Это знаменательное письмо Некрасов закончил словами сожаления о том, что нет еще критика, который разъяснил бы это писателям, указав им единственно верный и плодотворный путь.
Можно не сомневаться в том, что самая идея создания «Очерков гоголевского периода» уже в это время рождалась в беседах Некрасова с Чернышевским; в молодом критике поэт проницательно видел достойного продолжателя дела Белинского. И уже через несколько месяцев после того, как было написано это письмо, в декабрьской книжке «Современника» появилась первая глава «Очерков гоголевского периода», которыми Чернышевский блестяще разрешил задачу, представлявшуюся революционным демократам наиболее важной для будущего русской литературы, а в данный момент и для судеб родного народа.
Эта задача заключалась в том, чтобы отстоять идеи Белинского и Гоголя, продолжить, углубить и усилить в новых исторических условиях традиции гениального обличителя самодержавной России, направить литературу на путь критического реализма, на путь борьбы за великие идеалы народа.
«Очерки» сделали эпоху в русской критике, они вернули ей значение руководительницы общественного мнения и поставили их автора в центре литературно-политической борьбы того времени. Молодой сподвижник Некрасова стал вождем передовой русской литературы, и силу его влияния на читателей можно было сравнивать отныне лишь с силой влияния, какое оказывал до него Белинский.
«Очерки», так же как и диссертация Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности», были программным, боевым, полемически заостренным выступлением революционного демократа, возглавившего освободительное движение нового поколения революционеров-разночинцев.
Верный заветам своих учителей и предшественников – Герцена и Белинского, Чернышевский рассматривал литературу как одно из самых действенных средств в деле формирования общественного сознания и неустанно подчеркивал неразрывную связь передовой русской литературы с жизнью народа, с его освободительной борьбой.
Историческую миссию каждого великого русского писателя революционный демократ видел в его служении родине и народу. Подобно Белинскому, он особенно выделял сатирическое направление в литературе, считая, что оно имеет громадное значение в борьбе с отживающими классами
Это направление составляло, по словам Чернышевского, самую живую сторону нашей литературы. С ним связаны имена Кантемира, Фонвизина, Крылова, Грибоедова, Пушкина. Однако заслуга «прочного введения в русскую литературу сатирического направления» принадлежала Гоголю. «Ни в ком из наших великих писателей, – говорит Чернышевский, – не выражалось так живо и ясно сознание своего патриотического значения, как в Гоголе. Он прямо считал себя человеком, призванным служить не искусству, а отечеству; он думал о себе: «Я не поэт, я гражданин».
Творчество Гоголя, обнажившее с необычайной силой художественного воплощения социальные противоречия крепостнической России, представлялось Чернышевскому наиболее действенным, наиболее отвечающим запросам современности. Вот почему Чернышевский утверждал, что «давно уже не было в мире писателя, который был бы так важен для своего народа, как Гоголь для России». Вот почему он так решительно встал на защиту писателей реалистической гоголевской школы, которые вслед за автором «Мертвых душ» выступили с обличением самодержавно-крепостнического строя.
Основные принципы материалистической эстетики, теоретически разработанные Чернышевским в диссертации, были применены им теперь в «Очерках гоголевского периода» к конкретным явлениям русской литературы и критики. В них Чернышевский дал решительный отпор попыткам реакционного лагеря критики увести литературу от животрепещущих вопросов современности в область чистого искусства. Он убедительно показал, что этот лозунг – искусство для искусства – был лозунгом классовым и своекорыстным, служившим идеологам дворянства и буржуазии одним из способов отвлечения от борьбы за социальное переустройство общества. Срывая маски с приверженцев теории искусства для искусства, Чернышевский писал:
«Поэзия есть жизнь, действие [борьба], страсть; эпикуреизм в наше время возможен только для людей бездейственных, чуждых исторической жизни… Литература не может не быть служительницей того или другого направления идей: это назначение, лежащее в ее натуре, – назначение, от которого она не в силах отказаться, если бы и хотела отказаться. Последователи теории чистого искусства, выдаваемого нам за нечто долженствующее быть чуждым житейских. дел, обманываются или притворяются; слова: «искусство должно быть независимо от жизни» всегда служили только прикрытием для борьбы против не нравившихся этим людям направлений литературы, с целью сделать ее служительницею другого направления, которое более приходилось этим людям по вкусу».
Подчеркивая в «Очерках», что поэзия Пушкина явилась необходимым этапом в развитии русской литературы, подготовившим Гоголя и его направление, Чернышевский допустил вместе с тем в ряде случаев явно ошибочные определения. Излишне доказывать, что взгляд его на прозу Пушкина, высказанный в первой главе «Очерков», а также суждения о зависимости творчества Пушкина от западноевропейских писателей или об отсутствии у поэта определенной идейной направленности не могут не вызвать возражений. Однако не следует забывать, что Чернышевскому, как и всему русскому обществу, еще не была известна тогда в полной мере история столкновений Пушкина с правительством, его роль в движении декабристов, его борьба с тиранией Николая I, наконец, все обстоятельства гибели поэта.
Чтобы яснее выявить корни споров о пушкинском В гоголевском направлениях, Чернышевский дал в «Очерках» историю русской литературной критики двадцатых-тридцатых годов XIX века и осветил борьбу различных литературно-политических группировок. Нагляднее всего он мог показать характер этой борьбы на материале высказываний критиков о произведениях Гоголя, творчество которого открыло новый период нашей словесности и направило литературу на путь критического реализма, навсегда утвердив за ней значение острейшего оружия в деле развития общественного сознания. Отношение того или другого критика к произведениям Гоголя могло служить лучшим мерилом для определения общественно-политических позиций, отстаиваемых данным критиком.
С этой точки зрения и подошел Чернышевский в «Очерках» к разбору деятельности противников Белинского – Н. Полевого, О. Сенковского, С. Шевырева, которым посвящены первые главы его работы. Чернышевский показал, что все они сходились в одном – в отрицании сатирического пафоса творчества Гоголя. Они-то и были учителями, предшественниками и вдохновителями современных Чернышевскому консервативных и либерально-дворянских критиков середины пятидесятых годов, отстаивавших реакционную теорию чистого искусства, в противовес гоголевской школе, давшей русской литературе таких корифеев, как Герцен, Тургенев, Островский, Некрасов и Салтыков-Щедрин.
Особое место в «Очерках» занимают пятая и шестая главы, в которых Чернышевский дал сжатую историю русской общественно-политической мысли тридцатых-сороковых годов. Когда самое имя Герцена (не говоря уже о его сочинениях) было под строжайшим запретом в России, Чернышевский уяснил читателям «Современника» в этих главах историю идейного развития молодого Герцена и его друзей, использовав только что напечатанные тогда Герценом в «Полярной звезде» в Лондоне первые главы «Былого и дум» Не приводя имен тех лиц, которым посвящена эта часть «Очерков», прибегая к намекам и иносказаниям, Чернышевский с поразительным мастерством рассказал об обращении молодого Герцена к диалектике, открывшейся ему «как алгебра революции», о повороте Белинского к материализму и социалистическому мировоззрению, о том, как Герцен и Белинский после временного расхождения вступили в неразрывный союз, поднявший на огромную высоту русскую философскую мысль в ее движении к идеям социализма, «Тут в первый раз умственная жизнь нашего отечества произвела людей, которые шли наряду с мыслителями Европы, я не в свите их учеников, как бывало прежде… С того времени, как представители нашего умственного движения самостоятельно подвергли критике гегелеву систему, оно уже не подчинялось никакому чужому авторитету», – писал Чернышевский.
И Герцен по достоинству оценил эту смелую попытку автора «Очерков». Она вызвала у него новый прилив веры в возможность расширения революционного движения в России. Ознакомившись с «Современником», где была напечатана эта часть работы Чернышевского, Герцен писал своим друзьям: «Новости из России, и не такие узнаете: да, двигается вперед. В «Современнике» говорят обо мне и о Белинском, называют меня автором «Кто виноват?». Еще запоем мы с вами: «Вниз по матушке по Москве-реке».
В центре своей капитальной работы Чернышевский поставил широкое и всестороннее освещение литературно-общественных взглядов Белинского. Он справедливо считал, что деятельность великого критика «занимает в истории нашей литературы столь же важное место, как произведения самого Гоголя». Весь сложный, внешне противоречивый, но внутренне цельный путь Белинского впервые предстал здесь перед русскими читателями в исторической перспективе, начиная от первых его статей в «Телескопе» и кончая последними обзорами русской литературы 1846–1847 годов, где Белинский выступал уже как прямой предшественник революционных демократов нового поколения.
Главы, посвященные Белинскому, написаны Чернышевским с исключительным подъемом. Благородный образ борца и патриота встает перед нами с этих страниц. Раскрывая читателям тайну влияния Белинского на умы современников, Чернышевский подчеркивал, что любовь к благу родины была единственной страстью, владевшей великим критиком, что эта идея одухотворяла всю его деятельность. Эволюция философских и социально-политических взглядов Белинского, завершившаяся решительным поворотом к материализму и революционному мировоззрению, показана Чернышевским с присущей ему силой диалектического анализа. Минуя цензурные рогатки, автор «Очерков гоголевского периода» в последних главах подвел читателей к выводу, что только живое, кровное сочувствие делу народа, делу революция помогло Белинскому так проницательно и глубоко оценить значение творчества Гоголя и писателей, реалистической школы.
Огромной заслугой Чернышевского было то, что в «Очерках» он ясно указал перспективы дальнейшего развития современными писателями тех идей, которые Гоголь «обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их сцепления, их причин и следствий». В сатире Некрасова и Салтыкова-Щедрина Чернышевский прозорливо увидел залог более полного проникновения в сущность изображаемых явлений, ибо у этих писателей последовательный реализм сочетался с передовой революционной мыслью.
Вся дальнейшая литературно-критическая деятельность Чернышевского проходила под знаком развития и углубления тех положений, которые были разработаны им с наибольшей полнотой в «Эстетических отношениях искусства к действительности» и в «Очерках». Он сам указывал, что его последующие статьи о произведениях современных писателей «будут иметь непосредственное отношение к общей системе «Очерков».
Эта общая система «Очерков», в которых Чернышевский настойчиво указывал, что патриотический долг каждого подлинного писателя – служение своим творчеством нуждам народа, нашла отражение и в последующих его статьях о ранних повестях Льва Толстого, о «Губернских очерках» Салтыкова-Щедрина, о повести Тургенева «Ася» и о рассказах из народного быта Н. Успенского.
Блестящее умение критика поднимать и разрешать на материале художественной литературы современные политические проблемы, боевой революционный дух, присущий его статьям, неустанное отстаивание им принципов реализма и народности в искусстве, требование высокой идейности, лежащее в основе материалистической эстетики Чернышевского, – все это имело громадное значение для дальнейшего развития русской литературы.
Идеи, заложенные в «Очерках» и в других литературно-критических статьях Чернышевского, воспитали целые поколения читателей, подготовили почву для восприятия марксизма-ленинизма, оказали огромное влияние на движение русской культуры и науки.
Еще полвека тому назад В.И. Ленин и И.В. Сталин использовали «Очерки гоголевского периода» в своих трудах. В 1900 году Ленин, разоблачая и высмеивая «критические приемы» одного из «легальных марксистов» – П. Скворцова, напомнил читателям о том, как Чернышевский в «Очерках» осмеял критические выходки Сенковского против Гоголя. «Ведь это совершенно такая же «критика», – говорит Ленин, – как та, над которой смеялся некогда Чернышевский; возьмет человек в руку «Похождения Чичикова» и начинает «критиковать»: «Чи-чи-ков, чхи-чхи… Ах как смешно!..»
И.В. Сталин в статье «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?» (1904 г.), критикуя федералистов – социал-демократов, писал: «Я вспоминаю русских метафизиков 50-х годов прошлого столетия, которые назойливо спрашивали тогдашних диалектиков, полезен или вреден дождь для урожая, и требовали от них «решительного» ответа. Диалектикам нетрудно было доказать, что такая постановка вопроса совершенно не научна, что в разное время различно следует отвечать на такие вопросы, что во время засухи дождь – полезен, а в дождливое время – бесполезен и даже вреден, что, следовательно, требовать «решительного» ответа на такой вопрос является явной глупостью».
Как раз в шестой главе «Очерков гоголевского периода» Чернышевский доказывал с позиций диалектика тогдашним метафизикам, что «отвлеченной истины нет; истина конкретна», то-есть определительное суждение можно произносить только об определенном факте, рассмотрев все обстоятельства, от которых он зависит».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62