Однако в последнюю секунду, когда его пальцы касаются переключателя, взор затуманивается и его рука смещается на пару сантиметров влево, к другому переключателю, обозначенному «СБРОС ЛЭМ».
В своих мрачных мыслях он услышал тупой лязг, когда рванули двенадцать болтов, удерживающих «Водолей», почувствовал легкую вибрацию при отскоке лунного модуля, дикий вихрь выходящей через туннель в космос атмосферы командного модуля. Глянув вниз на образовавшееся отверстие, Суиджерт увидел крышу ЛЭМа: Лоувелл и Хэйз в замешательстве и с выражением ужаса уплывали вместе с модулем, предназначенным быть им спасательной шлюпкой. Последнее, что увидел Суиджерт, прежде чем атмосфера «Одиссея» и «Водолея» окончательно вышла в космос, это быстро уменьшающийся лунный модуль, который вращался, как в балетном танце, а его оболочка из гофрированной фольги отбрасывала на умирающего пилота командного модуля солнечные блики.
Была поздняя ночь четверга, и эта ужасная картина снова начала проплывать перед глазами Суиджерта. Возможно, она была навеяна шуткой КЭПКОМа, когда они днем просматривали процедуру сброса ЛЭМа:
– Не забудь сначала переправить командира в командный модуль, – и человек за терминалом в Хьюстоне рассмеялся.
– Принято, – ответил человек в космическом корабле без малейшего намека на смех.
Рано утром в пятницу Суиджерт понял, что больше этого не вынесет. Он слез с кожуха взлетного двигателя, подпрыгнул в командный модуль и поискал там бумажку и блестящую липкую ленту. Достав из кармана ручку, он прислонился к переборке, написал на листке большими печатными буквами «НЕТ» и прилепил ее к переключателю «СБРОС ЛЭМ». Он приподнял бумажку, чтобы еще раз убедиться, что там написано «СБРОС ЛЭМ», а не «СБРОС СМ». Потом посмотрел еще раз. Затем он позвал Хэйза, который поднялся через туннель и по требованию Суиджерта взглянул на этот листок. Немного смутившись, Хэйз подтвердил, что да, он прилеплен в нужном месте.
Только теперь, спустившись в лунный модуль, Суиджерт обрел душевное равновесие. Но из-за своих ночных кошмаров, он так и не отдохнул. Правда, в этом он был не одинок. За все циклы сна, установленные Хьюстоном для экипажа, никто, фактически, не выспался. Каждый раз, когда астронавты возвращались к микрофону после трех-четырех часов сна, КЭПКОМ спрашивал, сколько им реально удалось поспать. Почти каждый раз следовал ответ: час, может, чуть больше. А чаще, значительно меньше.
Во втором ряду Центра управления полетный медик записывал эти ответы. Итог встревожил его. С ночи понедельника экипаж спал в среднем по три часа в сутки. В 2:30 ночи на пятницу, за десять часов до посадки, Суиджерт не побил этот рекорд. Из допросов с пристрастием Лоувелла и Хэйза выяснилось, что и они тоже.
– Фред, – вызвал Джек Лусма того астронавта, который предположительно не спал, – Ты не спишь?
– Слушаю, проворчал Хэйз, открывая глаза и надвигая наушники.
– Для вас, ребята, есть работа на несколько минут. Несколько изменений в конфигурации переключателей процедуры.
– Хорошо, сказал Хэйз, – я позову Джека.
Услышав это, Суиджерт вышел на связь.
– Хьюстон, это «Водолей», – утомленно сказал он.
– Сколько ты отдыхал, Джек? – спросил его Лусма.
– Ну, я полагаю, два или три часа, – соврал Суиджерт, – Там плохо спать из-за ужасного холода.
– Принято. Мы здесь считаем, что вам придется попытаться еще пару часов, прежде чем приступить к последней курсовой коррекции.
– Хорошо, – ответил Суиджерт, – может быть, мы попытаемся, но там, действительно, ужасный холод.
Суиджерт толкнул Лоувелла, хотя тот и сам уже проснулся.
– Есть работа, – сказал он.
– Отлично, – ответил Лоувелл.
Трое астронавтов собрались с силами и медленно направились к своим рабочим местам. На Земле операторы обменялись беспокойными взглядами. Дик Слэйтон вышел на связь с терминала отряда астронавтов:
– Эй, Джим. Пока ты наверху и все хорошо и спокойно, позволь кое о чем тебе сказать. А об одном особенно. Как я знаю, никто из вас толком не поспал, поэтому, может, вам стоит достать аптечку и принять по паре таблеток декседрина на каждого.
– Ну… я об этом не подумал, – сказал Лоувелл, – Может… может, мы так и сделаем.
– Хорошо, – Слэйтон немного помолчал, – Хотелось бы предложить вам чашечку горячего кофе. Он бы вам сейчас не помешал, правда?
– Да, это точно. Ты не знаешь, как здесь стало холодно, особенно, когда тепловой контроль поворачивает нас вниз. Прямо сейчас Солнце светит на сопло двигателя сервисного модуля и совсем не проникает в ЛЭМ.
– Держитесь, – неубедительно сказал Слэйтон, – Это ненадолго.
«Ненадолго», как понимал Слэйтон, было весьма растяжимое понятие. Учитывая, что в ближайшие четыре часа не намечено выполнение последней курсовой коррекции, по меньшей мере, часа три лунный модуль не будет включен и прогрет. Три часа – это совсем немного для тридцати человек, работавших в ночную смену в кондиционируемом Центре управления, но для людей в морозильнике «Аполлона-13» это была целая вечность.
Слэйтон, как и остальные работники зала управления, с понедельника следил за энергопотреблением «Водолея», и его уверенность становилась все больше и больше. Корабль потреблял из своих батарей едва ли 12 ампер, и появился, хотя и небольшой, излишек электричества. По внутренней связи Слэйтон вызвал терминал руководителя полета, чтобы спросить Милта Уиндлера, нельзя ли воспользоваться этим излишком, чтобы включить ЛЭМ раньше.
Уиндлер вызвал Джека Найта за терминалом ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, который, в свою очередь, связался со своей вспомогательной комнатой. Помощники Найта попросили подождать, быстро выполнили ряд грубых подсчетов и вернулись с хорошим известием: экипаж может включать свой корабль.
– Джек, они могут включать питание, – сообщили из вспомогательной комнаты для ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, он может включать в любое время, – ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЕ вызвал Уиндлера.
Уиндлер передал это Лусме:
– КЭПКОМ, сообщи им, чтобы включали освещение.
– «Водолей», это Хьюстон, – вызвал Лусма.
– Слушаю, Хьюстон, – отозвался Лоувелл.
– Так, капитан. Мы нашли способ вас подогреть. Мы решили начинать включение ЛЭМа прямо сейчас. Только ЛЭМ, а не командный модуль. Поэтому открой инструкцию подготовки ЛЭМа и переходи к тридцатиминутной активации. Ты понял?
– Да, понял, – сказал Лоувелл, – А вы уверены, что у нас хватит на это электрической мощности?
В разговор встрял Слэйтон:
– Джим, у вас 100-процентный запас.
– Это обнадеживает.
Командир повернулся к своим товарищам, жестом указал на приборную панель и, бешено щелкая переключателями, вместе с Хэйзом завершил тридцатиминутную процедуру включения всего за двадцать одну минуту. Как только заработали системы «Водолея», экипаж почувствовал, как начала увеличиваться температура в холодной кабине. Чтобы поднять температуру еще выше, Лоувелл взял свой пульт ориентации и так развернул корабль, чтобы Солнце светило на ЛЭМ, а не бестолку на заднюю часть сервисного модуля. Почти немедленно в кабине вспыхнул бело-желтый свет солнечных лучей. Лоувелл подставил Солнцу свое лицо, прикрыл глаза и улыбнулся.
– Хьюстон, прекрасно чувствовать Солнце, – произнес он, – Оно светит прямо в окна, и уже стало значительно теплее. Большое спасибо.
– Птице теплее в полете, – сказал КЭПКОМ.
– Верно, – открыл глаза Лоувелл, – Глядя из окна, Джек, я вижу, что Земля надвигается, как скоростной поезд. Я не думаю, что многие ЛЭМы видели ее такой. Я все еще пытаюсь найти Фра-Мауро.
– Ну, сынок, – сказал Лусма, – ты не туда собрался.

Как только в пятницу взошло Солнце, улицу перед домом Лоувеллов начали заполонять репортеры и камеры. В зале стали собираться друзья, астронавты и члены семьи. Благодаря любезности водителя клиники Френдсвуда, среди первых прибыла Бланш Лоувелл, мать командира «Аполлона-13». Она была красиво одета и с таким же оптимизмом, как и во всех его предыдущих полетах, ожидала возвращения сына из путешествия на Луну.
Мэрилин все еще не объяснила матери мужа, что на этот раз все по-другому, и все утро она была вынуждена не раскрывать своего обмана. Чтобы облегчить себе задачу, Мэрилин решила, что Бланш будет смотреть операцию спасения не по телевизору в гостиной, где соберется вся остальная компания, а в рабочем кабинете, где она сможет оградить ее от случайных замечаний кого-нибудь из гостей. Что касается аналогичных высказываний тележурналистов, то Мэрилин решила не оставлять мать одну, чтобы кто-то всегда мог ее отвлечь или разъяснить ей какой-нибудь мрачный телекомментарий. Когда Бланш еще не прибыла, никто еще не был назначен на эту роль. Но проблема решилась сама собой, когда в дверях появились Нейл Армстронг и Баз Олдрин. Когда астронавты уселись вместе с Бланш перед телевизором в кабинете, они поняли, что им придется нелегко.
– «Аполлон-13» сейчас находится на расстоянии 37 тысяч миль от Земли и движется со скоростью 7 тысяч миль в час, – сказал корреспондент Билл Райан, открывая программу «Сегодня», – Его текущий курс таков, что посадка состоится через шесть часов в Тихом океане. Там на дежурстве находится вертолетный авианосец «Айво-Джима», а погода, которая то портилась, то нет, сейчас снова хорошая.
– Приближаются критические маневры для космического корабля. В 8:23 по восточному времени астронавты сбросят сервисный модуль, а в 11:53 они отстыкуют лунный отсек, который был их спасательной шлюпкой с тех пор, как отключилась энергия на борту их главного корабля.
– Как прокомментировал один из астронавтов «Аполлона-12», Алан Бин, когда за час до приводнения будет сброшен лунный модуль, с этого момента вход в атмосферу не будет отличаться от других экспедиций, и опасность, по существу, минует.
При словах «спасательная шлюпка» и «опасность» Армстронг и Олдрин немного вздрогнули перед телевизором, обеспокоено посмотрев на сидящую между ними женщину. Но если Бланш Лоувелл и слышала что-то плохое, она не подала вида. Она повернулась к статным молодым людям, сидящим по ее бокам – оба астронавты, как и ее сын, но, без сомнения, всего лишь обыкновенные, а иначе они бы сегодня были в космосе и их бы показывали по телевизору – и она улыбнулась им. Армстронг и Олдрин улыбнулись в ответ.
В гостиной Мэрилин Лоувелл смотрела ту же самую передачу, но реагировала совсем по-другому. Алан Бин, который побывал на Луне в прошлом ноябре, только сказал, что предстоящий вход в атмосферу будет таким же, как и обычно. Но Мэрилин верила, что Бин знает больше. Ни один другой командный модуль прежде не был так поврежден, и ни одному экипажу не приходилось выполнить так много импровизированной работы почти без отдыха.
Вдруг до слуха Мэрилин донеслось какое-то волнение на передней лужайке, что-то, напоминающее аплодисменты. Вовремя поспешив к окну, она увидела, как несколько соседей пробираются сквозь толпу репортеров и пересекают лужайку с ящиками шампанского. Увидев ящики, Мэрилин мысленно представила свой холодильник. Если она уберет несколько кастрюль, которые ранее принесли те же добрые соседи, а ее гости съедят остальное, то освободится место для нескольких бутылок. Она страстно надеялась, что им не придется слишком долго стоять на льду.

Никто особо не волновался в Центре управления, когда Джим Лоувелл, надеясь, что это в последний раз, на короткое время включил реактивные стабилизаторы системы ориентации. Маневр был необходим, чтобы вернуть космический корабль в середину коридора входа в атмосферу. Короткий запуск четырех стабилизаторов, безупречно работавших все пять дней, особо не привлек операторов, хотя он был чрезвычайно необходим, чтобы астронавты пережили вход в атмосферу. На самом деле, все, чем занимались этим утром люди за терминалами, было крайне необходимо для выживания астронавтов. Незадолго до 7 утра по хьюстонскому времени, когда начался второй час передачи «Сегодня» и Лоувелл удачно выполнил свой маневр, Центр управления напоминал муравейник. Тремя часами ранее, в соответствии с составленным еще на неделе планом Джина Кранца, Бордовая команда Милта Уиндлера покинула терминалы, и ее место заняла Белая команда, впервые после ночного запуска «ПК+2» сменившая название «Тигр». По сигналу Бордовая команда сдала свои рабочие места, но ни один член группы Уиндлера не покинул зал, находясь позади терминалов или потягивая кофе, прислонившись к стене. К ним присоединилось большинство членов Золотой и Черной команд. Никто из них не собирался мешать работе воссозданной Белой команды, и никто не хотел быть нигде, кроме этого зала. Операторы Белой команды подключили свои наушники, повернулись к мониторам и начали заниматься своим первый и, возможно, самым сложным маневром за день: сбросом сервисного модуля.
– «Водолей», это Хьюстон, – вызвал Джо Кервин со станции КЭПКОМа.
– Слушаю, Джо, – откликнулся Фред Хэйз.
– Если ты готов записывать, у меня есть углы ориентации для отделения сервисного модуля. Никуда не надо ходить, подойдет любой чистый листок бумаги.
В космическом корабле Лоувелл, Хэйз и Суиджерт были на привычных позициях, начеку и чувствуя вполне понятную тревогу. Лоувелл отказался от таблеток декседрина, которые прошлой ночью прописал его экипажу Слэйтон, понимая, что эффект от стимуляторов держится недолго, а потом наступит еще более сильный упадок сил. Командир решил, что сейчас астронавтам хватит одного адреналина в крови. Хэйз, щеки которого все еще пылали от температуры, больше других членов экипажа нуждался в порции адреналина, и в тот же момент он его получил.
– Слушаю, Хьюстон, – сказал он, вырывая листок из полетного плана и доставая ручку.
– Так, инструкция гласит: первое, маневр ЛЭМа со следующей ориентацией: вращение – 000 градусов, наклон – 91.3 градуса, рысканье – 000 градусов.
Хэйз быстро записывал и ответил не сразу.
– Тебе повторить эти данные, Фред?
– Нет, Джо.
– Следующий шаг. Ты или Джим должен произвести рывок на 15 см в секунду при помощи четырех стабилизаторов ЛЭМа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66