— О чем, господин следователь? — переполошился комиссар.— Когда вдову Леруж видели в последний раз и в котором часу?— Сейчас дойду и до этого. Её видели вечером во вторник в пять двадцать. Она возвращалась из Буживаля с корзиной съестного.— Господин комиссар, а вы уверены, что время указано точно? — поинтересовался Жевроль.— Вполне, поскольку имеются совпадающие показания двух свидетелей — госпожи Телье и бочара, которые живут неподалёку. Они сошли с омнибуса, отправляющегося из Марли каждый час, и заметили на просёлочной дороге вдову Леруж. Прибавив шагу, они догнали её и беседовали с нею до самого её дома.— А что было у неё в корзине? — осведомился г-н Дабюрон.— Этого свидетели не знают. Им известно только, что она несла две запечатанные бутылки вина да литровую бутыль водки. Вдова жаловалась на головную боль и сказала, что, хотя в канун поста принято веселиться, она собирается лечь спать.— Ну что ж! — воскликнул начальник полиции. — Я знаю, где следует искать.— В самом деле? — промолвил г-н Дабюрон.— Черт возьми, да это же яснее ясного. Нужно найти высокого брюнета в блузе. Водка и вино предназначались ему. Вдова ждала его к ужину. Вот он и пришёл, любезный воздыхатель.— Однако, — осторожно вмешался явно несогласный с ним бригадир, — она ведь была нехороша собой и довольно стара.Жевроль с насмешкой взглянул на честного жандарма.— Да будет вам известно, бригадир, — сказал он, — что женщина при деньгах молода и мила всегда, когда ей это нужно.— Быть может, в этом что-то есть, — отозвался следователь, — однако меня, скорее, заставляют задуматься слова вдовы Леруж: «Если понадобится, будет и больше».— Я тоже обратил на них внимание, — поддержал его комиссар.Но Жевроль уже не давал себе труда слушать. Словно взяв след, он принялся кропотливо изучать все уголки комнаты. Потом вдруг подскочил к комиссару.— Не во вторник ли, — спросил он, — изменилась погода? Две недели подмораживало, а потом полило. В котором часу пошёл здесь дождь?— В половине десятого, — ответил бригадир. — Я поужинал и решил обойти танцевальные заведения, и как раз на Рыбачьей улице меня застиг ливень. За десять минут на дороге образовался слой воды с полдюйма.— Отлично! — сказал Жевроль. — Стало быть, если этот субъект явился сюда после половины десятого, башмаки у него должны были быть в грязи; в противном случае он пришёл раньше. Были тут чьи-нибудь следы, господин комиссар?— Должен признаться, мы не обратили внимания.— А вот это весьма досадно, — с неудовольствием отозвался Жевроль.— Погодите, — сказал комиссар, — мы можем проверить, нет ли их в другой комнате. Там ничего не трогали. Мои следы и следы бригадира отличить легко. Давайте-ка посмотрим.Комиссар отворил дверь, и Жевроль первым делом остановил г-на Дабюрона:— Прошу вас, господин следователь, позволить мне произвести тщательный осмотр, прежде чем туда кто-либо войдёт. Мне это крайне важно.— Ну, разумеется, — согласился г-н Дабюрон.Жевроль встал в дверях, остальные столпились у него за спиной. С этого места они могли обозреть место преступления. Все здесь, как и докладывал комиссар, было перевёрнуто вверх дном.Посреди комнаты возвышался стол, накрытый тонкой белоснежной скатертью. На нем стояли изящный бокал гранёного хрусталя, фарфоровая тарелка и лежал очень красивый нож. Была там и початая бутылка вина, а также бутылка водки, из которой отпито лишь несколько рюмок.У правой стены по обе стороны окна помещались два великолепных шкафа орехового дерева с бронзовыми накладками изящнейшей работы. Шкафы были пусты, их содержимое — скомканное платье и бельё — валялось по всей комнате.В глубине у камина зиял распахнутый настежь стенной шкаф с посудой. По другую сторону камина стоял взломанный старинный секретер с треснувшей мраморной доской, в котором кто-то явно обшарил все до последнего уголка. Оторванная откидная полка болталась на одной петле, вытащенные ящики были брошены на пол.Слева находилась развороченная постель. Даже тюфяк был вспорот.— Никаких следов, — проворчал раздосадованный Жевроль. — Он явился до половины десятого. Теперь можно смело входить.Начальник полиции перешагнул порог и, подойдя к трупу вдовы Леруж, опустился на колени.— Ничего не скажешь, чистая работа, — пробормотал он. — Убийца явно не новичок, — затем, оглянувшись по сторонам, добавил: — Ого! Бедняжка стряпала, когда ей нанесли удар. Сковородка, ветчина, яйца — все на полу. Мерзавец не дождался ужина. Он, видите ли, торопился и убил натощак. Да, оправдаться тем, что за столом он выпил лишнюю рюмку, ему не удастся.— Все ясно, — обратился комиссар полиции к следователю. — Убийство совершено с целью ограбления.— Надо думать, — насмешливо ответил Жевроль. — Именно поэтому на столе и нет никакого серебра.— Глядите-ка, в этом ящике золотые монеты! — воскликнул Лекок, который тоже шарил по всем углам комнаты. — Целых триста двадцать франков!— Вот те на! — протянул несколько сбитый с толку Жевроль, но быстро оправился от удивления и продолжал: — Он про них забыл. Иной раз и не такое случается. Я сам видел однажды преступника, который, совершив убийство, настолько потерял голову, что забыл, зачем пришёл, и убежал, так ничего и не взяв. Вероятно, наш молодчик разволновался. А может, ему помешали? Кто-то мог, например, постучать в дверь. И вот что заставляет меня в это поверить: негодяй не поленился задуть горевшую свечу.— Да будет вам! — прервал Лекок. — Это ничего не доказывает. Может, он просто бережливый и аккуратный человек.Полицейские обшарили весь дом, но самые тщательные их поиски не увенчались успехом: они не нашли ничего — ни единой улики, ни малейшей зацепки, которая могла бы служить отправной точкой для следствия. К тому же все бумаги вдовы Леруж, если таковые у неё и были, исчезли. Ни письма, ни листка бумаги — решительно ничего. Жевроль время от времени бранился и ворчал.— Ловко! Первоклассная работа. Этот негодяй — малый не промах.— Итак, господа? — спросил наконец следователь.— Нас обставили, господин следователь, — отозвался Жевроль, — и ловко обставили! Злодей принял все возможные меры предосторожности. Но от меня он не уйдёт. Уже к вечеру дюжина моих людей будет искать его. К тому же деваться ему некуда. Он ведь унёс деньги и драгоценности — это его и погубит.— При всем том, — ответил г-н Дабюрон, — с утра мы не очень-то продвинулись.— Ну уж не знаю! Сделано все, что можно, — проворчал Жевроль.— Черт побери! — вполголоса произнёс Лекок. — А почему не позвали папашу Загоню-в-угол?— Ну и чем бы он нам помог? — возразил Жевроль, бросив на подчинённого неприязненный взгляд.Лекок молча опустил голову, радуясь про себя, что задел начальника за живое.— Кто такой этот папаша Загоню-в-угол? — поинтересовался следователь. — Кажется, это прозвище я уже где-то слышал.— Ну, ему палец в рот не клади! — воскликнул Лекок.— Это бывший служащий ссудной кассы, богатый старик, его настоящая фамилия Табаре, — пояснил Жевроль. — В полиции он служит по той же причине, по какой Анселен стал торговым приставом, — из любви к искусству.— И ради умножения доходов, — добавил комиссар.— Вот уж нет! — возразил Лекок. — Он считает этот труд делом чести и нередко тратит на расследование собственные деньги. В сущности, для него это развлечение. Мы прозвали его Загоню-в-угол, потому что он вечно повторяет эту фразу. О, это дока! В деле с женой того банкира именно он догадался, что она инсценировала кражу, и доказал это.— Верно, но он же чуть не отправил на гильотину беднягу Дерема, портняжку, которого обвиняли в убийстве жены-потаскухи, тогда как он был невиновен, — парировал Жевроль.— Мы теряем время, господа, — прервал спор следователь и, обратясь к Лекоку, попросил: — Разыщите этого папашу Табаре. Я много о нем наслышан и хотел бы увидеть его в деле.Лекок убежал, Жевроль же почувствовал себя оскорблённым.— Господин следователь, — начал он, — вы, конечно, имеете право привлекать к расследованию кого вам заблагорассудится, однако…— Не будем ссориться, господин Жевроль, — сказал г-н Дабюрон. — Я знаю вас не первый день и высоко ценю, но сегодня наши мнения разошлись. Вы упорно настаиваете, что преступление совершил тот черноволосый, я же убеждён, что вы на ложном пути.— Полагаю, что я прав, — ответил начальник полиции, — и надеюсь доказать это. Я найду негодяя, как бы хитёр он ни был.— Именно это мне и надо.— Только позвольте, господин следователь, дать вам, — как бы так выразиться, чтобы это не выглядело неуважительно, — дать вам совет.— Слушаю вас.— Так вот: я призываю вас, господин следователь, не слишком доверяться папаше Табаре.— Вот как! И почему же?— Он чересчур увлекается. В сыскном деле ему важен лишь успех — точь-в-точь как какому-нибудь сочинителю. А поскольку он тщеславен, как павлин, то запросто может поддаться порыву и попасть впросак. Столкнувшись с преступлением, к примеру, таким, как это, он сочтёт, что способен все объяснить, не сходя с места. И впрямь, он тут же сочиняет историю, которая как нельзя лучше будет соответствовать обстоятельствам. Этот Табаре воображает, что может по одному факту восстановить сцену убийства, — ну, вроде как тот учёный, что по одной кости восстанавливал облик допотопных животных Имеется в виду французский зоолог и палеонтолог Жорж Кювье (1769 — 1832), установивший принцип корреляции органов, на основе которого он реконструировал облик вымерших животных. (Здесь и далее прим. перев.)

. Порой он угадывает верно, но частенько и ошибается. Вот, например, в деле портного, этого несчастного Дерема, если бы не я…— Благодарю за предупреждение, — прервал его г-н Дабюрон, — не премину принять его во внимание. А сейчас, господин комиссар, нужно обязательно попытаться узнать, откуда родом эта вдова Леруж.Вновь потянулась — на сей раз уже перед следователем — вереница свидетелей, вызываемых бригадиром. Однако они не сообщили ничего нового. По-видимому, вдова Леруж отличалась исключительной скрытностью: из всех её речей — а почесать язык она любила — в памяти окрестных кумушек не задержалась ни одна существенная деталь.Все допрошенные лишь старательно излагали следователю собственные предположения и доводы. Общее мнение явно склонялось на сторону Жевроля. Все в один голос обвиняли высокого черноволосого мужчину в серой блузе. Кому и быть убийцей, как не ему? Люди вспоминали его свирепый вид, наводивший страх на всю округу. Многие, поражённые его подозрительной внешностью, благоразумно его избегали. Однажды вечером он якобы угрожал женщине, в другой раз ударил ребёнка. Ни женщины, ни ребёнка назвать никто не мог, но тем не менее эти жестокие поступки были известны всем.Г-н Дабюрон уже отчаялся внести в дело хоть какую-нибудь ясность, когда к нему привели тринадцатилетнего мальчика и бакалейщицу из Буживаля, у которой покойная покупала съестное; оба, похоже, знали что-то важное. Первой вошла торговка. Она сказала, что слышала, как вдова Леруж говорила о своём сыне.— Вы в этом уверены? — усомнился следователь.— Не сойти мне с этого места! — ответила торговка. — Помню даже, что в тот вечер — это случилось вечером — она была, с позволения сказать, малость под хмельком. Просидела у меня в лавке больше часа.— И что же она говорила?— Как сейчас вижу, — продолжала женщина, — стоит, облокотившись о прилавок, рядом с весами, и шутит с рыбаком из Марли, папашей Юссоном, — он может вам подтвердить, — дразнит его «горе-моряком». «Вот мой муж, — сказала она, — тот был в самом деле моряк, потому что уходил в море на целые годы и всегда привозил мне кокосовые орехи. Мой сын — тоже моряк, как покойный отец, плавает на военном корабле».— Она не упомянула, как зовут сына?— Говорила, но не в тот раз, а в другой, когда была, не побоюсь сказать, и вовсе пьяна. Все твердила, что его зовут Жак и что она очень давно с ним не виделась.— Не отзывалась ли она дурно о муже?— Никогда. Говорила только, что покойный был ревнивец и грубиян, но, в сущности, добрый малый, и что жилось ей с ним несладко. Умом он был слаб и вечно воображал себе невесть что. К тому же чересчур был честен — сущий простофиля.— Навещал ли её сын, после того как она поселилась в Ла-Жоншер?— Мне она ничего об этом не говорила.— Она тратила у вас много денег?— Когда как. В месяц покупала у нас франков на шестьдесят, иногда больше — когда требовала выдержанный коньяк. Платила всегда наличными.Больше торговка ничего не знала, и её отпустили. Сменивший её мальчик оказался весьма общительным. Для своих лет он выглядел высоким и крепким. У него был смышлёный взгляд и живая, любопытная физиономия. Перед следователем он, казалось, вовсе не робел.— Ну, так что же тебе известно, мальчик? — спросил следователь.— На той неделе, в воскресенье, сударь, я видел у садовой калитки госпожи Леруж какого-то мужчину.— В какое время дня?— Рано утром, я как раз шёл в церковь к заутрене.— Понятно, — сказал следователь. — И мужчина этот был высокий, черноволосый, в серой блузе…— Нет, сударь, напротив, маленький, приземистый, очень толстый и довольно старый.— Ты не ошибаешься?— Вот ещё! — обиделся мальчик. — Я с ним разговаривал и видел его, как вас.— Ну-ка, ну-ка, расскажи.— Я как раз, сударь, шёл мимо, когда увидел у калитки этого толстяка. Он был злющий-презлющий — просто ужас. Весь красный, даже макушка багровая. Я хорошо разглядел: он был без шляпы и почти лысый.— И он заговорил с тобой?— Да, сударь. Он меня заметил и окликнул: «Эй, малыш!» Я подошёл. «Скажи-ка, — спросил он, — ты лёгок на ногу?» Я ответил: «Да». Тогда он взял меня за ухо, но не больно и сказал: «Коли так, сослужи-ка мне службу, а я дам тебе десять су. Беги к Сене. Возле пристани увидишь большое пришвартованное судно, зайдёшь на него и спросишь патрона Жерве. Не беспокойся, он будет там; скажи, чтобы собирался отплывать, я готов». После этого он сунул мне в руку десять су, и я ушёл.— Как было бы приятно, — пробормотал комиссар, — если бы все свидетели были такие, как этот мальчишка.— А теперь расскажи, как ты справился с поручением, — попросил следователь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48