В разные стороны полетели осколки бутылок, раздались крики боли, вопли умирающих. Пули с визгом отскакивали от выбеленной бетонной стены.
Через несколько секунд на полу, “как поваленные бревна, в лужах крови лежали шесть трупов; стена позади них тоже была забрызгана кровью.
Гэс подошел к ним, и наклоняясь над каждым, всматривался в мертвые лица, все еще надеясь обнаружить среди убитых Зирпа. Только тогда он почувствовал, что левый бок у него саднит — по ребрам чиркнула пуля, которую кто-то успел выпустить, прежде чем был свален автоматной очередью. Но в момент стрельбы он не почувствовал ранения. Ноздри у него раздувались, напряжение еще не спало. Его горящие глаза осматривали все вокруг.
Из темного подсобного помещения прогремел выстрел. Гэс почувствовал страшный удар в локоть. Он стал поливать помещение автоматными очередями, надеясь, моля судьбу, чтобы стрелявший оказался Зирпом. В круг света вывалилось окровавленное тело.
Подскочив к нему, Гэс сразу увидел, что это не Зирп. Убитый был совсем молодым, чуть ли не мальчиком. Гэс с ужасом подумал, не убил ли он постороннего человека, хотя в руке тот все еще сжимал пистолет с коротким дулом, чем-то похожий на бульдога. Но это желтовато-серое лицо, с тоненькими, будто прочерченными карандашом усиками, напомаженными, гладко зачесанными волосами, показалось ему знакомым. Гэс должен знать, кто это! Он нащупал бумажник во внутреннем кармане пиджака убитого и, испачкав руки кровью, вытащил его. Ромул Зирп!
Единственный сын Зирпа! Рожденный, чтобы умереть бесславной смертью.
Глава десятая
Организация продолжала функционировать вполне успешно; были проведены кое-какие перестановки; была организована усиленная охрана нового босса, который, однако, пока не был в состоянии осуществлять управление организацией. Сбоя в функционировании не произошло благодаря, в основном, молодому Солтцу, который, привлеченный к делам организации еще в раннем возрасте и знавший все досконально, подхватил на время бразды правления. Он организовал охрану квартиры Гэса, причем привлек к этому не только людей организации, но и совершенно легальных охранников, в гражданском. Двенадцать человек, сменяя друг друга, несли охрану круглосуточно.
Солтц-младший отправлял нужное количество виски на нужных грузовиках в нужные места в нужное время. Он давал телеграммы Пендергасту во Флориду, сообщая о том, что происходит. И делал все это, потому что его так учили, потому что сама суть организации определяла его действия. Дело не должно страдать, даже если босс убит, а его заместитель тяжело ранен.
Пендергаст вернулся из Флориды и успел на похороны Фитцджеральда. Его присутствие на похоронах придало им грандиозный характер; было море цветов; грузовики были превращены в клумбы, на которых из цветов были выложены красивые символические узоры: подкова из гвоздик, ирландский орнамент из васильков, сердце из красных роз; венки были обвиты лентами с надписями: “Прощай, старый товарищ”, “Да будет земля тебе пухом”, “Да откроются пред тобой врата Рая”.
Глядя на Фитцджеральда, который, лежа в гробу, установленном на катафалке, казался просто мирно уснувшим (казалось, он пышет здоровьем и выглядит вполне счастливым), кто-то сказал:
— Он наверняка уже предстал перед Верховным Бутлегером на небесах. Оттого и выглядит таким счастливым.
У Фитцджеральда на устах застыла приятная улыбка, словно он только что выпил отличного виски; трудно было поверить, глядя на его розовые щеки, что он действительно мертв.
Гэс не смог присутствовать на похоронах; его рана в боку оказалась значительно опаснее, чем ему показалось в первый момент — пуля прошла совсем рядом с легким; неясно было также, не останется ли его рука навсегда поврежденной; к тому же Гэс потерял слишком много крови. И врач настоял на том, что он должен оставаться в постели.
Бесси все время была рядом, хотя ей уже было пора отправляться в Нью-Йорк, где она должна была выступать с оркестром Бенни Гудмена.
— Бесси, — сказал Гэс, стараясь придать своему голосу твердость и даже некоторую суровость, — через пару дней я уже поднимусь на ноги. Так что, пожалуйста, садись на поезд и поезжай в Нью-Йорк.
— Пару дней могут и подождать. А не могут — пускай катятся, — ответила Бесси.
Она ни за что не хотела ехать, но доктор заверил ее, что кровотечение остановлено и никаких осложнений не предвидится — раны должны зажить достаточно быстро.
— Гэс, — спросила Бесси, — ты действительно хочешь, чтобы я поехала?
— Конечно, — очень серьезно сказал Гэс. — Я хочу, чтобы ты покорила Карнеги-Холл.
— Я уеду на месяц, не больше.
— Меня беспокоят только твои белые конфетки. Мне всегда говорили, что кокаин лишает человека рассудка, и он может натворить Бог знает что. И во мне постоянно живет этот страх.
— Я буду осторожна. К порошку прикоснусь только тогда, когда мне будет совсем тошно. А с тех пор, как ты вернулся, настроение у меня все время отличное.
— Ладно. Споешь что-нибудь специально для меня, хорошо?
— Конечно, обязательно, — сказала Бесси, рассмеявшись. — Слушай радио — я буду петь для тебя.
И она поцеловала его. Поцелуй был долгим и нежным.
Ее отвезли на вокзал, и она попросила передать Гэсу, что все в порядке.
Но она не знала, как не знал этого и Гэс, что люди Мики Зирпа следили за каждым ее шагом и что Зирп, зная ее слабость к наркотикам, подослал двух человек — мужчину и женщину, — чтобы они повсюду следовали за ней. Они были веселыми людьми, остроумными, прекрасно одетыми, молодыми, черными и красивыми; они производили впечатление людей, живущих в свое полное удовольствие, без всяких забот. Они паразитировали на пагубной привычке и получали большие доходы.
Они познакомились с Бесси в поезде, и к тому времени, когда роскошный поезд прибыл в Цинциннати, уже делились с Бесси наркотиком, но это был не кокаин, а героин. Наркотик тут же свалил ее с ног, но, отоспавшись, она снова приняла его. Правда, поначалу Бесси пыталась отказаться — до Нью-Йорка, “Большого Яблока”, оставалось совсем недалеко:
— Ребята, подождите, мне в Нью-Йорке нужно много чего сделать! Но они лишь смеялись и приговаривали:
— Да брось, Бесси, тебе будет хорошо, а раз хорошо — так и дела пойдут хорошо. — И радостно подсовывали ей наркотик.
В Нью-Йорк они прибыли в состоянии наркотического блаженства. Разместились все вместе в гостинице “Вэн-Вингерден”. И тут они окончательно сломили сопротивление Бесси, пристрастив ее к новому наркотику. Пока она была рядом с Гэсом, ей удавалось практически полностью воздерживаться от кокаина, а теперь в ней возникла физиологическая потребность в новом наркотике. И эта парочка наркоманов знала свое дело: они накачивали Бесси перед репетициями — не сильно, в меру, — и она пела лучше, чем когда бы то ни было.
Но Гэс ни о чем не подозревал. От Бесси пришла открытка из Нью-Йорка: “Все в полном порядке, жаль, что тебя нет со мной”. ИГэс успокоился. К тому же голова у него была занята другим: ему предстояло многое обдумать после визита, который секретно ему нанес Пендергаст.
Пендергаст принадлежал к старой школе, и хотя его никак нельзя было бы назвать “джентльменом” — несмотря на его богатую и изысканную одежду, — этот крупный, полный человек был боссом из боссов.
Он сразу перешел к делу.
— Прежде всего, Гэс, я хочу сказать, что я оценил то, с какой быстротой и решительностью ты действовал против людей из Чикаго.
— Спасибо, сэр, — сказал Гэс, глядя в потолок.
— Но понимаешь, в газетах из этого такое раздули!
— А разве вы не можете унять газетчиков? Я хотел нанести удар прежде, чем они успеют смыться.
— Ладно, все правильно, Гэс. — У Пендергаста было красное лицо тучного человека и большой живот, на который осыпался пепел с его большой сигары. — Решение было принято, и все было исполнено очень чисто. И это позволяет тебе занять место Фитцджеральда. В конце концов, покойный хотел видеть на своем месте именно тебя. Я думан ты справишься.
— Я буду в офисе завтра в восемь утра, — сказал Гэс.
Пендергаст поднялся из кресла и, гордо неся перед собой свой живот, направился к двери. У самой двери он остановился, повернулся и сказал тихим, спокойным голосом:
— Фитцджеральду были устроены достойные похороны.
— Спасибо.
— И вот еще что я тебе скажу. Я уверен, что на выборах победит Рузвельт. А это значит — конец “сухому закону”. После небольшого молчания Гэс ответил:
— Да, сэр, я понимаю.
Ну что ж, бутлегерству конец; значит, нужно будет начинать что-то новое. Деньги, заработанные на незаконной продаже спиртного, следует пристроить с умом. Надо будет хорошенько подумать. Проституция — это гадко. Кража машин, вымогательство? Мелко. Ростовщичество? Доходно, но требует серьезной защиты. Подкуп, взятки? Слишком хлопотно. Наркотики? Сбыт даже небольших количеств приносит хороший доход. Но у Гэса было предубеждение против них; ему претило зарабатывать деньги на тех, кто не мог устоять, и на тех, кто уже жить не мог без наркотиков. Что остается? Азартные игры, букмекерство на скачках, собачьих бегах, спортивных соревнованиях...
Да, надо все это тщательно обдумать. Он получил предупреждение, а ведь большинство людей таких предупреждений не получают, они не знают, что завтра может все перемениться. И останутся ни с чем.
Но времени для принятия решения было еще достаточно; к тому же, кроме солидного счета в банке, у Гэса имелся тайник, в котором, в стальном ящике, хранилось достаточное количество тысячедолларовых купюр.
Прежде всего, надо было срочно обезопасить себя и организацию от Мики Зирпа, которого поддерживала мафия и синдикат Капоне.
Хотя газеты не сообщили о том, что среди убитых в Центральном гараже Канзас-Сити был и молодой Ромул Зирп, другие, более надежные источники информации сообщили, что Зирп вне себя от бешенства; он утверждал, что Гилпин убил невинного юношу, застрелил его просто для того, чтобы позабавиться, а лотом издевательски глумился над трупом; каждое утро Зирп клялся, посасывая паршивый виски, что Гэс Гилпин сдохнет как свинья, что его пристрелят, как бешеную собаку.
Резко возросло количество нападений как на перевозившие алкоголь грузовики и баржи, принадлежавшие организации Гэса, так и на точки его производства. Не проходило и недели без кровавых столкновений. Гэс снабдил своих людей пуленепробиваемыми жилетами и оружием самых последних моделей, поднял заплату и нанял дополнительных охранников. Молодой Солтц был произведен в его заместители, а “лейтенантами” были давние знакомые Гэса: Лейф, Левша, Потрох, Крекер Зак, Тайни и Фид.
Через три недели активных действий и неожиданных налетов потери Зирпа составили шесть человек убитыми; количество раненых осталось неизвестным; потери Гилпина — трое раненых и ни одного убитого. Но Гэс чувствовал, что он не может больше отправлять своих верных людей на борьбу с Зирпом, оставаясь при этом в безопасности своего кабинета — шанс у каждого из них быть убитым во время очередного ночного налета был очень велик. Надо было немедленно что-то предпринять.
— Не беспокойся, — успокаивал его Малыш Солтц. — Все идет отлично. Наши мухобойки хлопают их как мух.
— Да, я знаю, — отвечал Гэс, расхаживая по отделанному деревом кабинету, который он устроил прямо под своей квартирой. — Пока все идет благополучно, но рано или поздно кого-нибудь из наших убьют. А это может быть кто угодно — твой отец, например.
Молодой Солтц надел очки в тонкой металлической оправе и стал просматривать какие-то счета. Но было видно, что его обеспокоили слова Гэса. Отложив в сторону бумаги, он сказал:
— Ему давно пора удалиться от дел. Вряд ли в нашей организации кто-нибудь рисковал больше, чем он.
— Я один раз попытался отправить его на пенсию. Так он сразу свою пушку стал вытягивать. Солтц улыбнулся:
— Да, похоже на моего папашу... Но сейчас речь о другом. Что ты собираешься делать дальше?
— Позвони Мориарти. Я хочу поговорить с ним.
Солтц набрал номер и почти тут же передал трубку Гэсу. Голос Мориарти напоминал звуки, которые издает жующий крокодил.
— Мориарти, это Гэс Гилпин. Я хотел бы попросить вас об одном одолжении.
— Об одолжении? Но вы же знаете, мистер Гилпин, что...
— Послушай, легавый, каждый месяц мы тебе платим хорошие деньги именно за то, чтобы ты делал нам одолжения! И я уже начинаю подумывать, не берешь ли ты жирный кусок и у синдиката?
— Я понял, мистер Гилпин, я вас слушаю. — Голос Мориарти звучал осторожно, словно он хотел напомнить, что он все-таки остается представителем закона и защитником прав граждан.
— Найди мне Зирпа. Если он хочет личной встречи со мной — я готов. Скажи ему, что завтра на рассвете я буду ждать его позади газового завода. Мы встретимся — только я и он. Чтобы все было по-честному.
— А зачем это вам, мистер Гилпин? Вы что, хотите провести с ним нечто вроде дуэли? — спросил Мориарти все так же осторожно.
— Мне надоело постоянно подвергать своих людей опасности только потому, что Мики ненавидит меня. Я хочу встретиться с ним и разрешить эту проблему раз и навсегда. И все должно быть по-честному. Скажи ему, что я буду ждать его на рассвете. Стрелять, как только кто-нибудь из нас заметит другого.
— Ну хорошо, я передам ему ваше предложение. Учтите, я не одобряю таких... методов. Но я постараюсь разыскать Зирпа и все ему сообщить.
— На рассвете. За газовым заводом, — повторил Гэс и повесил трубку.
— Ты действительно думаешь, что Зирп придет на эту встречу?
— Может быть, да, а может, и нет. Шанс есть. Вот и все.
— Я поставлю наших людей так, чтобы прикрывали тебя сзади.
— Ладно, но без всяких штучек. Я хочу, чтобы все было по-честному.
— Ладно. А сейчас, Гэс, нам надо все-таки заняться кое-какими бумагами.
Гэс этого очень не любил — к тому же, его ждала целая кипа бумаг, — но это надо было сделать, чтобы обеспечить гладкое функционирование организации. Даже если ему в его работе кое-что не нравилось, было скучным, в конце концов, он получал за это Деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45