Сам Василий Шуйский с золотым крестом в руках въехал в Кремль и провозгласил, что пробил час избавится от самозванца, принесшего на святую Русь иноземную ересь. Одновременно началось избиение поляков, приехавших на свадьбу «Дмитрия» и Марины. При этом мятежники, очевидно, опасаясь, что народ вступится за популярного среди черни самозванца, кричали: «Литва царя убивает!»
Лишь трое из обитателей Кремля посмели оказать сопротивление: верный до конца узурпатору Петр Басманов, преданный камергер Марины Ян Осмульский и сам Отрепьев. Выпроводив из опочивальни по потайному ходу Марину, он схватил саблю, вышел из покоев с криком: «Я вам не Годунов» и встал плечом к плечу с Басмановым. Они отчаянно рубились, сумели убить нескольких мятежников, но когда пал Басманов, Отрепьев понял, что нужно уходить. Ему удалось оторваться от преследователей. Он вылез через окно и попытался сбежать по крышам построенных к свадьбе помостов, но сорвался вниз, сломал ногу и потерял сознание. Так его нашли через несколько часов.
Как ни странно, Чигирев почувствовал, когда Отрепьев расстался с жизнью. Может, просто сыграла буйная фантазия историка, но так или иначе что-то оборвалось в его душе. Он понял: игра, которую он вел последние годы, завершена, самозванец мертв. И тут же понял другое: не все ещё потеряно, еще можно заставить огромную страну, словно зависшую между западом и востоком, свернуть на европейские рельсы… Когда в коморку вошел Басов, Чигирев уже знал, что делать дальше.
Басов был при оружии, в костюме русского дворянина. Лицо его обрамляла окладистая борода, несомненно, наклеенная поверх аккуратной европейской эспаньолки. Он поставил перед Чигиревым небольшой глиняный горшочек, из которого доносился аппетитный запах мяса и гречки, положил сверху ложку и большой ломоть хлеба, бросил на лавку кафтан и шапку и бережно положил рядом саблю, которую нес в руке.
— Ешь, — негромко велел он. — Потом переодевайся, и уходим отсюда. Костюм польского магната сейчас не лучшая одежда на Москве.
— Куда уходим? — осведомился Чигирев.
— А куда ты хочешь? — поинтересовался Басов.
— В Краков, — ответил Чигирев. — К королю Сигизмунду. Вернее, к его канцлеру, Льву Сапеге.
— Я так и думал, — с сожалением вздохнул Басов. — Что ж, вольному воля. Я, как ты понимаешь, в плену у Шуйского тоже засиживаться не собираюсь. А именно это и ожидает королевское посольство. Сейчас лучшее время уходить. Избиение поляков на улицах заканчивается, царские войска еще не взяли город под контроль.
— Ты не хочешь узнать, зачем я собираюсь к Сапеге? — спросил Чигирев.
— Я и так знаю, — усмехнулся Басов. — Решил на кончиках польских сабель принести европейское просвещение и свободу в немытую Россию. Когда человек одержим навязчивой идеей, его действия можно предсказать на пять шагов вперед.
Чигирев вздрогнул. Басов почти дословно процитировал его мысли.
— И что скажешь? — спросил он.
— Попробуй, все равно у тебя ничего не получится.
Чигирев вскипел:
— Послушай, Игорь, ну нельзя же быть таким равнодушным! Ведь тут целая страна, которую можно спасти. Я попытался раз. Ладно, у меня не получилось. Смешно было излагать монаху-расстриге экономическую теорию Смита, до которой лучшие умы на Западе дойдут только через двести лет. Надо было действовать иными методами, но я понял это слишком поздно. Да, я решил снова попробовать. Может, это утопия, но я хочу силой исцелить свою страну от холопства ксенофобии. Но ты ведь даже не пытался…
— Ешь и переодевайся, — строго прервал его Басов. — Нам еще из Москвы выбраться надо. Я не вершитель судеб. Мне бы со своими проблемами разобраться.
Чертыхнувшись, Чигирев принялся за еду, но вскоре остановился:
— Слушай, если тебе на все наплевать, зачем же арестовал меня? Ну и отпустил бы Отрепьева защищать. Тебе-то что?
— Жалко, — ответил Басов, глядя куда-то в сторону. — Убили бы там тебя.
— А народ тебе не жалко?
— Нет. Каждый народ живет так, как заслуживает. А вот отдельных людей бывает жалко… иногда. Я сам не без слабостей.
Чигирев тяжело вздохнул и снова принялся за еду. Продолжать разговор было бессмысленно. Вскоре он опустошил котелок, отставил его в сторону, быстро переоделся. Басов беззвучно поднялся, подошел к дальнему углу комнаты, отодвинул стоявший там сундук и… открыл потайной ход в подпол. Историк заскрежетал зубами. Если бы он только знал, как легко отсюда можно сбежать!
Они прошли по длинному подземному ходу и выбрались в конюшне соседнего дома. Там их уже ждали два оседланных жеребца.
— А ты неплохо подготовился, — заметил Чигирев.
— Знал, на что шел, — усмехнулся Басов.
Улица была почти пуста, только у здания польской миссии стоял в оцеплении большой отряд стрельцов. Стражники не без интереса посмотрели на всадников, но остановить их не попытались.
То здесь, то там лежали трупы поляков. Изрезанные, исколотые, обезглавленные, поодиночке и группами. Было видно, что мятежники вовсю отыгрались на «проклятых ляхах». По улице иногда пробегали вооруженные люди, присматриваясь к валявшимся телам, не выжил ли кто и нельзя ли еще что-нибудь снять с обезображенных тел.
— Давай проедем по Красной площади, — попросил Чигирев.
Басов молча пожал плечами и развернул коня.
Главная площадь российской столицы была запружена народом. Люди что-то возбужденно кричали, обсуждали последние события, спорили, ссорились, смеялись. Впрочем, путешественникам было не до них. Подъехав к лобному месту, они увидели два обнаженных человеческих тела, изрезанных и залитых кровью. В одном из них историк узнал Петра Басманова, лицо второго закрывала скоморошья маска, но это не помешало Чигиреву догадаться, что это труп Отрепьева.
— Убедился? — негромко спросил Басов.
Чигирев тяжело вздохнул и пришпорил коня. Делать в этой Москве ему действительно было больше нечего.
Они снова двигались по московским улочкам, местами просто заваленных трупами. Двери некоторых домов, очевидно, тех, где жили поляки, были сорваны с петель. Внутри виднелись следы погрома и снова трупы. От такого обилия смерти Чигирев на время потерял осознание реальности происходящего, и до него не сразу дошло, что женский крик, который внезапно раздался рядом, — это крик живого человека.
Басов остановил коня у небогатого подворья. Ворота были сломаны, и через проем спутники увидели трупы трех шляхтичей — одного пожилого и двух молодых, валявшиеся в разных позах. Посредине двора семеро вооруженных людей с удовольствием наблюдали, как их товарищ насилует молодую польку. Девушке было, наверное, лет пятнадцать, и она буквально заходилась в крике от ужаса и боли, а насильники с азартом комментировали происходящее.
— Нет, этого я перенести не могу, — решил Басов, помедлив буквально секунду.
Он спешился и быстро привязал коня к коновязи.
— Ты что, Игорь? — испугался Чигирев.
— Подожди, у меня тоже есть свои слабости, — ответил фехтовальщик и вошел во двор.
Чигирев спешился, привязал коня и последовал за товарищем. Тот уже подошел к группе насильников.
— Здорово, ребята, — бесцветно, ужасающе холодно произнес Басов. — Чего делаете?
— Не видишь, ляшку пользуем, — отозвался один из мужиков. — Обождать тебе придется. Шестым на очереди будешь.
— Не буду, — Басов положил руку на рукоять сабли. — Убирайтесь отсюда.
— Да ты белены… — начал мужик, потянувшись к оружию, но закончить не успел. Молнией сверкнувшая в воздухе сабля поразила его прямо в сердце.
Мгновенно во дворе все изменилось. Люди и сталь завертелись в едином вихре. Трое насильников расстались с жизнью, так и не успев обнажить оружия, двое погибли с саблями в руках, так и не сумев отразить смертоносных выпадов. Покатилась по двору отрубленная голова мужика, насиловавшего девушку. Он так и не успел натянуть штаны. Двое оставшихся в живых в ужасе бросились прочь. Когда они пробегали мимо Чигирева, историк успел увидеть их выпученные от страха глаза.
Девушка осталась лежать на земле. Она бессмысленными глазами смотрела на избавителей. У нее явно был шок, и она даже не пыталась прикрыть ошметками платья свою наготу.
Басов молча взмахнул саблей, стряхивая с клинка кровь, загнал ее в ножны и зашагал к выходу, но остановился на полпути.
Во двор медленно входил отряд стрельцов. Было их человек тридцать, и возглавлял их уже знакомый Чигиреву Федор. Впрочем, глаза стрельца были прикованы не к историку. Мгновенно оценив обстановку, стрелецкий полковник смотрел только на Басова.
— Что здесь сталось? — тоном вершителя закона спросил Федор.
— Худые люди девку обижали, — спокойно ответил Басов. — Вступиться пришлось. Ты уж будь добр, полковник, к миссии ляшской ее отведи, может, найдет там помощь. А нам уж, прости, недосуг.
Федор медленно перевел глаза на все еще лежавшую посреди двора девушку, потом снова посмотрел на Басова.
— Добро, — произнес он. — Есть такой указ, ляхов отбивать и к их миссии отводить. А ты ступай своей дорогой.
И тут его взгляд упал на Чигирева.
— А тот самозванцу служил! — вскрикнул Федор. — Взять его.
Двое стрельцов, склонив бердыши, двинулись на Чигирева, но дорогу им преградил Басов с обнаженной саблей в руках. Было в нём что-то пугающе основательное, неколебимое и неотвратимое. Чигирев буквально кожей ощутил исходящую от него силу.
Последовала пауза. Противники смотрели друг на друга, и тут один из стрельцов поднял оружие, явно намериваясь зарубить незнакомца. Внезапно Федор закричал:
— Не смей, Парфен!
Стрелец удивленно отступил и проворчал:
— Ты че, Федор? Мы ж его сейчас…
— Не сметь, — повторил Федор. — С таким человеком рубиться, что дьяволу душу продать.
Он остановился напротив Басова и негромко произнес:
— Прости, мил человек… уж не знаю, человек ли ты. Есть у меня указ таких людей, как спутник твой, под стражу брать да на царев суд вести. Не обессудь. Позволь нам его взять.
Подчиненные с изумлением смотрели на командира. Они явно не ожидали от него ничего подобного.
— Мне ваш царь не указ, — негромко ответил Басов. — Я хочу забрать его с собой и заберу.
Федор беспомощно перевел глаза на Чигирева, потом снова посмотрел на Басова.
— Не доводи до греха, — попросил он. — Я же крест целовал. Клятву давал.
— Твои дела, — ответил Басов. — Пропусти.
— Так не обессудь, — чуть помедлив, Федор сделал резкий выпад.
Было видно, что он умелый боец, однако Басов неуловимым движением обвел оружие противника, оказался вдруг в полуметре от него и двумя пальцами левой руки ткнул ему куда-то под ребра. Не издав ни единого звука, Федор мягко упал на землю.
Вздох удивления пролетел по отряду стрельцов. Долю секунды они стояли в оцепенении, а потом ринулись вперед, все разом. Понимая, что ему будет тяжело справиться с несколькими Стрельцами, Чигирев обнажил оружие, но это оказалось излишним. Вновь замелькала впереди сабля Басова. Обрушивавшиеся на него удары непонятным образом соскальзывали в пустоту, а оружие фехтовальщика неизменно находило бреши в защите стрельцов. Несколько стрельцов упали на землю с подрубленными ногами, трое наиболее ретивых попытались зайти противнику за спину и расстались с жизнью. Это было невероятно, но Басов теснил к воротам целый отряд профессиональных воинов. Чигирев увидел, что стрельцы, стоявшие в задних рядах, украдкой крестились. Двое предпочли покинуть поле боя.
— Прекратите, стойте! — раздался со двора сдавленный голос.
Пришедший в себя Федор лежал там, где его оставил Басов. Было видно, что тело его парализовано, а дыхание причиняет жуткую боль.
Стрельцы отступили, опустив оружие, и с изумлением воззрились на командира. Басов тоже остановился.
— Пропустите их, — приказал Федор, корчась от боли. — Нет смысла всем здесь погибать. Они все равно уйдут.
Наступила пауза. Стрельцы изумленно переглянулись, но потом расступились и освободили проход. Басов жестом приказал Чигиреву следовать за ним. Историк осторожно обошел лежавшего на земле Федора и двинулся следом. Когда они подошли к воротам, полковник окликнул их:
— Почему ты меня не убил? — Он явно обращался к Басову.
— Я не убиваю людей, — ответил тот и вышел со двора.
Остаток пути Басов и Чигирев проделали в молчании. Фехтовальщик ехал угрюмый и обсуждать произошедшее определённо не намеревался. Чигирев же был настолько поражен увиденным на подворье, что ничего не мог сказать по этому поводу. Конечно, он знал, что Басов искусный фехтовальщик, но чтобы настолько! Случившееся изумляло… и пугало. Всегда страшно находиться рядом с источником огромной неведомой силы, неподконтрольной тебе и непонятной.
Отъехав на несколько километров от Москвы, спутники свернули в березовую рощу, и тут Чигирев увидел «окно», брешь в пространстве, за которой различался уже осенний лес.
— «Окно»? — полувопросительно произнёс он.
— А ты как думал? — хмыкнул Басов, слезая с коня и шлепком руки отпуская его на волю. — Я верхами до Кракова тащиться не собираюсь.
По другую сторону «окна» их ждал Алексеев.
— Все удачно? — спросил он Басова, бегая пальцами по клавиатуре своего ноутбука.
«Окно» заколебалось и исчезло.
— Почти, — недовольно проворчал Басов. — Были сложности. Сколько у нас времени до поезда?
— Два часа.
— Тогда надо поторапливаться.
Алексеев быстро открыл стоявшие рядом с ним чемоданы и принялся извлекать из них костюмы начала двадцатого века. Басов поспешно содрал с себя приклеенную бороду и принялся скидывать кафтан.
— Опять тысяча девятьсот восьмой? — осведомился Чигирев.
— Тысяча девятьсот двенадцатый, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48