Не начавшуюся стычку остановил сам Лоувелл. Глаза Хэйза были широко открыты, неожиданно большие, как блюдца. Они не были похожи на прищуренные и веселые глаза шутника. Скорее, это были глаза испуганного человека – по-настоящему и сильно испуганного.
– Это не я, – произнес Хэйз в ответ на молчаливый вопрос командира.
Лоувелл обернулся и посмотрел на Суиджерта, но ничего не понял. В его испуганных глазах он увидел такое же смятение, тот же немой вопрос. Над головой у Суиджерта, в центре приборной панели командного модуля вспыхнула желтая аварийная лампочка. Одновременно появился аварийный сигнал в наушниках Хэйза, а справа панели, где отображалось состояние электрических систем, загорелась еще одна. Суиджерт просмотрел панель и обнаружил, мгновенную и необъяснимую потерю мощности в главной шине «Б» – одной из двух распределительных систем, питающих все оборудование командного модуля. Если накрылась одна шина, то половина систем корабля уже не работают.
Эй, – прокричал Суиджерт по радиосвязи в Хьюстон, – У нас тут проблема.
– Это Хьюстон, повторите, – ответил Лусма.
– Хьюстон, у нас проблема, – повторил за Суиджерта Лоувелл, – У нас потеря питания в шине «Б».
– Вас понял, на шине «Б» нет напряжения. Так, ждите, тринадцатый, мы посмотрим, что можно сделать.
Сай Либергот слышал радиообмен и, как и остальные операторы, принялся просматривать экран терминала. Однако прежде чем он успел что-то понять, в его наушниках раздался крик:
– Что с данными, ЭЛЕКТРИКА?
Это был Ларри Шикс, один из трех специалистов команды поддержки, отвечающий за системы жизнеобеспечения и обязанный помогать Либерготу разрешать аварийные ситуации. Следом за Шиксом раздался голос Джорджа Блисса, другого инженера ЭЛЕКТРИКИ:
– У нас больше, чем просто проблема.
Либергот посмотрел на монитор, и у него перехватило дыхание. Ему казалось, что все индикаторы указывали на бак. Он не мог поверить, что это данные настоящего полета. Больше было похоже на те числа, которыми хитрый СИМСУП хотел привлечь внимание во время тренировок.
Но это была не тренировка. Самый первый и самый плохой показатель, который заметил Либергот – справа от параметров водородных баков, на которые он смотрел мгновение назад – касался двух главных кислородных баков корабля. Его монитор указывал, что бак номер два, который содержал половину всего запаса кислорода, вдруг перестал существовать. Данные просто обратились в нуль, исчезли или, как говорили операторы, убежали.
– Мы потеряли давление кислорода в баке номер два, – подтвердил Блисс.
Либергот просмотрел экран и обнаружил еще более плохие новости:
– Так, ребята, нет давления в топливных элементах один и два.
На мгновение Либергот почувствовал небольшую тошноту. В соответствии с тем, что он услышал в наушниках и увидел на экране, большая часть систем питания «Одиссея», не говоря уже о половине систем воздухоснабжения, накрылись. Диагноз был ужасным, но еще не окончательным. Существовала вероятность, что с системой в целом ничего не произошло, а случившееся вызвано отказом датчиков. Может, они просто выдали неверные данные. Это иногда случалось, и хороший оператор ЭЛЕКТРИКИ, прежде чем паниковать, должен перебрать все простые причины.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, возможно, у нас проблемы с оборудованием, – сказал Кранцу Либергот, – Разрешите составить сводку.
– Разрешаю, – сказал Кранц.
Наверху, в своем все еще болтающемся и дрожащем «Одиссее», Лоувелл, Суиджерт и Хэйз не могли слышать этот разговор, но их приборная панель показывала, что все в порядке. Хэйз выбрался из тоннеля и вернулся в свое кресло. Просмотрев данные энергообеспечения, он увидел, что напряжение на шине «Б» снова появилось.
Он выдохнул.
– Так. Хьюстон, все в порядке, – передал он, – Напряжение нормальное.
Затем он немного резко добавил:
– Здесь был довольно сильный удар, который нас встревожил.
– Понял, Фред, – спокойно сказал Лусма, как будто «сильный удар» был обычным делом во время лунных экспедиций.
– Тем временем, – добавил Лоувелл, – Мы продолжаем и снова закрываем тоннель.
Спокойствие в голосе Лоувелла противоречило поспешности, с которой он говорил «закрываем тоннель». Суиджерт отстегнулся от кресла и бросился к туннелю через нижний приборный отсек. Все три астронавта думали об одном и том же: это мог быть метеорит. Поскольку командный модуль выглядел в норме, удар мог поразить ЛЭМ. Поэтому они хотели как можно быстрее закрыть люк и запечатать тоннель, чтобы помешать возможной утечке воздуха из командного модуля.
Суиджерт захлопнул люк, но никак не мог его заблокировать. Он попытался еще раз, и у него снова не получилось. Третий раз также не дал результат. Лоувелл проплыл в тоннель, отстранил Суиджерта и попытался сам. Казалось, что люк нельзя было заблокировать. После пары попыток он опустил руки и взглянул на проблему с другой стороны. Если бы целостность ЛЭМа была нарушена, то в обоих модулях падало бы давление. Если это был метеорит, то он не повредил жилые отсеки ни ЛЭМа, ни командного модуля.
– Забудь о люке, – сказал Суиджерту Лоувелл, – открой его и зафиксируй вне прохода.
Суиджерт кивнул, и Лоувелл выплыл из тоннеля и через приборный отсек вернулся на свое место посмотреть, что показывает приборная панель. Здесь его ожидала хорошая новость: в то время как в Хьюстоне уровень кислорода в баке номер два показывал ноль, на корабле он был вверху шкалы. На приборной панели Лоувелла стрелка количества кислорода в баке задралась выше некуда. Хотя это и не точное значение, но гораздо ближе к истине, чем нулевые показания кислорода на экранах ЭЛЕКТРИКИ. Лоувелл доложил радостную весть Лусме, который уклончиво ответил «принято».
В этот момент «принято» было единственным определенным ответом, который мог дать Лусма. Он полагал, проблема была не с приборами, как обнадеживающе предположил Либергот, так как это не соответствовало происходящему на корабле. Неполадки с кислородным баком, топливным элементом и шиной, технически, могли произойти одновременно, поскольку кислород из баков поступает в топливные элементы, а топливные элементы производят электричество для шины. Однако, с точки зрения статистики, это было весьма маловероятно. Кислородные баки состояли из минимального количества деталей, чтобы максимально уменьшить вероятность неисправности. Даже, если бы один бак отказал, второго было более чем достаточно, чтобы запитать все три топливных элемента. А пока работают все три элемента, обе шины тоже будут оставаться под напряжением. Вероятность отказа любого из этих компонентов составляла ноль целых и ноль-ноль-ноль и т. д. процентов. А вероятность одновременного отказа бака, двух топливных элементов и шины была еще ниже.
Положение ухудшалось по мере того, как операторы по всему Центру управления докладывали о новых нарушениях работы систем. Через мгновение после удара, потрясшего «Одиссей», Билл Феннер, офицер навигации, или НАВИГАЦИЯ, один из людей, ответственных за планирование траектории корабля, по внутренней связи сообщил, что обнаружена «перезагрузка» бортового компьютера. Так называется процесс, когда компьютер обнаружил неизвестную неисправность внутри корабля, и теперь снова осуществляет загрузку начальных данных. Учитывая, что сейчас на «Одиссее» было полно разных проблем, перезагрузка компьютера не являлась неожиданностью. Однако компьютер считал, что причина того удара, о котором доложил экипаж, находилась не снаружи, а внутри корабля. Это позволяло исключить попадание метеорита. Но если это был не метеорит, то что тогда?
Через несколько секунд после удара офицер по системам связи и оборудованию сообщил о неисправностях.
– ПОЛЕТ-КОНТРОЛЬ, это СВЯЗЬ, – вызвал он.
– Слушаю, СВЯЗЬ, – ответил Кранц.
– Примерно тогда, когда возникла проблема, мы переключились на ненаправленную радиосвязь.
– Так. Вы говорите ненаправленную?
– Да.
– Вы можете уточнить время переключения? – спросил Кранц, а затем для большей ясности повторил, – СВЯЗЬ, определите момент переключения на ненаправленную радиосвязь.
Это следовало повторить, так как СВЯЗЬ докладывал, что таинственный удар, потрясший «Одиссей», как-то сам переключил связь с его главной антенны на четыре маленьких ненаправленных антенны, установленных вокруг сервисного модуля. Вообще-то, радио корабля не может самостоятельно переключаться с антенны на антенну, как и телевизор не может по своей воле переключать каналы.
Для некоторых людей в зале ситуация с антенной стала небольшим облегчением. Это должна была быть ошибка приборов. Если неисправности кислородного бака, двух топливных элементов и шины было еще не достаточно для такого предположения, то самопроизвольного переключения антенны было даже чересчур много. Это можно сравнить с тем, как если бы вы отдали свой новый автомобиль автомеханику, а тот сообщил бы, будто у него испорчен аккумулятор, генератор и стартер вместе взятые, и, о-го-го, шины вдруг сдулись, радиатор пробит и двери сорвались с петель. Вы, наверное, решите, что дело не в автомобиле, а в этом механике.
Кранц, более чем уверенный в этом, решил посоветоваться с Либерготом по внутренней связи.
– Сай, что ты собираешься делать? – спросил он, – Это неисправность датчиков, или что?
Лусму интересовал тот же вопрос и, освободившись от наушников, он спросил Кранца:
– Нет ли каких указаний для экипажа? Мы останавливаемся на варианте с ошибкой приборов или проблема серьезнее?
Оператора ЭЛЕКТРИКИ мучили те же сомнения.
– Ларри, ты же не веришь, что упало давление в баке с кислородом? – спросил Шикса Либергот.
– Нет-нет, – ответил Шикс, – Трубопроводы в норме, системы жизнеобеспечения тоже в норме.
Сомнения операторов, в основном, были вызваны несоответствием индикаторов на Земле и в «Одиссее». Но Лоувеллу, Суиджерту и Хэйзу было ясно, что по их данным шина и кислородные баки в норме. Если приборы не сообщают о неисправности, то зачем в нее верить?
Однако в корабле прекрасные показатели приборов, поддерживающие надежду на лучшее, начали изменяться. Хэйз, который ни на секунду не прекращал следить за приборной панелью, заметил сбой напряжения шины, и у него сразу упало настроение. На основании индикаторов «Одиссея» основная шина «Б», которая вроде бы восстановилась, снова потеряла питание. Хуже того, начало падать напряжение на шине «А». Неисправная шина, казалось, тянула за собой и другую. В то же самое время Лоувелл посмотрел на индикаторы кислородных баков и топливных элементов и получил еще худшую новость: кислородный бак номер два, который мгновение назад был полон под завязку, вдруг оказался совершенно пуст. Наибольшее беспокойство вызывали индикаторы топливных элементов: на панели «Одиссея» их показания теперь были столь же плохи, как и на мониторе Либергота – два из трех элемента совсем не вырабатывали электричество.
Показания этих последних индикаторов были плевком в душу Лоувелла. Если они не врут, то с посадкой на Фра-Мауро можно попрощаться. В «НАСА» были строгие правила насчет лунных высадок, одно из которых гласило: если у вас нет трех работоспособных топливных элемента, вы никуда не идете. Чисто технически один элемент может обеспечить функционирование корабля. Но когда речь заходит о таком важном понятии, как энергия, «НАСА» хочет иметь подстраховку, и даже два исправных элемента – это не подстраховка. Лоувелл показал Суиджерту и Хэйзу индикаторы состояния топливных элементов.
– Если они не врут, – сказал он, – посадка отменяется.
Суиджерт сообщил неприятное известие на Землю.
– У нас падение напряжения на шине «А», – передал он, – Около двадцати пяти с половиной вольт. Шина «Б» на нуле.
– Принято, – ответил Лусма.
– Топливные элементы один и три показывают «серые флаги», – сказал Лоувелл, – Но оба не дают питание.
– Мы поняли, – ответил Лусма.
– И, Джек, – добавил Лоувелл, – Кислородный бак номер два на нуле. Вы слышите?
– Уровень кислорода на нуле, – повторил Лусма.
Была еще одна неприятность, о которой размышлял Лоувелл. Уже прошло десять минут после того удара, а корабль продолжал болтаться и дрожать. Каждый раз, когда командно-сервисный модуль и ЛЭМ меняли свое положение в пространстве, для его выравнивания автоматически включались реактивные стабилизаторы. Но каждый раз корабль возобновлял качку, и стабилизаторы были вынуждены снова включаться.
Лоувелл переключил систему ориентации на ручное управление, встроенное в приборную панель справа от его кресла. Если автоматика не справляется, возможно, получится у пилота. Лоувелл собирался выровнять ориентацию корабля совсем не по эстетическим соображениям. Корабль «Аполлон» со своим ЛЭМом, напоминающим большую и неуклюжую шляпу, на пути к Луне должен был не просто поддерживать прямую ориентацию корпуса. Он еще должен был вращаться вокруг оси со скоростью 1 оборот в минуту. Это был так называемый пассивный тепловой контроль, или «ПТК», который предназначался для равномерного нагрева корпуса со всех сторон. Иначе ослепительные лучи Солнца зажарили бы его с одного бока, в то время как другой бок замерз бы в тени. Грациозную хореографию «ПТК» стабилизаторы превратили в конвульсии. Если Лоувелл не возьмет управление в свои руки, он подвергнет бока корабля реальной опасности сверхвысоких и сверхнизких температур, которые проникнут сквозь оболочку и нарушат работу чувствительной аппаратуры. Но как ни старался Лоувелл, ручное управление не помогло восстановить ориентацию корабля. Как только удавалось стабилизировать «Одиссей», он снова начинал отклоняться в сторону.
Для пилота, трижды летавшего в космос, было невыносимо испытывать такие серьезные проблемы из-за своего оборудования. Электрические системы корабля Лоувелла выходили из строя, спасительный дом в зеркале заднего вида удалялся со скоростью 2000 миль в час, а теперь он столкнулся с еще большей опасностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66