.. В общем, распустила хвост. И тут же она похолодела от ещё одного воспоминания: пока она хвасталась, Алик отложил в сторону фотоаппарат и как-то весь подобрался:
- Неужели этого ещё никто не видел? - взволнованно спросил он.
- Никто! - с радостной готовностью ответила она. - Никто абсолютно. Завтра понесу в издательство.
- Но ведь это настоящая научная работа, правда? Значит, у тебя должен быть научный руководитель.
- Он у меня был, когда я в аспирантуре училась, но он был уже старенький и несколько лет назад умер. Вот, а больше никто ничего о моей работе не знает.
- Какая ты молодец! Уже и договор с издательством заключила, правда?
Ей бы насторожиться и сказать: да, заключила, все в порядке. А она, дура набитая, идиотка, безмозглая, развратная тварь, блаженствовала от сознания своей талантливости и неповторимости и так и ляпнула:
- Нет, есть только устная договоренность. Они возьмут рукопись, отдадут её на рецензию, а потом уже будем договариваться...
- Не боишься, что зарубят?
- Ни капельки, - хвастливо заявила она. - Все же знают, с кем я начинала работу. А потом у меня все документы приложены, они в отдельной папке лежат, вот тут, внутри большой, вместе с текстом романа.
Алик взял со стола папку, взвесил её на руке и засмеялся. Да-да, она прекрасно помнит, что он засмеялся:
- Ну и кирпичи ты таскаешь, хрупкий мой ангел!
И положил папку на край стола. Дальше в памяти был полный и беспросветный провал, лишь брезжили кое-какие эпизоды, но они не имели к папке ровно никакого отношения. Милочка без сил опустилась в кресло и замерла, будучи не в состоянии до конца осознать весь ужас того, что произошло. Неужели Алик... Но это же... Это конец всему...
Тут взгляд её упал на телефонный аппарат и она вскочила на ноги, точно подброшенная невидимой пружиной. Он же дал ей номер своего телефона! Она никогда ему не звонила, но он просто навязал ей этот номер, когда ещё не был в этой квартире, когда ещё они так прекрасно проводили время в интеллектуальных беседах и прогулках. Где же этот листок? Ах, да, она переписала его в записную книжку. На букву "А", потому что... Потому что, дура несчастная, не удосужилась узнать фамилию своего поклонника. Телефон, кажется, рабочий, придется просить Алика, хотя у него наверняка есть отчество, не мальчишка же! Ох, как все глупо, бездарно, пошло!
Дрожащими руками Милочка стала набирать телефонный номер, два раза ошиблась, наконец, попала, куда нужно. На том конце провода почти сразу раздался знакомый голос, который просто невозможно было спутать ни с каким другим.
- Алик? Алик, это Людмила, - сказала она задыхающимся голосом. - Ты ушел, не простившись...
- Не хотел тебя будить, мой ангел. Ты так сладко спала.
- Алик, моя папка с романом... Ты её не брал?
- Я тебя не понимаю, - из его голоса сразу же испарился весь обычный сахар. - Какая папка? Какой роман?
- Мой роман, моя работа про Екатерину Великую. Я вчера показывала её тебе, а теперь она исчезла... Алик, ты...
- Я могу тебе посоветовать только меньше пить. Тогда и теряться ничего не будет.
- Ты взял папку, Алик! Поэтому и ушел незаметно. Это... это подло!
- Ну, знаешь, дорогая, ничего я у тебя не брал, даже наоборот, кое-что оставил. А подлецом меня ещё никто не называл, это ты, голубушка, забываешься. Не люблю хамства, поэтому боюсь, что на этом наши с тобой отношения исчерпаны. Будь здорова!
- Верни мою работу! Ты не можешь...
- Не могу, потому что возвращать нечего. А если ты намерена и впредь докучать мне всякими глупостями, то имей в виду: я опубликую твои прелестные фотографии в очень популярном журнале. С твоими данными как раз попадешь на обложку. Представляешь, в каждом киоске будет красоваться твоя прелестная фигурка на разобранной постели в чертовски сексуальной позе. На глянцевой бумаге, в цвете... Я ещё и заработаю на этом. Поняла, радость моя? И не звони больше, пожалеешь.
В трубке послышались гудки отбоя. У Милочки потемнело в глазах, закружилась голова и она упала в обморок на пол, увлекая за собой телефонный аппарат...
Когда она открыла глаза, то обнаружила, что по-прежнему сжимает в руке телефонную трубку. Голова гудела, кажется, она сильно ушибла затылок, но это уже не имело никакого значения.
"Вот и все, - как-то отрешенно подумала она. - Все. Это конец. Моя работа, моя любовь, моя репутация, моя жизнь - все прахом, я все испоганила. Что он сделает с моей рукописью? Опубликует под своим именем? Это невозможно, слишком много людей знает о том, над чем я работала... Господи! Он же говорил, что у него связи на телевидении и на киностудиях! Переделает роман в сценарий, поставит свою фамилию и я уже ничего не смогу доказать. Все, абсолютно все лежало в этой папке! А документы я по памяти не восстановлю... Ах, какая разница, восстановлю или не восстановлю, он все равно успеет раньше! Был бы компьютер... Был бы, был бы! А что я скажу Павлу? Как объясню пропажу рукописи? Сказать, что украли в метро, например, так он же всю Москву поднимет на ноги, будет искать. А потом всплывет правда... Нет, это невозможно, это немыслимо! И в издательстве придется объяснять... Нет, все быстро откроется и на меня будут пальцами показывать: вот, смотрите, та самая шлюха, которая привела в дом вора. Какие глупости лезут в голову, никто мне не поверит, никто не назовет этого человека вором, одна я буду во всем виновата, одна я буду наказана... Нет, жить я не хочу. Умру - и никто ничего не узнает. Да, я умру, все так просто, и не нужно лгать, молчать, мучиться... Умирать не страшно, если так жутко жить, совсем даже наоборот. Да, умереть, но как?"
Милочка вскочила на ноги и в страшном возбуждении заметалась по квартире. Отравиться? Нечем. Повеситься? Да, может быть... Броситься из окна? Третий этаж, глупо, она только изуродует себя. Повеситься, да, конечно! Шелковый шнурок, которым она подпоясывает халат - как раз подойдет. Куда бы прикрепить петлю? Боже, все можно сделать куда проще! Нужно опустить руку в воду и перерезать вену. Она где-то читала, что так делают те, кто боится боли. Ну вот и прекрасно! Боли она не боится, но это уж будет наверняка. А то петля оборвется или гвоздь не выдержит... Решено!
Милочка отправилась в ванную, закрыла слив и пустила воду. Пока тугая струя хлестала по белой эмали, наполняя ванну зеленоватой почему-то водой, Милочка взяла с полочки опасную бритву, которой пользовался Павел, опустила руку в воду, закрыла кран и решительно полоснула сталью по запястью. Вода постепенно стала окрашиваться в розовый цвет...
"Теперь уж точно никто ничего не узнает", - прошла по самому краю сознания последняя мысль.
......................................................................
Все это время Павел методично набирал номер Милочки, но телефон был глухо занят.
- С кем она так долго беседует? - вслух подумал Павел. - Да ещё утром. На неё это так не похоже! Сказала, что к одиннадцати поедет в издательство, сейчас двенадцатый час, а она ещё дома...
Наконец, ему надоело бесцельное занятие, он позвонил на телефонную станцию и попросил проверить телефон. Через несколько минут оператор раздраженно объяснила ему, в чем дело:
- Трубку надо правильно класть! Никто не разговаривает, трубка плохо повешена. Вот и все!
Милочка, конечно, могла плохо повесить трубку и уехать в издательство, не заметив этого. Но Павла охватило какое-то странное чувство близкой опасности. С ним так бывало, это ощущение его никогда не обманывало, а пару раз просто спасло жизнь, хотя говорить об этом он стеснялся. Мистика какая-то! Но внутреннему голосу, тем не менее, верил, поэтому развернул машину и отправился к Милочке в Сокольники.
На звонок в дверь никто не откликнулся, тогда Павел открыл её своим ключом. В квартире было тихо и пусто, в комнате на полу валялся телефонный аппарат, из трубки неслись гудки отбоя. Павел водрузил аппарат и трубку на место и недоуменно огляделся по сторонам. Все в полном порядке, только на столе стоит пустая бутылка из-под коньяка. Что за фокусы?
Павел огляделся и увидел свет под дверью ванной комнаты. Он рывком отворил дверь и в первую секунду даже зажмурился от ужаса. Милочка стояла на коленях перед ванной, руки её были опущены в ярко-розовую воду, голова лежала на краю ванны и белокурые локоны падали на мертвенно-бледное, безжизненное лицо. Потом он заметил на полу свою окровавленную бритву и вид этого предмета почему-то вернул ему самообладание. Он схватил Милочку на руки, отнес в комнату и туго перетянул её руку ниже локтя, чтобы остановить кровь...
"Скорая" приехала удивительно быстро, возможно, потому, что Павел снова использовал служебное положение в личных целях и назвал свою прежнюю должность и место работы. Возможно, впрочем, это было простым совпадением.
- Ситуация тяжелая, но не безнадежная, - заявил врач, осмотрев Милочку и отдав распоряжение везти её в печально известный "Склиф" - институт Склифосовского. - Еще десять минут и... Причины известны?
- Ума не приложу, - ответил Павел. - Мы собирались пожениться, она только что закончила большую работу, можно сказать, труд жизни, была совершенно счастлива...
- И по этому поводу напилась?
Хоть Павел в ожидании "Скорой" и выбросил пустую бутылку, запах коньяка скрыть было невозможно.
- Она никогда не пила. Полбокала шампанского по большим праздникам... Ничего не понимаю.
- Все так говорят, - хмыкнул врач, заполняя медицинские документы. Приведем в чувство, разберемся.
- Можно её в отдельную палату? Я заплачу...
- Договаривайтесь на месте. Мое дело доставить, дальше я ничего не решаю...
- Тогда я поеду с вами.
- Не положено, - меланхолически отозвался врач, собирая бумаги.
Павел вынул удостоверение и раскрыл его перед носом медика. Тот все так же невозмутимо пожал плечами и сказал:
- Да ради бога, мне-то что?
Через час Милочку поместили под капельницу в палату небольшой пригородной больницы. Руководил ею давний приятель Павла, некто Аркадий, человек порядочный и проверенный во многих испытаниях. Ни за что на свете Павел не допустил бы, чтобы его невеста попала в соответствующее отделение "Склифа" и её зарегистрировали бы как "личность, склонную к суициду". Воистину, не имей сто рублей... Впрочем, рубли тоже пригодились, равно как и мобильный телефон, по которому Павел "вызвонил" Аркадия и получил "добро". Больничка, правда, была так себе, но зато Павел мог быть стопроцентно уверен в том, что и уход за Милочкой будет соответствующий, и нуждаться она ни в чем не будет. Не был он уверен только в том, что она захочет его видеть и с ним говорить. Во всяком случае, пока он не разузнает, что заставило её сделать такой страшный шаг.
Павел вышел из здания больницы, сел в машину, достал телефон и набрал номер:
- Наташа? Андрей дома? Уже должен быть? Приедет, куда денется. А мне можно приехать? Буду через полчаса. Нет, ничего... То есть, да, конечно, случилось, нужно срочно поговорить и не по телефону. Милочка попала в больницу, Наташа, твои шутки совершенно неуместны. Хорошо, проехали и забыли. Еду.
Он захлопнул крышечку телефона и рванул машину с места так, что стоявший неподалеку гаишник даже не успел поднести ко рту свисток. Тем более - запомнить номер нарушителя.
Глава тринадцатая.
Я набрала телефонный номер и Галка почти сразу сняла трубку:
- Наташа? Наконец-то ты появилась. Где тебя носит?
Голос у Галки был мрачен, что само по себе было нехарактерным. С чего бы это? Я вспомнила: вчера они должны были присутствовать с Тарасовым на открытии Детского реабилитационного комплекса, объекта социального значения, а не очередного банковского офиса или особняка для "нового русского". Социально значимых объектов сейчас - всего ничего, по пальцам одной руки пересчитать можно, и открытие его должно было проходить с большой помпой: радио, телевидение, представители мэрии и так далее и тому подобное. Почему же такой минор? Что-то сорвалось или банкет был слишком шикарным?
- Я не из дома. Но у меня есть пара свободных часов. А что у тебя, подруга? Перекрытие рухнуло прямо перед телекамерой? Чиновник из мэрии с лестницы свалился? Объект не открыли?
- Открыли. Ничего не рухнуло и никто не умер. Я с Тарасовым поругалась.
Здрасьте, приехали!
Надо сказать, что на брак моей подруги я всегда смотрела, как на какой-то реликт. Среди окружавших меня людей это, пожалуй, была единственная пара, которая в наше время могла бы справить не только серебряную, но и золотую свадьбу, потому что до сих пор любили друг друга ну, прямо как в старинном романе. Поженились, когда Галка была ещё студенткой, вместе всю жизнь работали, никогда не надоедали друг другу, хотя сходства характеров там никогда не было.
Они и внешне были, как бы это сказать, контрастной парой. Он большой, неуклюжий, чем-то похожий на Пьера Безухова блондин, она грациозная, невысокая брюнетка. Общим у них было только то, что оба носили очки. А уж характеры... Он был добродушным, несколько медлительным увальнем, склонным к компромиссам и снисходителен к чужим слабостям. Она импульсивная и порывистая максималистка, ничего и никогда не прощавшая, в том числе, и себе. Возможно, их жизнь действительно была образцовой иллюстрацией к тезису: противоположности сходятся.
Кроме очков, впрочем, их объединяло одинаковое фанатичное отношение к их работе, общие интересы, схожие вкусы. А может, союз их держался на правильном распределении ролей в семье? Галка никогда не страдала тщеславием и на первый план в работе всегда выдвигала Тарасова, восторгалась им, считала его гением, а себя - только его верным помощником. Но стоило им переступить порог дома, как роли менялись с точностью до наоборот. Вне работы Галка вертела Тарасовым, как хотела, но делала это так умело и тактично, что её муж этого даже не замечал. Впрочем, может быть, его вполне устраивало, что Галка решала, в чем ему ходить, что есть, куда ехать отдыхать и какого цвета обои должны быть в их спальне.
- Что произошло? - спросила я, обретя дар речи. - Где твой Тарасов?
- Он ушел.
- Как ушел? Куда ушел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76