Мучаясь тревогой и опасениями за судьбу Виченцо и Алессандры, Бизоль де Сент-Омер решил не дожидаться возвращения своего оруженосца Дижона, а самому отправиться в Иерусалим, разыскать там Чекко Кавальканти и вызвать на поединок. Но перед своим отъездом из Тортозы, он надумал отправить с группой возвращавшихся в Европу паломников короткую весточку своей жене в Шампань. Усевшись за обеденный стол, он задумался над первой фразой. И через полчаса корявым почерком вывел: «Любимая любовь моя, Луиза!» Потом решил сделать небольшую передышку и велел слугам подавать жаркое. Покончив с легким завтраком, Бизоль продолжил: «Мой гнедой жеребец подвернул ногу и две недели хромал…» Остановившись, Бизоль с сожалением подумал, что жеребца пришлось продать, но писать о том не стал, чтобы не расстраивать супругу. А о чем же тогда? «Я, кажется, похудел, потому что готовят здесь всякую дрянь. Мы, кстати, уже добрались до Иерусалима. Приеду и все расскажу», — вывел он и задремал. Проснувшись, Бизоль с неохотой продолжил: «Что еще? Все. Пусть Жанетта ждет нашего одноглазого циклопа. Скоро мы все вернемся. Прощай, дорогая Луиза! Береги наших девочек». При воспоминании о дочках, глаза Бизоля увлажнились, и он смахнул с ресниц появившуюся слезу. «Старею, — подумал он. — Но не век же мне торчать в этой Палестине?»
Отправив с паломниками письмо, Сент-Омер выехал из Тортозы, оставив несколько своих людей обеспечивать охрану паломников от разбойничьих шаек. В Акре он разыскал вернувшегося туда Роже де Мондидье, который в таверне играл в кости с тремя рыцарями.
— Как успехи? — полюбопытствовал Бизоль, наклонившись над плечом будущего родственника.
— Отстань! — отмахнулся Роже. — Не мешай.
Его единственный глаз горел таким азартом, что, казалось, деревянные стены и вся мебель в таверне должны неминуемо вспыхнуть.
— Едем в Иерусалим, — предложил Бизоль, нисколько не обидевшись. — По слухам, Гуго выезжает с отрядом в Керак, осажденный сельджуками. И Чекко появился…
— Погоди. Мне еще нужно выиграть сбрую к лошади.
Метнув в последний раз кости, и полностью экипировавшись за счет незадачливых партнеров, Роже поднялся из-за стола.
— Вот теперь я свободен, — произнес он, обнимая Бизоля. — Кстати, не встречал ли ты где рыцаря по имени Этьен Лабе?
— Нет.
— Если встретишь, схвати его покрепче и не выпускай, пока не позовешь меня.
— Он что, обыграл тебя в кости?
— Такой человек еще не родился. Просто у меня должок к этому Лабе.
— Тогда я ему не завидую…
Добравшись до Цезарии, друзья выяснили, что маркиз Хуан де Сетина смертельно болен и лежит в доме наместника города графа Франсуа Шартье. Воспалительный процесс, начавшийся у маркиза в сырых подвалах, где он разбирался в архивах, достиг своей высшей стадии, перекинулся на мозг. Надежд на выздоровление почти не было — об этом говорили лучшие доктора Цезарии. Бизоль и Роже тотчас же поспешили к своему старшему другу. Они увидели гнетущую картину: мертвенно-бледный маркиз, обложенный подушками, был без сознания; лицо его исхудало, высохло, походило на голый череп, обтянутый кожей. С губ бредящего маркиза срывались отдельные непонятные слова, фразы. Он не узнавал присутствующих. В ногах его кровати беззвучно плакал, не стыдясь своих слез, всегда такой высокомерный идальго Корденаль. Увидев вошедших в комнату рыцарей, он бросился им навстречу, пытаясь что-то сказать, но слова давились в горле.
— Он не щадил себя, — произнес Шартье-Гримаса, шедший следом, и морщившийся по привычке, словно уже чуял запах покойника. — К сожалению, вашему другу осталось жить считанные часы.
— О, ужас! — прошептал Роже, вглядываясь в лицо маркиза.
— Ну зачем ему понадобилось заживо хоронить себя в подвалах? — так же тихо ответил Бизоль и вздрогнул: ему показалось, что веки маркиза слабо шевельнулись, а неподвижные зрачки направлены в его сторону. Он подошел к кровати и склонился над изголовьем.
— Вы узнаете меня, Хуан? — негромко и ласково произнес Бизоль. — Это я — Сент-Омер, ваш друг.
Зрачки маркиза расширились, и он прошептал слабым голосом: — Передайте… де Пейну… сокровища… Грааль… в Храме… вскрыть фундамент… по старой окружности… на пересечении…
Ему было тяжело говорить, и он замолчал, закрыв глаза.
— Бредит, — уверенно сказал Шартье, прислушивавшийся к словам больного. Бизоль отодвинул его тяжелой рукой и снова нагнулся к де Сетина.
— Все это вы сообщите де Пейну сами, дорогой Хуан, — решительно произнес он. — Ну кто вам позволит умирать, подумайте? Все доктора — коновалы, они способны только залечить вполне здорового человека.
— Точно! — подтвердил Роже. — Корденаль, выбросьте все микстуры и пузырьки с лекарствами в окно! Отодвиньте шторы, впустите свежий воздух! Приготовьте крепкий куриный бульон и принесите самое лучшее, бьющее в голову вино. Мы поставим маркиза на ноги!
— Но позвольте… — возразил Шартье-Гримаса. — Доктора уверяли…
— Засуньте этих докторов в чью-нибудь задницу, — посоветовал Бизоль. — Лучше всего — в свою. Вы чуть не уморили нашего друга.
Вспыхнувший от негодования Шартье, выскочил из комнаты, роняя на ходу туфли. А Роже и Бизоль начали борьбу за жизнь маркиза де Сетина. Они действовали своими, проверенными методами. Болезнь прячется в самих докторах, считал Бизоль. А также в темноте, сырости и слишком деликатной пище. Поэтому он выписал маркизу свой рецепт: холодные ванны, яркий солнечный свет, мясные отвары с острой приправой и крепкое вино. Воспрявший духом Корденаль, охотно помогал совершать над своим хозяином эти экзекуции. Три дня бились друзья за жизнь маркиза, не выходя из дома Шартье и не подпуская ни его, ни докторов к постели больного, отсылая обратно приготовленные домашним поваром кушанья и вышвыривая в окно лекарства. Три дня они не спускали глаз, не давая угасать невидимой свече в теле Хуана де Сетина. И — о, чудо! — на четвертые сутки маркиз начал приходить в сознание… Взгляд его стал проясняться, он узнал Роже, Бизоля и Корденаля, на губах появилась слабая улыбка.
Выждав еще день, Бизоль велел со всеми предосторожностями перенести Хуана в снятый им дом, где он был бы огражден от посторонних лиц. Почувствовав, что кризис миновал, что на смуглых щеках маркиза вновь обозначился легкий румянец, Бизоль отвел Корденаля в сторонку и сказал:
— Теперь маркиз вне опасности. Но меня беспокоит другое — эта лиса Шартье. Думается, он специально пытался залечить нашего друга.
— Несомненно! — подтвердил Роже.
— Выставите возле дома своих кабальерос и никого не допускайте к маркизу. Мне кажется, он наткнулся на нечто такое, что обрадует Гуго. Берегите и охраняйте его. Теперь вы, Корденаль, отвечаете за него головой.
— Об этом можно не напоминать, — ответил вновь ставший высокомерным идальго. И это было лучшим признаком выздоровления маркиза.
— Люди каждой нации напоминают мне кого-либо из птиц, — философски заметил Роже де Мондидье по дороге в Яффу. — Эти испанцы, например, настоящие индюки, косящиеся на тебя одним глазом. Англичане — невозмутимые цапли, стоящие на одной ноге в болоте, наполненном лягушками. Мы, французы — петухи, любящие драку и курочек; немцы — карканье вороны с тяжелыми клювами; итальянцы — болтливые попугаи; евреи — воробьи, способные утянуть корку хлеба из-под носа глупого голубя; а славяне — этот самый голубь и есть.
— Не скажи, славяне умеют драться, — возразил Бизоль. — Ну, а кто же по-твоему византийцы?
— Павлины.
— А Турки?
— Стая грачей.
Болтая таким образом, друзья достигли Яффы. Здесь им повезло: Бизоль встретил одного из своих слуг, который сообщил, что Виченцо Тропези в городе, и проводил их до уютного домика на окраине. Неожиданно нагрянувшие гости обрадовали Виченцо и Алессандру. Обменявшись последними новостями, к вечеру все уселись за празднично приготовленный ужин.
— Не хочу вас пугать, но Чекко Кавальканти находится в Палестине, — первым делом сказал Бизоль, набрасываясь на запеченных в сметане карпов. В это время, со стороны пустыря, донесся тихий, щекочущий нервы свист. — Что это? — спросил он, подозрительно приглядываясь к рыбам.
Виченцо и Алессандра переглянулись.
— Точно такой же свист я слышал в окрестностях Ренн-Ле-Шато, когда каменный обвал накрыл несчастных кабальерос.
— Вот это я и хочу выяснить сегодня ночью, — произнес Тропези и рассказал все, что узнал за последние дни о таинственном пустыре.
— Я полезу в эту чертову дыру вместе с вами, — тотчас же воскликнул Бизоль, выслушав его.
— А я — нет! — поморщился Роже. — Мне надоели фальшивомонетчики еще во Франции. Как-то раз мы с де Пейном чуть не утопили их в бургундском.
— Дорогой Роже, уймите мое женское любопытство, — сказала ему Алессандра. — Ответьте всего на один вопрос.
— Догадываюсь — какой! — усмехнулся рыцарь. — И где это я потерял свой глаз, да? — Алессандра кивнула головой. — Мне выбил его Бизоль де Сент-Омер.
— На спор. Одним ударом, — подтвердил невозмутимо его друг. — Вот такие у нас дурацкие шутки.
2
С отрядом в сто латников (больше граф Танкред выделить не смог), Гуго де Пейн и Андре де Монбар двигались к Кераку. Накануне, еще в Иерусалиме, между ними состоялся разговор о загадочном «греческом огне».
— Да, — подтвердил Монбар. — Такой огонь существует. Его применяли еще древние греки против фракийских племен.
— И что же он из себя представляет? — полюбопытствовал де Пейн, осматривая внутреннее убранство Тампля.
— Мощный взрыв и растекающийся по всей поверхности земли огонь, который невозможно ничем погасить. Пламя будет полыхать до тех пор, пока не выгорят химические соединения. Скажу более: в Труа мне удалось выявить формулу этих соединений.
— Расскажите поподробнее.
— Охотно. Но я и не знал, что вы интересуетесь химией.
— Только для общего развития, — улыбнулся де Пейн.
— Видите ли, если взять лед и посыпать его солью, то лед быстро растает — так действует одно вещество на другое, — начал Монбар. — Различные соединения вызывают разные реакции. Что-то горит, что-то булькает, что-то испаряется, а что-то может взорваться и разворотить целую гору. Кстати, все это использовал в своих волшебных фокусах придворный чародей графа Шампанского Симон Руши.
— А вы сами можете изготовить «греческий огонь»?
— Пока еще нет. Но попробую, — задумчиво ответил Андре де Монбар. — Но зато я могу предложить вам нечто другое. На первое время.
— Что же?
— Я предполагал, что вам потребуется в Палестине нечто вроде этого, — и Монбар пригласил Гуго де Пейна в свою комнату, где в деревянном сундуке хранились два мешочка с разными по цвету веществами, напоминающими, в одном — белую, густую сметану, только резко и отталкивающе пахнущую, а в другом — желтоватый и мягкий сыр, похожий на строительную замазку. Но это не были ни сыр, ни сметана.
— Если взять ложку продукта из правого мешка и соединить с двумя ложками из левого, — проговорил Монбар, откровенно любуясь своим хозяйством, — а также добавить щепотку вот этого перца, — и он выудил из сундука кувшинчик с темными круглыми зернами, — то вся эта смесь, вступив между собой в реакцию — взорвется, едва вы успеете досчитать до десяти. Но если пропорции немного изменить, то взрыв может произойти немедленно, а может — и через два-три часа, даже через сутки. Все зависит от количества соединений.
— А давайте-ка проведем испытание, — предложил Гуго де Пейн.
Захватив оба мешочка и «перец», рыцари отправились по вифлеемской дороге в долину Еннома. Выбрав удобный, безлюдный холм, поросший диким кустарником, они остановились.
— Приступайте, — сказал де Пейн. Монбар достал дорожные весы и тщательно отмерил необходимые дозы.
— Это будет быстрый взрыв, — пояснил он, держа в руке три кулечка.
— Смотрите только, чтобы вам не оторвало голову.
— Не беспокойтесь.
Монбар осторожно смешал содержимое всех кулечков в пакете и швырнул гремучую смесь в кусты.
— Ложитесь! — крикнул он де Пейну. Оба рыцаря рухнули на потрескавшуюся от жажды землю, а из кустов через несколько минут прогремел взрыв и вверх взметнулось пламя огня.
— Отлично! — произнес де Пейн, весьма довольный этим зрелищем. Он задумался. — А если вашу смесь облачить в полый металлический шар? Как вы думаете, что произойдет?
— От внутреннего давления взрыв будет еще большей силы, а шар разнесет в клочья.
— И осколки полетят в разные стороны?
— Да, — подтвердил Монбар, понявший мысль Гуго. — Они будут обладать убойной силой, разящей насмерть. Это будет сильное оружие.
— В таком случае, — подытожил де Пейн, — надо заказать в кузнечной мастерской несколько десятков таких шаров с отверстиями и подготовить деревянные пробки для них.
— А я заранее отмерю равные доли смеси и буду держать их наготове.
— Я рад, что мы так отлично понимаем друг друга, — улыбнулся де Пейн. — И продолжайте свою работу над греческим огнем…
Сейчас, когда они направлялись в Керак, эти металлические шары-бомбы лежали вместе с остальной поклажей в тележке, а подготовленная Монбаром смесь хранилась в отдельных мешочках, притороченных к седлу его лошади. Через три дня пути впереди показались берега Иордана.
Когда латники Гуго де Пейна подошли к крепости Керак, последние отряды сельджуков Умара Рахмона покидали свои позиции, а Людвиг фон Зегенгейм наступал на пятки арьергарду неприятеля. «Керакский Гектор» теснил и гнал их, пока не выбил за пределы Палестинского государства. Потом он прекратил преследование, надолго поселив в сельджукских сердцах боязливый страх перед своим мечом, и вернулся в город, где его встретили Гуго де Пейн и остальные рыцари-тамплиеры. Простые жители, высыпавшие за крепостные стены, шумно праздновали снятие осады и победу над турками. Со всех сторон неслись ликующие крики, в воздух летели шапки, цветы, монеты, женщины выносили из домов детей и показывали им Людвига фон Зегенгейма: все понимали, что именно он явился спасителем обреченного города. Немецкого графа сняли с лошади и на руках понесли по запруженным и празднично украшенным улицам, а комендант крепости Рудольф Бломберг устроил в его честь салют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90