— Чем же они разгневали комету? — спросил Римо.
Чиун сосредоточенно сдвинул брови. При этом зрачки его светло-карих глаз удивительным образом сузились.
— Они плохо обращаются с корейцами — вот чем, — ответил он.
Римо воздел руки к небу:
— Но я бы заметил ее приближение.
— Не стоит огорчаться, Римо. Комета даже не подозревает о твоем существовании. Так что ты в безопасности. Особенно пока находишься на моей стороне.
— Кометы пролетают на расстоянии многих миллионов миль от Земли.
— Если это так, то почему же их видно с Земли? — парировал Чиун. — Если бы они летали так далеко, обнаружить их мог бы только самый зоркий глаз.
— Они очень большие — к тому же они светятся. Здесь нет никакой загадки.
— Рассадник разврата под названием Лас-Вегас тоже светится. Однако я не вижу его. А ты видишь?
— Нет, — признал Римо, слегка обескураженный.
— Не вижу я и небоскребов Бостона, до которого каких-нибудь три тысячи миль, — продолжал Чиун.
— Это потому, что Земля неровная.
— Выдумки. В какую сторону ни посмотришь, всюду видно, что Земля плоская. Я смотрю в небо и сейчас не вижу на нем так называемой кометы, хотя многие совсем недавно наблюдали ее огненный хвост. Следовательно, она опустилась на Землю.
— Если комета приближается слишком близко к Солнцу, ее бывает трудно увидеть, — стоял на своем Римо.
— Это драконы, которые обитают на Солнце и спускаются на Землю, чтобы покарать зло. Один из них побывал здесь. Он восстановил справедливость и навел порядок.
— Он убил тридцать человек.
— Он освободил их, — не унимался Чиун. — Разве не находились они здесь в заточении?
— Послушай, давай отложим этот спор до другого раза, — сказал Римо, который начинал терять терпение. — Пока что ты не можешь предложить ничего лучшего, чем версия о комете, верно?
— Да. В этом не может быть ни малейших сомнений.
— Отлично. Занеси это в свой отчет. Я намерен провести осмотр этого места.
Однако не успел Римо приступить к делу, сухой воздух пустыни прорезал дикий крик, доносившийся с противоположной стороны того силиконового чудища, которое теперь являл собой «Биобаббл».
— Кажется, это Булла, — глухо промолвил Том Палс.
Глава 6
В кабинете генерал-майора Ионы Станкевича очумело зазвонил телефон. Генерал моментально схватил трубку.
Это был желтый, как сливочное масло, аппарат прямой связи с Кремлем, последние дни не умолкавший. Вызвано это было многочисленными слухами о готовящихся переворотах и путчах. Слухи то и дело оказывались ложными. В конце концов, кому охота взваливать на себя ответственность за Россию, когда в стране такой хаос?
— Да? — сказал генерал-майор Станкевич.
— Генерал, поступило донесение о том, что в Соединенных Штатах уничтожен исследовательский космический центр. Сообщают, что за одну ночь он превратился в груду расплавленного стекла и стали.
— Вот как?
— Поговаривают о молнии. Однако, если верить нашим лучшим умам, никакая молния не могла бы вызвать таких разрушений.
— Вот как? — усталым голосом повторил генерал. Плевать ему было на Штаты, когда за окном трещала по швам матушка Русь.
— Здесь существуют две различные точки зрения. Согласно первой из них, американцы испытали новое сверхмощное оружие на собственной территории с тем, чтобы свалить всю вину на нас.
— Зачем им это нужно?
— Таковы исторические реалии отношений между двумя сверхдержавами.
Генерал уже открыл рот, чтобы сказать, что Россия — он не любил сочетание Содружество Независимых Государств — больше не является сверхдержавой, по вовремя спохватился. Если руководству нравится тешить себя иллюзиями, бывший шеф КГБ, а ныне директор Федеральной службы безопасности, не собирался их развеивать.
— Понимаю, — сказал генерал.
— Этот кретин Жириновский все время твердит по НТВ, что на американцев обрушился этот страшный Элиптикон.
— Нет никакого Элиптикона. Жириновский все это выдумал, чтобы напугать доверчивый Запад.
— Л теперь он пытается запугать Восток разговорами о том, что ястребы Пентагона используют его мощь в своих целях.
Станкевич вздохнул. Он ненавидел затасканные шаблонные фразы, считая, что тот, кто их произносит, не в состоянии адекватно оценить новые геополитические реалии.
— Что от меня требуется? — спросил он.
— Поройтесь в ваших папках. Попробуйте установить, что это за оружие и в чьих оно руках.
— Порыться в папках?
— Это первое. Когда я получу ваш отчет, мы разработаем план действий.
Генерал пожал плечами и положил трубку. Вслед за этим он нажал кнопку интеркома, соединявшего его с секретаршей.
— Подключите всех свободных сотрудников к поискам дел, касающихся оружия массового уничтожения, — приказал он.
— Мы не ведем дел по оружию, — каменным голосом изрекла тупица секретарша.
— Я имею в виду разведданные, — сквозь зубы процедил генерал Станкевич.
Секретарша раздраженно фыркнула:
— Так бы и сказали.
На этом разговор оборвался.
Откинувшись на спинку кресла, генерал-майор Станкевич смежил свои зеленые славянские очи. Как низко он пал! Если бы только можно было повернуть время вспять, с каким бы наслаждением он поставил эту заносчивую сучку перед расстрельным взводом! Да, в те времена он получил бы ответы на все свои вопросы раньше, чем ее бездыханное, окровавленное тело рухнуло бы на булыжник мостовой.
Однако это была Россия конца XX века; бывшие страны-сателлиты не видели ее в упор; НАТО наступало на горло, а славный Черноморский флот был низведен до положения жалкой военно-морской базы на территории чужого государства. В крупнейших городах правили бал бандиты и капиталисты, а несчастные старушки, чтобы свести концы с концами, вынуждены были продавать на улицах свои собственные лекарства. Праздные юнцы лениво потягивали кока-колу — вместо исчезнувшего в одночасье отечественного кваса — и жирели на проклятых гамбургерах, меж тем как средняя продолжительность жизни мужского населения упала до уровня стран «третьего мира».
Генерал попытался вздремнуть, чтобы скоротать мучительно медленно тянувшееся время. За окном на бывшей площади Дзержинского — ныне Лубянке — монотонно гудели и сигналили автомобили. Хоть что-то осталось прежним. Успокаивающие московские звуки.
Ответ пришел к середине дня в виде папки с грифом «космическая секретность» и указанием «хранить вечно».
Генерал-майор Станкевич поморщился. Гриф «космическая секретность» в прежние времена присваивался документам высшей степени секретности.
Развязав потускневшие красные ленточки, которые должны были скрывать содержимое папки от всех, за исключением самых высокопоставленных и посвященных, генерал извлек какие-то бумаги.
Когда взгляд генерала наткнулся на фамилию Земятин, выражение усталости и скуки моментально исчезло с его лица.
Кто же в бывшей Республике Советов не знал маршала Алексея Земятина? Это был человек заслуженный. Он знавал самого Ленина. Его любил Сталин. Ему доверял Хрущев. Брежнев. Андропов. Ему доверяли при всех режимах, вплоть до Черненко.
Это был военный гений, около одиннадцати лет назад исчезнувший с лица Земли при обстоятельствах, которые наводили на мысль о причастности ЦРУ, хотя последнее никогда не осмелилось бы ликвидировать его. Сам Станкевич усматривал в этом чудовищном злодеянии преступную руку Горби.
В докладе содержались сведения об инциденте, имевшем место в те времена, когда Станкевич был всего лишь неприметным капитаном КГБ. Тогда до него доходили лишь смутные слухи. Что-то о советской ракетной батарее, уничтоженной никому не известной организацией. Все это хранилось в строжайшей тайне, и слухи появились лишь позднее.
Теперь он держал в руках служебную записку о том давнишнем инциденте.
Американское сверхмощное оружие, способное концентрировать и выделять чудовищную энергию, вывело из строя электронные системы наведения советских ракет. Инцидент сопровождался многочисленными жертвами в результате направленного потока радиации неизвестного происхождения.
Мир тогда оказался на грани третьей мировой войны. Только совместными усилиями США и СССР — при виде этих знакомых четырех букв сердце у Станкевича защемило от ностальгии — удалось избежать глобальной катастрофы.
Записка заканчивалась следующей директивой:
«В случае повторного применения подобного оружия против Советского Союза должен быть незамедлительно и без всяких консультаций нанесен удар возмездия».
От этих слов повеяло давно забытым смертельным ужасом.
По действующим инструкциям генерал должен был доложить о записке в Кремль.
Однако генерал опасался, что, сообщи он об этом в Кремль, какой-нибудь болван может истолковать это как руководство к действию и издать приказ о нанесении ответного удара — или ответного удара на ответный удар? — по территории США. При подобном развитии событий обескровленная, лишившаяся значительной части своей территории Россия едва ли долго протянет.
Генерал-майор Станкевич тяжело вздохнул и задумался о том, что же им больше движет: долг перед родиной или желание спокойно прожить отпущенный ему срок.
В конце концов чувство самосохранения взяло верх. В директиве ясно оговаривалось, что удар должен быть нанесен в случае применения этого оружия против СССР. В данном случае имело место обратное. Оружие оказалось направлено против США. Вот и вся разница, мрачно усмехнулся генерал Станкевич. Поменяй местами два сокращения, и веселый зеленый шарик превратится в обугленный кусок дерьма.
«А что, если американцы задумали вслед за этим испытать это оружие на нас?» — промелькнуло у него в голове.
Через пять минут ответ был готов.
В директиве четко говорилось — СССР. СССР больше не существовало. Только СНГ. Генерал-майору начинало нравиться это неуклюжее сочетание.
— Я гражданин СНГ, — сказал он вслух. — Мне нравится быть гражданином СНГ. Американцы никогда не нападут на СНГ. Для чего им это? У нас больше ничего нет.
Он повторил эти слова несколько раз, словно заклинание. Наконец, почувствовав, что магические слова подействовали и что кровь уже не так сильно стучит в висках, он поднял заветную желтую трубку и нажал кнопку, отмеченную буквой К.
— Докладывайте, — произнес сухой голос на другом конце.
— Мы ничего не нашли.
— Неудачно.
— Наверное, — осторожно ответил Станкевич.
— Может, интересующие нас дела КГБ были проданы тому, кто больше предложил в ходе перетряски?
— Не думаю, — сказал генерал Станкевич, тыльной стороной ладони вытирая капли холодного пота со лба. Он лично продал некоторые дела. Тем же самым занимались и многие из его подчиненных. Впрочем, это были всего лишь фотокопии. В его возрасте ему вовсе не улыбалась перспектива быть расстрелянным в качестве изменника родины.
— Чтобы об этом ни гугу — сказал голос из Кремля.
— Да, — сказал генерал и положил трубку.
С чувством облегчения он сложил бумаги обратно в папку и уже принялся завязывать на ней красные тесемочки, как вдруг обратил внимание на те их части, которые от времени потускнели сильнее других. Ленточка выцвела в том месте, где ее развязывали до него. Развязывали и завязывали.
Кто-то имел доступ к папке с грифом «космическая секретность» и — более того — открывал ее до него, хотя предполагалось, что она должна храниться в неприкосновенности. Можно было предположить, что с документов этой папки в свое время некто сделал копию — и этим некто был не генерал Станкевич. Он всегда специально проверял, что содержится в документе, с которого он делал копию, — потому что одному Богу было известно, кого представляли темные личности, скупавшие документацию КГБ.
С тревожным чувством старый аппаратчик генерал-майор Станкевич нажал кнопку интеркома, чтобы поручить тупице секретарше вернуть папку на место — в старые архивы КГБ.
В голове его шевелилась неприятная мысль — кто мог иметь копию документа? А если имел, грозило ли это чем-нибудь лично ему, генералу Станкевичу, и его ведомству?
Тревога не оставляла его до конца рабочего дня, до тех пор, пока он не вернулся в свою квартиру — в доме, расположенном прямо за Лубянской тюрьмой, — набитую импортной, производившейся в Германии, водкой «Горбачев». Водка эта выгодно отличалась от продававшегося повсеместно в столице загнивающей империи отвратительного пойла. Оказавшись у себя дома, генерал утопил свою тревогу в спиртном.
Глава 7
Они обнаружили Амоса Буллу сидящим на корточках в красно-бурой пыли. Он отчаянно тер ладонями глаза и что-то невнятно бормотал.
Римо схватил его за шиворот, поднял на ноги и энергично встряхнул.
Булла продолжал причитать дурным голосом. Тогда Чиун наступил ему на ногу — сделал он это с такой силой, что Булла высунул язык и едва не откусил его. Мастер Синанджу убрал ногу. Только тут Булла замолчал.
— Что с тобой произошло, шумный наш? — спросил Чиун.
— Я ослеп! Ослеп! — визгливо пожаловался Булла.
— А что произошло? — поинтересовался Римо.
— Я ничего не вижу, идиот!
— А до этого?
— Это все пришелец! — верещал Булла. — Он выжег мне глаза.
— Твои глаза на месте.
— Но я ничего не вижу!
— Успокойся, — приказал ему Римо и наступил ему на другую ступню — да так, что послышался хруп костей. — Что ты видел?
— Он выглядел как марсианин, — едва не задохнувшись от боли, пролепетал Булла. — Стоял ко мне спиной. Я подошел, и тут он повернулся. В руке у него было что-то вроде жезла. И из этой проклятой штуковины полыхнуло пламя. Словно тысячи иголок вонзились мне в глаза. Я даже пальцев своих не вижу. — Словно в подтверждение своих слов Булла поднес ладони к глазам. Белки глаз были такие красные, что на их фоне синие зрачки казались лиловыми.
Римо и эксперт-геолог Том Палс многозначительно переглянулись.
Палс беспомощно развел руками:
— Что я могу сказать? Мы только сегодня с ним познакомились.
Римо заглянул в невидящие глаза Буллы и сказал:
— Попробуй их закрыть.
— Они и так закрыты, — пробормотал тот, хотя факты свидетельствовали об обратном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35