Для того чтобы порядочный человек пролил чужую кровь, его должны обуревать безумные страсти, а за Ноэлем я не замечал никаких страстей, кроме двух — это его работа и его матушка. И я позволил себе замарать тенью подозрения такую благородную натуру! Да я готов сам себя отдубасить! Старый осел! Тебе не пошёл на пользу урок, который ты только что получил! Когда же ты станешь осмотрительней?Так он рассуждал, пытаясь подавить беспокойство, не позволяя себе рассмотреть вопрос со всех сторон, но в глубине его души издевательский голос нашёптывал: «А что, если это Ноэль?» Тем временем папаша Табаре дошёл до улицы Сен-Лазар.Перед его домом стояла элегантная голубая карета, запряжённая бесподобной лошадью. Старик невольно остановился.— Отличная лошадка, — пробормотал он. — Моих жильцов навещают люди из хорошего общества.Впрочем, их навещали и представители весьма дурного общества, потому что в этот самый миг из дверей вышел г-н Клержо, почтённый г-н Клержо, чьё появление в доме так же верно свидетельствует о разорении, как присутствие гробовщика о покойнике.Старик сыщик, знакомый чуть не со всем городом, прекрасно знал почтённого банкира. Он даже поддерживал с ним деловые отношения в те времена, когда коллекционировал книги.— Это вы, старый крокодил! — обратился он к г-ну Клержо. — Значит, у вас появились клиенты в моем доме?— Похоже на то, — сухо отозвался Клержо, не любивший фамильярности.— Вот так так! — протянул папаша Табаре. И, движимый любопытством, вполне простительным для домовладельца, которому полагается пуще огня бояться несостоятельных квартирантов, поинтересовался:— Кому же, черт возьми, из моих жильцов вы помогаете разориться?— Я никого не разоряю, — возразил г-н Клержо тоном, в котором звучало уязвлённое достоинство. — Разве я давал вам повод жаловаться, когда мы с вами вели дела? Не думаю. Прошу вас, спросите обо мне у молодого адвоката, который пользуется моими услугами, и он вам скажет, жалеет ли он о знакомстве со мной.Табаре был неприятнейшим образом поражён. Неужели Ноэль, разумный Ноэль, прибегает к услугам Клержо? Что это значит? Возможно, и ничего страшного. Однако ему припомнились пятнадцать тысяч франков, которые он дал Ноэлю в четверг.— Да, я знаю, — сказал он, желая выведать как можно больше, — у господина Жерди денежки не залёживаются.Клержо, с присущей ему щепетильностью, всегда давал отпор нападкам на своих клиентов.— Ну, сам-то он не транжир, — заметил он. — Но у его малютки возлюбленной луидоры так и летят. Ростом с ноготок, а черта с рогами, когтями и хвостом проглотит.Вот как! Ноэль содержит женщину, да ещё такую, которую сам Клержо, друг легкомысленных особ, почитает мотовкой! Это откровение поразило беднягу сыщика в самое сердце. Однако он скрыл свои чувства. Малейший жест или взгляд могли пробудить в ростовщике подозрения и заставить его прикусить язык.— Ну, ничего, — заметил он как мог непринуждённее. — Известное дело, в молодости нужно перебеситься. Как по-вашему, сколько он тратит в год на эту плутовку?— Право, не знаю. Он совершил промах, не определив ей твёрдое содержание. По моим подсчётам, за четыре года, что он её содержит, она вытянула у него тысяч пятьсот.Четыре года! Пятьсот тысяч франков!Эти слова, эти цифры разорвались в мозгу папаши Табаре наподобие бомб.Полмиллиона!Если это так, Ноэль вконец разорён. Но тогда…— Много, — произнёс он вслух, делая героические усилия, чтобы скрыть своё отчаяние. — Пожалуй, чересчур много. Однако надо сказать, что господин Жерди располагает средствами.— Это он-то? Да у него и столечко не осталось, — перебил ростовщик, пожимая плечами, и отмерил большим пальцем на указательном нечто невообразимо крошечное. — Он разорён подчистую. Но если он вам задолжал, не тревожьтесь. Он большой пройдоха. Он женится. Вы меня знаете, так вот, я только что ссудил его двадцатью шестью тысячами франков. До свидания, господин Табаре.И ростовщик поспешно удалился, между тем как бедняга Табаре столбом застыл посреди тротуара.Чувства его были сродни непомерному горю, разбивающему сердце отца, которому внезапно открылось, что его любимый сын — негодяй.Но несмотря ни на что, старик так верил в Ноэля, что разум его все ещё отвергал мучительные подозрения. Ведь ростовщик мог и оклеветать молодого человека.Люди, дающие деньги в рост из десяти процентов, способны на все. Очевидно, Клержо сильно преувеличил безумные траты своего клиента.А хоть бы и так! Сколько мужчин совершало ради женщин величайшие безумства, не переставая быть честными людьми!Папаша Табаре уже хотел войти в дом, но путь ему преградил вихрь кружев, шелка и бархата.Из дверей вышла молодая черноволосая дама.Легче птички она впорхнула в голубую карету.Папаша Табаре был ценитель красоты, дама очаровательна, но он даже не взглянул на неё.Он вошёл и в парадном наткнулся на привратника, который стоял, держа шапку в руке, и умильно поглядывал на монету в двадцать франков.— Ах, сударь, — сказал ему привратник, — какая красивая дама, да какая изысканная! Что бы вам прийти на пять минут раньше!— Что за дама? Откуда взялась?— Эта элегантная дама, что вышла сию минуту, приезжала справиться о господине Жерди. Она дала мне двадцать франков за то, что я ответил на её вопросы. Похоже, господин Жерди женится. Вид у неё был вконец разъярённый. Какая красотка! Думается мне, она его любовница. Теперь я понимаю, почему он уходил ночами.— Кто? Господин Жерди?— Ну, да, сударь, я вам об этом не говорил, потому что уходил-то он украдкой. Никогда, бывало, не попросит, чтобы я ему отворил. Какое там: удирает через маленькую дверцу каретного сарая. Я про себя думал: «Он просто не хочет меня беспокоить, очень деликатно с его стороны!» А мне ведь не жалко…Выкладывая все это, привратник по-прежнему не сводил глаз с монеты.Когда же он поднял глаза, чтобы взглянуть на своего господина и повелителя, тот уже исчез.«Ещё один ветреник! — подумал привратник. — Ставлю сто су, что хозяин понёсся вдогонку за той красавицей. Беги, беги, старый шут, может, и урвёшь свой кусочек, да только он дорого тебе обойдётся».Привратник не ошибся. Папаша Табаре помчался вдогонку за голубым экипажем.«Эта дамочка все мне расскажет!» — подумал он и выскочил на улицу. И вовремя: он успел заметить, как голубой экипаж заворачивает за угол.— О господи! — пробормотал сыщик. — Сейчас я потеряю её из виду, а между тем правду я узнаю только от неё.Он пришёл в то состояние нервического возбуждения, когда люди способны творить чудеса.До угла улицы Сен-Лазар он домчался с такой скоростью, словно ему было лет двадцать.О счастье! На Гаврской улице, в полусотне шагов, он увидел голубой экипаж, который застрял в уличном заторе.«Она у меня в руках!» — сказал себе папаша Табаре.Он устремил взор к Западному вокзалу, где на улице всегда полно незарегистрированных извозчиков. Как назло, ни одного экипажа!Сейчас он готов был воскликнуть наподобие Ричарда III: «Полцарства за фиакр!»Голубой экипаж тронулся и преспокойно покатил к улице Тронше. Сыщик побежал следом. Расстояние между ними, слава богу, почти не увеличивалось.Пробегая по середине мостовой и озираясь в поисках свободной кареты, папаша Табаре подбадривал себя:— В погоню, дружище, в погоню! Кому бог не дал головы, у того вся надежда на ноги! Гоп, гоп! Почему ты не догадался узнать у Клержо адрес этой женщины? Живей, старина, ещё живей! Решил быть шпиком — изволь соответствовать избранному ремеслу, а то какой же ты шпик, если не умеешь бегать, как заяц.Он думал только о том, как бы настигнуть любовницу Ноэля, и ни о чем больше. Но все яснее было, что он отстаёт.Не добежав и до середины улицы Тронше, бедный сыщик выбился из сил; он чувствовал, что ноги отказываются нести его, а проклятый экипаж уже подъезжал к площади Мадлен.О радость! В этот миг старика нагнала открытая коляска, катившаяся в том же направлении.Папаша Табаре отчаянно, словно утопающий, замахал руками. Сигналы его были замечены. Он собрал последние силы и одним прыжком вскочил в коляску, не воспользовавшись подножкой.— Вперёд, — приказал он, — за голубым экипажем, плачу двадцать франков!— Ясно! — подмигнув, отозвался кучер.И он вдохновил свою тощую клячу энергичным ударом кнута, бормоча под нос:— Ревнивец выслеживает жену! Известное дело. Эй, разлюбезная моя!Папаше Табаре самое время было перевести дух, силы его иссякали. Добрую минуту он не мог отдышаться. Они ехали по бульвару. Сыщик встал, держась за козлы.— Я больше не вижу голубой кареты! — сказал он.— А я отлично вижу, хозяин, да только лошадь там больно резва.— Твоя, надеюсь, будет резвей. Я сказал — двадцать франков? Получишь все сорок.Кучер принялся нахлёстывать лошадь, бурча под нос:— Ничего не попишешь, придётся догнать. За двадцать франков я бы её упустил: я женщин люблю и всегда держу их сторону. Но черт побери, два луидора! Вот поди ж ты, такая образина и так ревнует!Папаша Табаре изо всех сил пытался думать о посторонних вещах. Он не желал делать выводы прежде, чем повидает эту женщину, поговорит с ней, искусно выспросит обо всем. Он был уверен, что всего одним словом она может спасти или погубить своего любовника.Погубить Ноэля? Увы, да.Мысль о том, что Ноэль может оказаться преступником, терзала его, доводила до дурноты, зудела у него в мозгу, как докучная муха, которая в тысячный раз улетает и прилетает и снова бьётся в стекло.Они миновали Шоссе-д'Антен, и голубой экипаж был теперь всего шагах в тридцати. Кучер обернулся:— Хозяин, карета останавливается.— Остановись тоже и не спускай с неё глаз: тронешься с места одновременно с ней.И папаша Табаре так высунулся, что едва не выпал из коляски.Молодая женщина вышла из кареты и скрылась в дверях лавки, торговавшей кашемировыми шалями и кружевом.«Вот куда летят тысячефранковые билеты, — размышлял папаша Табаре. — Полмиллиона за четыре года! И что только делают эти создания с деньгами, которые щедро швыряют им их содержатели? Едят, что ли? На огне каких прихотей сгорают состояния? Наверно, у этих дамочек есть какие-то дьявольские приворотные зелья, которыми они опаивают глупцов, а те и рады разоряться ради них. Должно быть, они владеют каким-то особым искусством подсластить и приперчить наслаждение, потому что стоит им уловить в свои сети какого-нибудь беднягу, и он расстаётся с ними не раньше, чем принесёт им в жертву все, что у него было».Коляска снова тронулась, но вскоре встала.Голубая карета остановилась перед лавкой, торгующей всякими диковинками.— Это создание, судя по всему, затеяло скупить весь Париж! — в ярости пробормотал сыщик. — Да, если Ноэль совершил преступление, то по её вине. А сейчас она проматывает мои пятнадцать тысяч франков. На сколько дней ей этого хватит? Если Ноэль убил мамашу Леруж, то, конечно, из-за денег. Но тогда он — бесчестнейший негодяй на свете. Какое чудовищное притворство и лицемерие! И подумать только, если я сейчас умру от негодования, он окажется моим наследником! Ведь в завещании написано чёрным по белому: «Завещаю сыну моему Ноэлю Жерди…» Если Ноэль убил, ему любой казни мало… Но эта женщина, кажется, никогда не вернётся!Эта женщина и впрямь не торопилась: погода стояла прекрасная, туалет на красотке был восхитительный, и она пользовалась случаем показать себя. Посетила ещё несколько магазинов, а под конец заглянула в кондитерскую, где пробыла более четверти часа.Бедный сыщик, терзаемый беспокойством, вертелся и сучил ногами в своей коляске.Какая мука знать, что всего одно слово отделяет тебя от разгадки ужасной тайны, и из-за прихоти какой-то распутницы не иметь возможности его услышать! Папаше Табаре смертельно хотелось броситься следом за ней, схватить её за руку и крикнуть:— Возвращайся домой, негодяйка, возвращайся скорее! Что тебе тут делать? Неужели ты не знаешь, что твоего любовника, человека, которого ты разорила, подозревают в убийстве? Возвращайся же, и я добьюсь от тебя правды, узнаю, виновен он или нет. А уж это-то ты мне скажешь, и сама не заметишь. Я расставил тебе силки, в которые ты угодишь. Только возвращайся, неведение меня убивает!Наконец она собралась домой.Голубая карета покатила дальше, проехала по Монмартру, свернула на Провансальскую улицу, высадила очаровательную пассажирку и была такова.— Она живёт здесь, — со вздохом облегчения пробормотал папаша Табаре.Он вылез из коляски, вручил кучеру два луидора и, приказав ему обождать, устремился за молодой женщиной.— Хозяину терпения не занимать, — подумал кучер, — но и дамочку голыми руками не возьмёшь.Папаша Табаре отворил дверь привратницкой.— Как зовут даму, что сейчас приехала? — спросил он.Привратник, судя по всему, отнюдь не расположен был отвечать.— Так как же её зовут? — настаивал старый полицейский.Голос его звучал так резко и повелительно, что привратник дрогнул.— Мадам Жюльетта Шаффур, — отвечал он.— Какой этаж?— Третий, дверь прямо.Минуту спустя сыщик был в гостиной мадам Жюльетты. Горничная сказала ему, что мадам переодевается и сейчас к нему выйдет.Папашу Табаре поразила роскошь гостиной. Однако в этой роскоши не было ничего вызывающего, бьющего в глаза, ничего, что свидетельствовало бы о дурном вкусе. Трудно было поверить, что эта квартира содержанки. Но наш сыщик, во многом понимавший толк, заметил, что обстановка комнаты весьма недешева. Безделушки на камине — и те стоят никак не меньше двадцати тысяч франков.«Клержо не преувеличил», — подумал он.Его размышления прервало появление Жюльетты.Она сняла платье и накинула просторный чёрный пеньюар с отделкой из вишнёвого атласа. Её роскошные волосы, слегка растрепавшиеся по вине шляпки, прядями ниспадали на шею и завивались кольцами за очаровательными ушками. Папаша Табаре был ослеплён. Безумства Ноэля стали ему понятны.— Вы желаете побеседовать со мной, сударь? — спросила она, грациозно изогнув стан.— Сударыня, — ответствовал папаша Табаре, — я друг Ноэля, лучший его друг, смею сказать, и…— Потрудитесь присесть, сударь, — перебила его молодая женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48