Чернышевский детально прослеживает главнейшие этапы революции 1848 года во Франции и клеймит нерешительность и боязливость мелкобуржуазных французских демократов.
Подводя итоги своего анализа, в конце статьи Чернышевский говорит о том, что полугодичное управление Кавеньяка и «умеренных республиканцев», расчистивших дорогу Наполеону III, «дает много уроков людям, думающим о ходе исторических событий… Нет ничего гибельнее для людей и в частной и государственной жизни, как действовать нерешительно, отталкивая от себя друзей и робея перед врагами»..
Это заключение Чернышевского было направлено против представителей русского либерализма конца пятидесятых годов, которые противостояли революционной демократии, стремившейся к свержению самодержавно-крепостнического строя России.
Последовавшие затем статьи «Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X», «Тюрго» (1858 г.) и «Июльская монархия» (1860 г.) носили тот же характер. Обращаясь к освещению западноевропейских исторических событий, Чернышевский имел в виду дать в руки русским читателям богатый материал для параллелей и аналогий. Всюду, где это было возможно, он проводил в этих статьях подобные аналогии и параллели, искусно вуалируя их и обходя таким образом цензурные преграды, препятствовавшие ему открыто писать о политических и социально-экономических явлениях тогдашней России.
Этот прием позволил Чернышевскому в период резкого обострения классовой борьбы в России выступить на страницах «Современника» с критикой политических позиций либерализма и разоблачить либералов как предателей дела народа, как прямых пособников самодержавия.
Читая «Борьбу партий…», передовые русские интеллигенты того времени понимали, что рассказ о событиях, происходивших во Франции, помогает им мысленно дорисовать знакомые черты отечественных либералов, вступивших на путь компромисса с Александром II по вопросу об отмене крепостного права, помогает глубже понять подлинную роль либеральных фразеров, чьи истинные стремления совпадали со стремлениями крепостников и состояли в желании «подчинения народа немногочисленному сословию».
Читая «Тюрго», они видели, что хотя речь в этой статье идет о гнилости и продажности монархического правительства Людовика XVI, но в сущности рассуждения автора могут быть относимы и к правительству русского «венценосца» и к монархическому образу правления вообще.
И, наконец, читая «Июльскую монархию», они невольно приходили вместе с автором к выводу, что только участие широких народных масс может обеспечить успех революционной борьбы, которая неизбежно кончается крахом, если лишена поддержки народа.
«Либералы, совершившие июльский переворот, – писал Чернышевский в статье о Кавеньяке, – не могли бы ничего сделать, если б не помогли им парижские простолюдины. Те же простолюдины дали силу людям, низвергнувшим старинное французское устройство в конце прошлого века. Они же, – продолжает он, – давали силу Наполеону, пока считали его своим защитником от возвращения старого порядка дел. Когда они убедились, что Наполеон действует в свою, а не в их пользу, они покинули его, и только это охлаждение массы к Наполеону дало возможность низвергнуть его в 1814 году».
Решающую роль народа в историческом процессе Чернышевский неизменно подчеркивал и во всех других своих статьях, касались ли они вопросов литературы или политической экономии, философия или истории.
Так было на Западе, так было и в России: «…почти все драматические эпизоды в истории русского народа были совершены энергиею земледельческого населения…»
Вместе с тем Чернышевский стремился подчеркнуть и то обстоятельство, что и на Западе и в России правители и господствующие классы, добивавшиеся с помощью народа тех или иных побед в роковые исторические дни в борьбе с внешним ли врагом, или при внутренних переворотах, всякий раз обманывали потом народ и продолжали немилосердно эксплуатировать его, лишая элементарных прав на человеческое существование.
Вывод, к которому подводил читателей Чернышевский, был прост, он напрашивался сам собою. Пока дело освобождения народа не перейдет в руки самого народа, его будут вероломно обманывать монархи, помещики-крепостники, либеральные помещики-«прогрессисты» и либералы-буржуа.
Но в статьях по русской истории и в экономических работах, посвященных промышленности и сельскому хозяйству России, Чернышевскому невозможно было поставить эти точки над i. Легче было проводить подобные заключения в таких статьях, как «Кавеньяк» или «Июльская монархия». Цензура спохватилась только после того, как последняя статья была уже напечатана. В докладе, составленном в Главном управлении цензуры в июне 1860 года о направлении «Современника», была отмечена эта статья, особенно ее заключительная часть, где как раз говорилось, что «когда станет рассудительно заботиться о своем благосостоянии тот класс, с которым хотели играть кукольную комедию сен-симонисты, тогда, вероятно, будет лучше ему жить на свете, чем теперь». Полностью процитировав это заключение Чернышевского, составитель докладной записки добавляет: «Дело ясно, чего хочет автор».
Через два года Чернышевский попытался высказать подобные мысли о русском народе в своих целиком запрещенных цензурой «Письмах без адреса», скрыто обращенных к Александру II: «Вы говорите народу: ты должен итти вот как; мы говорим ему: ты должен итти вот так. Но в народе почти все дремлют, а те немногие, которые проснулись, отвечают: давно уже раздаются призывы к народу, чтобы он жил так или иначе, и много раз пробовал он слушать призывы, но пользы от них не было. Звали народ выручать Москву от поляков, – народ пошел, выручил, – и оставлен был в положении, хуже которого не было прежде и не могло быть при поляках. Потом ему сказали: выручай Малороссию; он выручил, но ни ему, ни самой Малороссии не стало от этого лучше. Ему сказали: завоюй себе связь с Европой, – он победил шведов и завоевал себе вместе с балтийскими гаванями только рекрутчину и подтверждение крепостного права. Потом, по новым призывам, он много раз побеждал турок, захватил Литву, разрушил Польшу и опять-таки не получил себе никакой пользы. Двинули его против Наполеона: он завоевал своему государству первенство в Европе, а сам был оставлен все в прежнем положении. Такую же пользу он получал себе и от призывов, которые были после. Зачем же ему увлекаться теперь какими бы то ни было новыми призывами? Он не ждет себе от них другой пользы, как и от прежних… Когда люди дойдут до мысли: «ни от кого другого не могу я ждать пользы для своих дел», они непременно и скоро сделают вывод, что им самим надобно взяться за ведение своих дел. Все люди и общественные слои, отдельные от народа, трепещут этой ожидаемой развязки…»
Тон статей Чернышевского делался все более решительным и твердым, все более гневным и откровенным, все более требовательным и настойчивым.
В «Письмах без адреса» Чернышевский прямо заявлял, что единственным правомочным судьей в исторических делах должен быть народ. Эта блестящая статья впоследствии особо изучалась Карлом Марксом, получившим ее от Даниельсона в рукописном виде. Маркс почти полностью перевел ее на немецкий язык.
Развивая идею о великой творческой силе народа, Чернышевский писал в своей работе «Борьба партий во Франции прет Людовике XVIII и Карле X»: «Сильны только те стремления, прочны только те учреждения, которые поддерживаются массою народа».
Великий революционный демократ не ограничивался признанием борьбы классов движущей силой истории, он стремился вместе с тем всесторонне выяснить ее экономические корни, а выяснив их, он переводил на язык политической экономии и писал в примечаниях к Миллю: «Интересы ренты противоположны интересам прибыли и рабочей платы вместе. Против сословия, которому выделяется рента, средний класс и простой народ всегда были союзниками. Мы видели, что интерес прибыли противоположен интересу рабочей платы. Как только одерживают в своем союзе верх над получающим ренту классом сословие капиталистов и сословие работников, история страны получает главным своим содержанием борьбу среднего сословия с народам».
Чернышевского удивляло, что в большинстве исторических работ так скупо говорится «о материальных условиях быта, играющих едва ли не первую роль в жизни, составляющих коренную причину почти всех явлений».
Однако в первые годы сотрудничества в «Современнике» и в «Отечественных записках» Чернышевскому очень редко приходилось выступать со статьями на чисто экономические и философские темы, что объяснялось, как мы видели, цензурным гнетом, достигшим крайних пределов к концу царствования Николая I.
Кроме отмеченной уже рецензии на книгу А. Львова и еще нескольких небольших статей, Чернышевский до 1857 года не написал по вопросам политической экономии ни одной крупной работы.
В 1857 году, разбирая речь профессора И. Бабста «О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала», он с удовлетворением отметил заметно возросший интерес со стороны читателей к политической экономии и подчеркнул, что истины, извлекаемые учеными из наблюдения над экономическими факторами, имеют непосредственное живое отношение к современной жизни общества.
Уже в этой сравнительно ранней статье Чернышевского проводится мысль об эксплуататорском характере капиталистического строя и его непримиримой враждебности интересам широких трудящихся масс.
Он обличает узость понятий буржуазных экономистов, вдавшихся «в гибельную односторонность по вопросу о распределении плодов труда между трудящимся классом и капиталистами».
Используя «речь» буржуазно-либерального профессора Бабста, в которой была обрисована программа развития России по пути капитализма, Чернышевский сумел на ряде косвенных примеров показать в своей статье, что подлинный подъем благосостояния страны немыслим без революционного освобождения русского народа от ярма крепостничества.
С этого времени вплоть до середины 1862 года Чернышевский планомерно развертывает в обширном цикле своих работ последовательную критику философских, экономических и политических теорий, с помощью которых идеологи правящих классов стремились обосновать свое господство над трудящимися.
Статьи Чернышевского по вопросам политической экономии, печатавшиеся в «Современнике», разоблачали феодально-крепостнический уклад тогдашней России я грабительский характер подготовлявшейся правительством крестьянской реформы.
Программа великого демократа, предусматривавшая свержение царизма и замену его народным правительством, которое осуществило бы национализацию земли и коренную перестройку всех общественных отношений в стране, была на том историческом этапе самой смелой революционной программой.
Мысли Чернышевского о буржуазном общественном устройстве перекликались с высказываниями его предшественников и учителей – Герцена и Белинского, которые, подобно ему, были непримиримыми врагами капитализма.
Главные политико-экономические работы Чернышевского – «Капитал и труд» и примечания к Миллю – по общему духу своему родственны соответствующим высказываниям в статьях Герцена и в письмах Белинского (последнего периода его жизни).
Капиталистическая эксплуатация трудящихся, в глазах Герцена, была «одной из форм антропофагии» (людоедства), а буржуазная политическая экономия – «наукой» о средствах обогащения класса капиталистов, которая создала для объяснения и оправдания ужасающего положения трудящихся архиреакционный «закон» Мальтуса. Опираясь на эту человеконенавистническую теорию английского экономиста, утверждавшую, что тяжелое положение трудящихся масс будто бы не зависит от капиталистического строя и что устранение социальных бедствий возможно только путем искусственного сокращения народонаселения, буржуазная политическая экономия, по образному выражению Герцена, говорила неимущему: «Не женись, не имей детей, поезжай в Америку, работай 12 часов или умирай с голоду».
Не менее гневны были обличительные высказывания Белинского, писавшего в одном из последних своих писем: «Горе государству, которое в руках капиталистов, это люди без патриотизма, без всякой возвышенности в чувствах. Для них война или мир значат только возвышение или упадок фондов – далее этого они ничего не видят».
Учение Чернышевского продолжило, развило эти благородные традиции великих русских революционных демократов, страстно желавших блага родному народу и всему человечеству.
Так же как Герцен и Белинский, автор «Капитала и труда» не обманывался относительно истинного характера «экономической гармонии», провозглашавшейся устами тех, кто «усерднее всего проповедовал в пользу банкиров и негоциантов». Он беспощадно высмеял лжеученых, которые стремились доказать, что «бедным не на что жаловаться, что каждый работник получает надлежащее вознаграждение, что если и есть на свете люди, получающие меньше, чем им следовало бы, то эти люди не какие-нибудь ткачи, швеи, земледельческие батраки, – нет, а капиталисты, рантьеры, фабриканты, банкиры и другие обиженные судьбою несчастливцы, возбуждающие зависть в неразумных чернорабочих».
Развенчивая апологетические писания вульгарных экономистов о «гармоническом» развитии буржуазной экономики, Чернышевский давал яркую картину глубоких противоречий, разъедающих ее, приводящих к периодическим кризисам перепроизводства, к обнищанию трудящихся: «…дух спекуляции влечет общество к отчаянному риску, кончающемуся коммерческими кризисами… Рынки завалены товарами, не находящими сбыта, фабрики запираются, и рабочие остаются без хлеба. Все открытия науки обращаются в средства порабощения, и оно усиливается самим прогрессом: пролетарий делается просто рукояткою машины и беспрестанно бывает принужден жить милостынею…»
В противовес буржуазной политической экономии, банкротство которой, по словам Маркса, мастерски раскрыто в работах Чернышевского, великий русский революционный демократ разрабатывает основы «политической экономии трудящихся».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62