Лоувелл, пытаясь научиться управлять стыкованными модулями, повернулся к Хэйзу и сделал круглые глаза. Да, он следил за гироскопами. И за стабилизаторами. И за индикаторами ориентации. И за облаком мусора за окном. Лусма дежурил за терминалом КЭПКОМа с самого полдня, и Лоувелл был благодарен за его дружескую помощь астронавта. Но спрашивать у пилота лунного модуля, не забыл ли он следить за гироскопами, было подобно тому, что спрашивать у пилота самолета, не забыл ли он про закрылки. В обоих случаях это был лишний вопрос.
Лоувелл медленно повернулся к Хэйзу.
– Скажи ему, – произнес он с еле сдерживаемой злостью, – Что мы следим.
Лусма, который сам провел много часов на тренажере «Аполлона», услышал ответ и понял достаточно, чтобы больше не тревожить командира.
Пока Лоувелл занимался стабилизацией положения корабля, а Лусма пытался сохранить самообладание, Джерри Бостик, Чак Дейтерих и другие операторы терминалов ВОЗВРАТ, ДИНАМИКА, НАВИГАЦИЯ, не занятые текущей работой, продолжали разработку процедуры запуска для возврата экипажа на Землю. Полетные планы и наземных служб и астронавтов предусматривали набор готовых сценариев возврата, известных как «блоки данных для маневра», которые содержали необходимые координаты корабля, положения дросселя и другую информацию для самых вероятных ситуаций возврата экипажа. Было несколько блоков данных для «прямых возвратов», «блоки данных» для различных возвратов «ПК+2», блоки данных для возврата, при котором корабль остается на траектории свободного возврата и требуется легкий толчок для выхода на прямую. Все эти планы предусматривали наличие работоспособного командного модуля, работоспособного сервисного модуля и ЛЭМа, который в самом лучшем случае рассматривался, как рабочий придаток. Просматривая свой блок данных, Бостик и Дейтерих не ожидали обнаружить готовый сценарий возврата, удовлетворявший текущей ситуации. Они его и не нашли.
Работая совместно со своими командами поддержки, операторы могли рассчитать координаты для так называемого «запуска ПРС в пристыкованном состоянии» – запуска посадочной реактивной системы с пристыкованным командно-сервисным модулем, который планировался, но никогда не испытывался. Этот маневр был беспрецедентным, но, как говорили Бостик и Дейтерих, относительно простым. На расстоянии четверти миллиона миль в космосе поправка к траектории заключалась в легком толчке двигателя, что позволяло нацелить корабль на 40 тысяч миль ближе к Земле. При громадной протяженности межпланетного пространства, которое отделяло корабль от дома, изменение ориентации всего в доли градуса в начале путешествия вызывало отклонение в тысячи миль на другом конце пути. Сейчас «Одиссей» и «Водолей» летели на скорости 3000 миль в час или 1340 м/сек. Для поправки к траектории, которую разработали Бостик, Дейтерих с остальными специалистами, требовалось ускорить корабли всего на 5 метров в секунду, чтобы не пролететь мимо Земли, а безопасно спланировать в океан.
Операторы были уверены в возможности выполнения этого маневра, и они, как и Крафт, знали, что вскоре придется попытаться. Чем позже они произведут запуск двигателя для возврата к Земле, тем дольше придется ему работать. Но прежде, чем пытаться запускать двигатель, они обязаны доложить об этой идее Ланни. Прежде, чем Ланни согласится, он сообщит Кранцу и Крафту. Операторы, не находившиеся на дежурстве, подталкивали друг друга, чтобы кто-нибудь решился на доклад начальству.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это ДИНАМИКА, – сказал Билл Бун, офицер полетной динамики из команды Ланни.
– Слушаю, – ответил Ланни.
– Разрешите доложить вам то, чем мы сейчас занимаемся. Мы рассчитываем маневр, который, по нашему мнению, переведет корабль на свободный возврат.
– М-м-м, – произнес Ланни уклончиво.
– Наши команды поддержки сейчас готовят все параметры, и через десять минут я получу готовый маневр, который мы сможем выполнить на отметке 61:30 полетного времени.
Ланни посмотрел на стену, где часы показывали полетное время. Полет продолжался 59 часов 23 минуты, примерно три с половиной часа после аварии.
– И это будет свободный возврат? – спросил Ланни.
– Так точно, – заверил его Бун, – Это будет запуск с коррекцией на 5 метров в секунду. Вы можете использовать это значение.
Ланни ничего не сказал. Бун с нетерпением ожидал, а на директорском терминале зеленая лампочка офицера навигации переключилась на желтый цвет, вызывая на переговоры.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это НАВИГАЦИЯ, – сказал Гэри Реник.
– Слушаю, НАВИГАЦИЯ.
– Мы только что получили хорошие данные для ориентации и навигации, – сказал Реник, – и у нас, возможно, получится удачный запуск двигателя, который переведет нас на свободный возврат.
– Принято.
Ланни снова замолчал на линии внутренней связи. Он все еще не знал деталей предстоящего запуска двигателя, но он знал, что это ему и не надо. Он понимал, что это было работой ребят из службы навигации – знать всю специфику любого маневра, и если они сказали, что у них есть все данные для запуска, то, возможно, это так. Его работа заключалась просто в том, чтобы дать им добро на попытку.
Однако во время экспедиции, подобной этой, Ланни, несмотря на его директорское всемогущество, не мог дать добро без консультаций. Убрав микрофон от лица, он повернулся в проход позади своего кресла, где за последние десять минут собралась небольшая группа. Помимо Кранца и Крафта здесь были директор Космического Центра Гилруф, директор космических экспедиций Джордж Лоу и руководитель отряда астронавтов Дик Слэйтон. Пятеро мужчин разговаривали друг с другом, а когда Ланни повернулся к ним, вдруг быстро приблизились и, оживленно беседуя, встали вокруг него тесным кругом. По всей комнате полетные операторы с напряжением вслушивались в свои наушники, но ни слова не было слышно из этого совещания, продолжавшегося в проходе. Они вытягивали шеи, чтобы рассмотреть, но вид шестерых мужчин давал не больше информации, чем молчание на линии. Через несколько минут Ланни вызывал по внутренней связи:
– ДИНАМИКА, это ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ.
– Слушаю, ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, – откликнулся Бун.
– Ответьте, сколько времени займет выполнение того маневра свободного возврата? Можно его произвести в 61 вместо 61:30?
– О, я понял, – сказал Бун, – Я могу. Остается вопрос в выборе курса.
Ланни повернулся кругом. И снова на несколько минут воцарилось молчание на линии и оживленная беседа позади терминала. Наконец, руководитель полета вернулся на связь.
– Господа, – произнес Ланни на весь зал, – Мы собираемся выполнить маневр выхода на свободный возврат с коррекцией 5 метров в секунду на отметке 61 час. Первым делом, мы хотим вернуться на свободный возврат, а потом выполнить «ПК+2». ДИНАМИКА, немедленно предоставьте данные для отметки 61 час и еще два запасных варианта с шагом 15 минут после нее на случай, если у нас не получится первый.
– Принято, – сказал ДИНАМИКА.
– ОРИЕНТАЦИЯ, сообщите мне курсы для всех вариантов.
– Принято, – ответил ОРИЕНТАЦИЯ.
– УПРАВЛЕНИЕ, рассчитайте контрольные точки этих маневров.
– Принято.
– И, КЭПКОМ, – сказал Ланни, – Почему вы не информируете экипаж о предстоящем маневре?
Сидя во втором ряду терминалов, Лусма потянулся к переключателю, чтобы донести эту информацию – или, лучше сказать, новости – до экипажа, но, прежде чем он успел начать, в его наушниках вдруг раздались слова из корабля. В течение последних нескольких минут индикаторы ориентации на терминале офицера УПРАВЛЕНИЯ показывали, что Лоувелл все еще манипулирует стабилизаторами так и сяк, пытаясь получить управление над кораблем. Судя по каналу связи, казалось, что командир делает свою работу в полной тишине, поскольку за это время не поступало никаких сообщений с «Водолея». Однако Лусма знал, что это не так.
Как и у КЭПКОМА, головные телефоны астронавтов были оснащены переключателями, при помощи которых они могли отключаться от линии связи с Землей. Поскольку щелкать ими было неудобно, экипаж редко их использовал. Кнопка микрофона предоставляла астронавтам некоторую возможность уединения, что нечасто встречается в космосе. Что более важно, она позволяла обсудить маневры и проблемы между собой, прежде чем привлекать к ним внимание Земли. Только в одном случае нарушался этот порядок: когда выполнялись сложные процедуры, руки экипажа были заняты, и связь с Землей должна была поддерживаться постоянно. В этих случаях астронавты переключали устройства связи в положение «микрофон включен» или «голос», когда звук их голоса активировал микрофон, который передавал каждое их слово непосредственно КЭПКОМу. Большую часть полета экипаж «Аполлона-13» оставлял свои микрофоны выключенными, но, казалось, минуту назад они случайно включили их, и переговоры, которые услышали на Земле, показали, что если операторы надеялись начать выполнение процедуры выхода на свободный возврат, то астронавты занимались стабилизацией положения корабля.
– Есть какой-нибудь способ управлять этой штукой? – было слышно, как сказал Лоувелл.
– В чем дело? – спросил Хэйз.
– Похоже, будто у меня перекрестная зависимость. Я могу…
(ПРИМ.ПЕРЕВ. – многоточиями в данном месте книги авторы заменили нецензурные выражения членов экипажа)
– Да. «Ти-Ти-Си-Эй» будет лучше…
– Я хочу выйти из этого вращения. Что, если я…
– Не имеет значения, куда ты движешься…
– Попробую исправить этот крен…
– Ты управлял поворотом при помощи…?
– Так, попробуй это…
– Попробовать что…?
– Попробуй вот это…
– Ничего у меня не получается…
Лусма слушал несколько секунд, а, так как он ничего не сказал экипажу, то Ланни тоже вслушался в разговор. Как и Лусма, руководитель полета обеспокоился услышанным.
– Джек, – попросил Ланни, – Дай им знать, что мы получаем их голоса.
Слышал ли Лусма Ланни или он был слишком сбит с толку тревожными переговорами экипажа, так и осталось неясным, но КЭПКОМ впервые не ответил своему руководителю полета, а продолжал слушать.
– Почему при маневрировании получается такая ерунда? – спрашивал Лоувелл, – У нас все еще остается утечка?
– У нас нет утечки, – сказал Хэйз.
– Тогда почему нам не удается обнулить это? Что, если мы…
– Каждый раз я пытаюсь…
– …не можем остановить это вращение.
– Попробуй остановить вращение.
– А почему такая дерьмовая ориентация? – спросил Лоувелл.
– С ориентацией все в порядке, – ответил Хэйз.
– Проклятье! – воскликнул Суиджерт, – Я хочу, чтобы вы, ребята, объяснили мне, что происходит.
Ланни переключился на внутреннюю связь.
– КЭПКОМ, – снова предупредил он, на этот раз более строго, – Вы должны сообщить им, что мы слышим их голоса.
Ланни беспокоился и по поводу трудностей, с которыми столкнулся экипаж в ориентации корабля, и по поводу тех фраз, которые они при этом произносили. Теперь, когда полет перешел в свою критическую фазу, телестанции напрямую подключались к каналу связи «Земля-корабль», и каждое слово, произносимое Хьюстоном и экипажем, транслировалось зрителям. Раньше подобная трансляция осуществлялась с задержкой в несколько секунд, чтобы дать возможность офицерам пресс-службы Агентства вырезать случайные нецензурные слова. Однако, начиная с пожара на «Аполлоне-1», в «НАСА» решили, что лучший способ сохранения своей репутации, это неприукрашенная правда и отсутствие цензуры.
Последствия такого подхода не заставили себя ждать. Прошлой весной в прессе разразился небольшой скандал, когда Джин Сернан, пилотируя вместе с Томом Стэффордом лунный модуль «Аполлона-10», воскликнул «сукин сын!», случайно задев переключатель прерывания, что привело к неуправляемому вращению корабля всего в девяти милях над лунной поверхностью. Большинство в «НАСА» считало, что у Сернана была объективная причина для ругани, и они были раздражены лицемерным ханжеством СМИ, но пресса определяла общественное мнение, и Агентство не желало портить отношения ни с тем, ни с другим. После возвращения «Аполлона-10» был издан указ – пилоты всех будущих лунных экспедиций должны помнить, что надо вести себя как джентльмены. Независимо от серьезности аварийной ситуации жаргонные словечки, даже такие случайные и не очень грубые, как «дерьмовый», недопустимы.
– «Водолей», – наконец, вызвал Лусма во исполнение приказа Ланни, – Знайте, что мы слышим ваши голоса.
– Что вы слышите? – донесся ответ Лоувелла сквозь треск помех.
– Мы слышим ваши голоса, – повторил Лусма и многозначительно добавил, – Мы вас слышим громко и отчетливо.
Суиджерт, который был ответственен за последнюю непристойность, понял намек КЭПКОМа, посмотрел на Лоувелла и пожал плечами, как бы извиняясь. Лоувелл, вспомнив свои собственные проклятья, посмотрел на Суиджерта и пожал тому руку, как бы прощая. Хэйз, со стороны которого находилась панель управления связью, дотянулся до переключателя звука и вернул его в нормальное положение.
– Так, Джек, – сказал он с некоторым намеком, – Как ты теперь слышишь наши голоса при нормальном уровне звука?
– Слышу отлично.
– Хорошо.
– И еще, «Аполлон», – сказал КЭПКОМ, – Мы должны проинформировать вас о нашем плане запуска двигателя. Мы собираемся выполнить маневр выхода на свободный возврат с коррекцией на 5 метров в секунду на отметке 61 час. Затем мы отключим питание, чтобы сберечь энергию, а на 79 часе выполним запуск «ПК+2» на полной тяге. Мы хотим вернуть вас на свободный возврат и отключить питание как можно раньше. Что вы думаете по поводу коррекции на 5 метров в секунду через 37 минут?
Лоувелл убрал руку с пульта управления, предоставив корабль самому себе, и повернулся к своим членам экипажа с вопросительным взглядом. Суиджерт, все еще не освоившийся на чужом ЛЭМе, снова пожал плечами. Хэйз, который знал ЛЭМ лучше всех остальных на борту, отреагировал аналогично. Лоувелл поднял ладони вверх.
– Похоже, у нас нет более хорошей идеи, – сказал он.
– Ты думаешь, 37 минут будет достаточно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66