Ассасины наводили ужас на весь свет. Их ненавидели. Но и сам Хасан ибн Саббах также ненавидел весь мир. Своими кровными врагами он считал европейских рыцарей, хлынувших в Палестину, их противников — сельджуков, египтян, персов, иудеев, византийцев, — всех. Все были его врагами, а весь мир подлежал уничтожению, чтобы на его обломках выросло новое царство — с железной дисциплиной и единственной религией, где поклоняться будут только Хасану ибн Саббаху!
В ближайшее время семидесятилетний, полный сил и энергии великий магистр ассасинов, задумывал предать смерти прежде всего — Бодуэна I, Иерусалимского короля; султана Мухаммеда, верховного правителя сельджуков; главу католической церкви Пасхалия II, а заодно и пребывающего где-то в немецких землях антипапу Сильвестра, — воздав каждому из пап по серьге; византийского басилевса Алексея Комнина; и императора Священной Римской Империи Генриха V. Над судьбой египетского султана Аль-Фатима и моссульского — Малдука — он еще раздумывал. Казнь правителя Мардина — Иль-Газм ибн Артука и сивасского эмира Данишменда — пока откладывалась. «Ничего, — думалось магистру в холодной, вырубленной в скале опочивальне (он не любил тепла). — Они никуда не уйдут от фидаинов. Смерть настигнет и их». Сам Хасан ибн Саббах рассчитывал прожить еще пятьдесят лет. До установления своего царства во всем мире. Огорчало его сорвавшееся по чьей-то вине убийство французского короля Людовика IV. Когда ему доложили, что помешал приведению приговора некий рыцарь, по имени Гуго де Пейн, Старец Горы, затрясшись от ярости, велел уничтожить его, стереть с лица земли. Но следы де Пейна затерялись, а теперь он объявился в Иерусалиме. Приказав готовить повторное покушение на Людовика IV, Хасан ибн Саббах отдал распоряжение выделить трех ассасинов для Гуго де Пейна. Подумав немного, он решил, что для рыцаря будет достаточно и двух убийц-фидаинов.
В отношении покушения на собственную жизнь он не беспокоился. Хасан ибн Саббах не покидал неприступный замок Аламут, а проникнуть в него, несмотря на то, что в крепости было постоянно не более пятидесяти ассасинов, мог только человек, обладающий крыльями орла, или изворотливостью змеи.
Дремота овладела магистром, сидящим в мраморном кресле. Холод от каменных стен, стужа из распахнутых окон, мерзлота от белого, в кровавых прожилках мрамора, — действовали на него как самый горячий жар из камина. Он растворялся в этом холоде, соединялся с ним всеми клеточками своего тела, наслаждался, словно бы погружая свой разгоряченный, безумный мозг в ледяное, мертвое озеро, где не было ни жизни, ни света.
Глава VI. ТЮРЬМА, ЛЮБОВЬ И СВОБОДА
Судьба! Сколь шатка ты, сколь непрочна!
Зачем так разум страждущий терзать?
Тюрьма — свидетель: ты была вольна
И жизнь мне дать, и в счастье отказать…
Королева Елизавета I

1
Граф Людвиг Фон Зегенгейм был доставлен в закрытой карете в тюрьму Мон-Плеси, и там, по указанию барона Глобштока, его руки и ноги заковали в железные кандалы, пропустив через них цепь, прикрепленную к стальному кольцу в стене. В узкой и сырой камере могли едва-едва разместиться двое человек. Сквозь маленькое, зарешеченное окошко виднелся кусочек голубого неба.
— Отдохните-ка пока здесь, граф, — ехидно проговорил барон Глобшток. — Это лучшее, что я могу вам предложить. Тяжелая, окованная медью дверь захлопнулась за ним, и Людвиг опустился на каменный пол, усмехнувшись любопытной крысе, высунувшей свою острую мордочку из норы в углу. Многие узники, попавшие в тюрьму Мон-Плеси, находили в ней свой последний земной приют…
А в темнице города Яффы, в большом подвале, где когда-то был винный склад, томились другие пленники — Бизоль де Сент-Омер, Роже де Мондидье и Виченцо Тропези, задержанные на месте кровавой резни. Вместе с ними в подвале находилось еще пять человек: двое бродяг, задержанных за нарушение общественного порядка, один мелкий воришка, укравший на рынке гуся, приговоренный к повешению разбойник и не заплативший налоги с проданной сельди торговец рыбой. Бизоль огромными шагами мерил пол, упираясь то в одну, то в другую стенку, словно запертый в клетку медведь. Роже играл в кости с разбойником, чья казнь была назначена на утро. Виченцо, безучастный ко всему, сидел, прислонившись к опрокинутой бочке: его больше всего тяготило исчезновение Алессандры.
— Зря ты меня остановил, — проворчал Бизоль, задержавшись возле игроков. — Надо было открутить стражникам головы, и мы бы не торчали здесь третьи сутки!
— Кто же знал, что дознание у них тянется так медленно? — отозвался Роже.
— Некоторые ждут суда по году! — добавил разбойник, бросая кости. — Мне еще повезло: не стали долго цацкаться. Чик! — и готово.
— А за что тебя? — спросил Роже, выкинув две шестерки. — Играем на твою веревку — я возьму ее потом в качестве сувенира.
— Э-ээ, нет, не пойдет! Я уже обещал ее нашему тюремщику. За кое-какие услуги, — и разбойник вытащил из-за пазухи бутылку вина, протянув ее, после доброго глотка, Роже. — А поймали меня, когда мы с приятелем почистили проезжих купцов на дороге в Яффу.
— Вот из-за таких, как вы, мир катится в пропасть, — сказал прислушивавшийся к разговору торговец рыбой.
— Усохни, чешуя! — откликнулся разбойник. — Я бы удрал, да приятель подвел. Когда его лошадь сломала ногу, я подскакал к нему и предложил взобраться ко мне за спину. Мой конь выдержал бы двоих. Но напарник, зараза, оглушил меня рукояткой меча и умчался от погони. А я, как видишь, попал в тюрьму.
— Ты случайно не знаешь такого — Этьена Лабе? — мимоходом спросил Роже, вновь выбрасывая шестерки.
— Как не знать! — усмехнулся разбойник. — Это он и есть, мой приятель. Жаль, не его повесят, а меня…
— Послушай, — воодушевился Роже. — Если я помогу тебе выбраться отсюда, ты поможешь мне отыскать этого Лабе?
— С удовольствием! — отозвался разбойник. — Меня зовут Жак Греналь. А где тебе выбили глаз?
— Наткнулся в темноте на шпиль Парижского собора. Бизоль! Пойди-ка сюда!
— А что ты сделаешь с этим Лабе, когда разыщешь его?
— Сверну ему шею.
— Тогда сверни ее в одну сторону, а я доверну в другую. У меня с ним свои счеты, — сказал Греналь.
— Хорошо, — согласился Роже и обратился к подошедшему Бизолю:
— Друг мой, ты был бесспорно прав: нам нечего здесь делать и ждать целый год. Давай-ка подумаем, как выбираться отсюда?
— Давно бы так! — вздохнул Бизоль, развернув мощные плечи.
Бодуэн I уклонился от встречи с Гуго де Пейном, перепоручив его заботам Лиона Танкреда. В приемной влиятельного наперсника де Пейн столкнулся с бароном Жираром — магистром Ордена иоаннитов. Змеиная улыбка чуть тронула губы барона, когда он прошел мимо рыцаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90