Они чувствовали себя легко, спокойно, до странности беззаботно, освобожденные чьей-то волей от земных тягот. Гуго де Пейн впервые улыбнулся хозяйке, откинувшись на спинку кресла; князь Василько расслабился, подперев щеку рукой и не спуская глаз с огненно-рыжей красавицы. Гуго де Пейн с удивлением почувствовал, что ему не хочется уходить; более того, ему было приятно сидеть здесь, словно он случайно набрел в своих странствиях на чудесный оазис в пустыне, где его встретили с любовью и пониманием, утолили жажду и увлекли в бездонную прохладу синих глаз. Далеко-далеко, будто в глубине души чуть тревожно зазвонил тихий колокольчик, но де Пейн не стал обращать на него внимания. В конце концов, он сильно устал за последнее время — у него не было ни минуты отдыха; уже три года он непрерывно занимался созданием Ордена, посвящая ему все свое время, а сейчас выдались именно те мгновения, когда можно позабыть обо всем… обо всем… Князь Василько отчего-то засмеялся, взглянув на вошедшего взлохмаченного человека, подошедшего к Юдифи, и Гуго также нашел его вид достаточно смешным. Но равнодушно не придал странному гостю ровным счетом никакого значения.
— Уйдите! — резко сказала Беру Юдифь, сверкнув посеревшими глазами. Ломбардец что-то шепнул ей на ухо, а потом удалился.
— Кто это? — спросил Гуго; а голос его прозвучал так странно что он и сам не поверил — его ли это слова? И вновь его поразил странный вкус пригубленного вина.
— Мой дядя, — произнесла Юдифь; шепот ее проплыл над столом, обволакивая мозг. Князь Василько неловко опрокинул кубок с вином и красная жидкость, словно густая кровь потекла по столу, капая на пол. И тотчас же лютня заиграла быстрее, надрывно, звуки ее ворвались в комнату, закружились, забились в агонии. Юдифь легко соскользнула с кресла, сбросила с плеч широкий красный шарф, взметнувшийся прозрачным облаком, изогнула гибкий стан, примериваясь в танце к ритму неведомой музыки. Руки ее плавно поднялись вверх, обнажив хрупкие, изящные плечи, рыжая головка запрокинулась, стройные ноги оторвались от мягкого ковра… Это был даже не танец, а полет какой-то яркой, блестящей, вещей птицы, взлет ее над землей и морем, уводящий за собой к обжигающему солнцу. Постепенно он становился все сильнее, быстрее, мучительнее, словно превращался в безумную пляску любви и смерти. Она танцевала для них, и оба рыцаря, пораженные и восхищенные смотрели на нее. Когда Юдифь, обессиленная, достигшая незримых высот, опустилась на ковер, Гуго де Пейн и князь Василько, вскочив с кресел, бросились к ней, помогая подняться. Благодарная, она протянула им свои тонкие руки. Было уже далеко за полночь, но время осталось где-то за стенами этого дома. Казалось, вечер только-только начался, и самое главное — впереди. Но все дальнейшее стало восприниматься Гуго де Пейном в искаженном свете; он видел происходящее будто бы через толщу воды, а порою и вовсе его сознание покрывал мрак, туман, где еле-еле светились слабые огоньки… Мелькали неясные картины: разлитая кровь на столе; князь Василько, пытающийся подняться; склоненное над ним лицо Юдифи, ее змеиная улыбка и холодные пальцы; другое лицо с взлохмаченными волосами, целая череда лиц; и голоса, голоса, обнимающие его руки, смех, шепот, жар… он пытался разлепить налившиеся тяжестью веки, но они стали точно свинцовые, и де Пейн почувствовал, что проваливается, летит в глубокий темный колодец, и не за что зацепиться, чтобы остановить это странное падение…
3
Византийская принцесса Анна Комнин, испросив соизволения отца на посещение Иерусалима, жила ожиданиями скорого отъезда и близкой встречи с любимым рыцарем. Осеннее время года и политическая ситуация в Византии и Палестинском королевстве способствовали поездке, а благодаря стараниям тамплиеров маршрут царственной особы не вызывал опасений. Дороги, по которым должна была проследовать принцесса, были расчищены от разбойничьих банд, да и сельджуки после серии поражений больше не показывались во владениях Бодуэна I. И хотя некоторая тревога все же наполняла сердце василевса, он вынужден был согласиться на неудержимый порыв дочери, которая мотивировала свое желание «тягой к обогащению кругозора и расширению знаний». Истинная причина, впрочем, была ясна без слов: стоило лишь взглянуть в ее печальные вишневые глаза. Эпарх Стампос, каждые полгода получавший подробный отчет от Христофулоса о пребывании Гуго де Пейна в Палестине, о всех его передвижениях, связях, поступках и высказываниях, постарался как можно лучше обеспечить безопасность принцессы. За пару недель до ее отбытия, вперед были высланы небольшие конные отряды трапезитов, а саму Анну Комнин сопровождал ее неизменный спутник во всех путешествиях Ренэ Алансон и пятнадцать рыцарей, отобранных лично военным логофетом Гайком. Принцесса не пожелала, чтобы о ее поездке были извещены официальные лица в Иерусалиме. Она хотела преподнести сюрприз Гуго де Пейну. Но страдающий от безответной любви к принцессе, брат французского монарха, Ренэ Алансон также догадывался о том, что влечет в Святой Город Анну Комнин. За последнее время он так иссушил свое сердце, обладая в мечтах прекрасной принцессой, сжигая свою душу в любви к ней и ненависти к счастливому сопернику, что готов был пойти на все, чтобы добиться своей цели.
Когда Анна Комнин в окружении своей свиты выехала из багряного под октябрьским солнцем Константинополя, в тот же четвертый день второго месяца осени 1113 года к Иерусалиму со стороны Енномовой долины приблизился экипаж, окруженный всадниками-латниками гессенского рыцаря Бломберга: они привезли в столицу королевства трех подобранных возле крепости Петра измученных долгим переходом из Египта путников — графиню Катрин де Монморанси, князя Гораджича и его слугу Джана. Силы их уже начинали восстанавливаться, но встреча с мессиром и будущее виделось в тревожной и призрачной дымке.
Если преданного китайца Джана заботили лишь невзгоды своего хозяина, и он жил его жизнью, то сербский князь, успевший за последнее время полюбить мужественную графиню, испытавшую с ним все тяготы их египетских приключений, по мере приближения к Иерусалиму, становился все мрачнее и мрачнее. Он выполнил задание Бодуэна I и Гуго де Пейна, хотя и потерял при этом одного из лучших рыцарей Палестины — Рихарда Агуциора, и была ясна даже приблизительная дата наступления войск молодого султана Исхака Насира — тот день, когда они должны были перейти границу: из нескольких достоверных источников, приближенных к двору правителя, этот срок был назначен на конец октября. Другой груз лежал у него на сердце и занимал все мысли: возвращение Катрин де Монморанси и ее встреча с Гуго де Пейном. Он знал про одиночество мессира, его свободу и полную теперь независимость графини от всех обязательств перед султаном Магриба Юсуфом ибн-Ташфином. Как встретятся они после десятилетней разлуки? Какой путь определит им дальнейшая судьба: пойдут ли они навстречу друг другу или прошлое уже невозможно будет вернуть, и дороги их разойдутся. Милан Гораджич втайне мечтал и надеялся на последнее.
Тяжело и тревожно было на душе и у Катрин де Монморанси. Как прекрасно было бы вернуться в светлые дни юности, вычеркнуть из памяти эти годы и возродить ушедшую любовь. Но сейчас между ней и Гуго де Пейном стояла неодолимая преграда. У каждого из них была теперь своя жизнь, хорошо ли она текла или плохо — не важно: разрушить преграду времени казалось безумием. Женская интуиция подсказывала ей, что Гуго не мог забыть ее, но вправе ли она вновь появляться на его горизонте? Ведь вполне возможно, что сердце его уже принадлежит другой… И ни он, ни она не виноваты в том. Смеет ли она разрушить чужое счастье?
Экипаж был доставлен прямо к Тамплю, и Гораджич тепло попрощался с гессенскими латниками. Еще прежде он уговорил графиню, хотя бы временно, расположиться в доме тамплиеров, пока она не приведет свои дела в порядок. Гораджича удивило, что ворота были открыты, а во дворе суетливо бегали слуги. Ухватив за полу кафтана пробегавшего мимо оруженосца Андре де Монбара — Аршамбо, который в испуге вытаращил на него глаза, точно увидел перед собой привидение, Гораджич спросил:
— Что здесь, черт возьми, происходит? И куда все подевались?
— Пропал мессир! — заплетающимся языком проговорил Аршамбо, уверенный, как и многие другие, что сербский князь сгинул в пустынях Египта. — Уже второй день он не ночует дома, и никто не знает — где он? Все рыцари отправились на его поиски. Не случилось бы беды…
Стоящая за князем графиня испуганно вскрикнула: ей показалась чудовищной сама мысль о том, что долгожданная встреча может не состояться перед самым концом, что вновь проклятая судьба вмешается в их, жизнь.
— Приготовьте комнаты и все необходимое графине де Монморанси, — потребовал князь Гораджич. А мне — коня и оружие!
Тамплиеры, разбив Иерусалим и его окрестности на секторы, занимались поисками Гуго де Пейна, так странно исчезнувшего вместе с князем Васильком после своей обычной вечерней прогулки. Опросы жителей тех домов, мимо которых проезжал мессир, пока ничего не дали. Не могли же два рыцаря провалиться сквозь землю или испариться в небесной выси? Если бы они приняли бой, то отзвуки его уж наверняка достигли бы стен Тампля. Что же случилось?
Граф Норфолк, Виченцо Тропези и Алессандра, следуя по маршруту де Пейна, удалились так далеко по дороге в Иерихон, что давно проехали место встречи мессира и князя с Юдифью; попадавшихся им жителей и путников они расспрашивали о минувшем вечере, — но все было тщетно. Возвращаясь обратно, три всадника свернули к тропе, которая вела мимо заброшенных усадеб и яблоневых садов, где вообще не было видно ни одного человека. Они не знали и даже не догадывались, отчего обезлюдело это место с плодородной землей и зеленеющими деревьями, в ветвях которых продолжали петь и резвиться птицы.
— Странно! — промолвил граф Норфолк, ехавший впереди. — Куда же подевался весь народ?
— Я прежде никогда не бывал здесь, — проговорил Виченцо, осматриваясь вокруг. — Такое впечатление, словно все жители бежали от чумы…
Если бы он знал, что не так уж и далек от истины… Только болезнь, которую выговорили его уста, не была чумой. Имя ее было другое и столь страшное, что оно произносилось в Иерусалиме шепотом и считалось Божьей карой — ниспосланной иудеям за их грехи перед Господом. Болезнь эта была — проказа. А дорога, по которой они сейчас ехали, вела в отгороженный от всего мира иерусалимский лепрозорий, где жили и доживали свой век прокаженные, установив тут свои порядки и верша свой суд, отринутые обществом и ненавидя его всеми силами души.
Но не только опасность встречи с больными проказой подстерегала на этом пути всадников. Беспечно продвигаясь по дороге к лепрозорию, обнесенному высокой каменной стеной, сложенной еще три века назад, они не обратили внимания на неотступно следовавшего за ними от Золотых ворот всадника, в надвинутой по самые глаза шляпе. Человек-этот, то далеко отставал от них, то исчезал вовсе, скрываясь, очевидно, за деревьями.
Да и что мог сделать он один против двух хорошо вооруженных, храбрых рыцарей, уже доказавших свою доблесть во многих сражениях? Даже, если этим человеком был сам Чекко Кавальканти…
Судьба его в последнее время складывалась так. Залечив рану, полученную им от кинжала Беф-Цура, растеряв своих латников и слуг и оставшись один, Чекко покинул Яффу и переехал в Иерусалим, поближе к Тамплю и вожделенной Алессандре Гварини, все еще надеясь на чудо: что ему удастся овладеть ею или, в крайнем случае, убить. Все его бесплодные попытки осуществить свои жестокие замыслы до сих пор оканчивались неудачей. Так было на Эгнатиевой дороге, в бухте Золотого Рога, в домике Тропези в Яффе. Но тем жарче и яростней становилось его желание добиться цели, хотя бы для этого пришлось вступить в сделку с дьяволом. Сейчас, выследив тамплиеров и Алессандру, Чекко взвешивал все за и против, продолжая двигаться за всадниками с осторожностью вышедшего на охоту одинокого волка. «Когда-нибудь они ошибутся, — раздумывал он, не выпуская их из вида. — Надо ждать…» И хищник дождался своего часа: выслеживаемая им жертва осталась одна.
Спешившиеся всадники приблизились к журчащему ручью и разделились. Двое рыцарей удалились вверх по руслу, очевидно, в поисках хвороста для костра, и Алессандра осталась одна возле лошадей. «Теперь твой выход!» — сказал сам себе Чекко Кавальканти и, вытащив из-за пояса кинжал, спрыгнул с коня. Осторожно ступая, он стал продвигаться вперед… Сандра, сидя на берегу ручья, задумчиво смотрела на его журчащие воды и выпрыгивающих рыбок, когда лошади за ее спиной испуганно заржали. Она повернула голову и разглядела лишь метнувшуюся к ней тень страшного бритоголового человека со шрамом. Испуганно вскрикнув, Сандра схватилась за короткий меч на боку, но железные пальцы сдавили ее горло, а сознание стало таять. Чекко поднял безжизненное тело на руки, поцеловал в губы и потащил к лошади. Перекинув Сандру поперек седла, он вскочил на коня и вонзил в его бока шпоры.
Крик Сандры услышали оба рыцаря. Они прибежали к месту стоянки, но увидели лишь оседающую на тропу пыль, смятую траву и брошенный возле ручья меч девушки.
— Проклятье! — выкрикнул Виченцо, яростно размахивая мечом. — Ее похитили!
Подпруги у лошадей были перерезаны, и рыцари, сбросив седла на землю, вскочили верхом. Но оба коня, словно испытывая страшную боль, стали заваливаться на бок: спины их кровоточили от ран. Чекко не пощадил даже благородных животных, полоснув по крупам кинжалом.
— Не отчаивайтесь! — произнес граф Норфолк. — Еще не все потеряно. Тропа огибает ручей, а если мы побежим по его руслу, наискосок, то выберемся на ровное место и увидим похитителя на равнине. Захватите только свой лук! — сам он также забросил колчан со стрелами и лук за спину, и оба рыцаря бросились по берегу ручья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90