Последнее, пожалуй, больше всего
отличает здешнее отношение к детям от того, что мы на Земле называем
"материнским инстинктом". Я подозреваю, что на Гетен вряд ли возможно
провести грань между "материнским" и "отцовским" инстинктами; здесь
главенствует общий родительский инстинкт -- желание прежде всего защитить,
поддержать, -- что абсолютно не связано с различием полов родителей(
В начале последнего летнего месяца, Хакана, в Горинхеринге появились
упорные слухи, основанные, впрочем, на официальных сообщениях из дворца, о
том, что король Аргавен ожидает наследника. Причем не очередного сына от
кого-то из своих кеммерингов -- он уже был отцом семерых детей, -- а
собственного, родного сына, во плоти и крови, единственного королевского
наследника-принца. Итак, король Аргавен решил сам родить ребенка.
Мне это показалось смешным, как и многим обитателям Горинхеринга -- по
разным, разумеется, причинам. Хозяева мои говорили, что король уже слишком
стар, чтобы рожать детей, и по этому поводу много шутили, и, надо сказать,
весьма непристойно. Старики чесали языки целыми днями. Над Аргавеном они
откровенно смеялись, однако сама его персона никого особенно не
интересовала. "Кархайд -- это не государство, а толпа вздорных
родственников", -- так когда-то сказал Эстравен, и эти слова -- как и многое
другое из сказанного им -- все чаще приходили мне на ум, поскольку я все
больше узнавал об этой стране. То, что казалось единым государством,
существовавшим уже многие века, на самом деле представляло собой мешанину из
практически неуправляемых княжеств-принципалий, самостоятельных городов и
отдельных деревень, "псевдофеодальных племенных экономических единиц" --
расползающийся во все стороны союз соперничающих между собой, а порой и
враждебных друг другу людей и правителей, которыми весьма неуверенно и
непоследовательно пытался править монарх. По-моему, ничто и никогда не
сможет сделать Кархайд единой нацией. Даже быстрое распространение различных
скоростных коммуникационных и транспортных средств, которое, казалось бы,
практически неизбежно должно было бы привести к национальному объединению,
ни к чему такому не привело. Экумена не могла обращаться к жителям Кархайда
как к единой нации, обществу, государству, способному на некую тотальную
мобилизацию; скорее имело бы смысл взывать к их достаточно сильному, хотя и
недоразвитому, чувству чисто человеческой общности. Меня очень тревожили эти
мысли. Я тогда, разумеется, заблуждался; однако эти новые сведения о
гетенианцах сослужили мне впоследствии хорошую службу.
Поскольку я не собирался весь год провести в Старом Кархайде, мне
необходимо было вернуться к Западному Перевалу до того, как Каргав станет
недоступным. Даже здесь, на побережье, уже два раза за этот месяц выпадал
снег, хотя лето еще не кончилось. Без особой охоты покинул я эти места и
прибыл в Эренранг в самом начале месяца Гор, первого месяца осени. Аргавен
уединился в своем летнем дворце Уорривер, назначив на время своего
отсутствия Регентом Пеммера Харге рем ир Тайба. Тайб от души наслаждался
предоставленной ему властью. Уже в первые два часа после прибытия в столицу
я начал ощущать не только слабые места в собственных выводах относительно
Кархайда -- выводы эти к тому же весьма устарели, -- но и определенный
дискомфорт, пожалуй, даже опасность, грозящую мне в Эренранге.
Аргавен явно был не в своем уме; его собственная злобная
непоследовательность отравила темной желчью настроение жителей всей столицы.
Король Кархайда был буквально пропитан страхом. Все хорошее за годы его
правления осуществлялось лишь благодаря министрам и членам киорремии.
Впрочем, и особого зла от Аргавена не было тоже. Его неустанная борьба с
собственными ночными кошмарами не оказала на королевство разрушительного
воздействия. Зато кузен короля, Тайб, принадлежал к иной породе людей: его
безумие основывалось на четких логических построениях. Тайб отлично понимал,
когда и как нужно действовать в своих интересах. Единственное, чего он не
знал, -- это когда нужно остановиться.
Тайб довольно много выступал по радио. Эстравен, будучи
премьер-министром, никогда так не вел себя, и вообще показуха кархайдцам
несвойственна: правительство -- это не балаган с актеришками; правители
предпочитают действовать скрытно, отнюдь не напрямую. Тайб, однако,
продолжал ораторствовать. Снова услышав его голос по радио, я вспомнил
длинные, обнаженные в улыбке зубы и лицо, покрытое паутиной морщин. Речи
Тайба были громогласны, длинны и напыщенны: хвалы в адрес Кархайда, хулы в
адрес Оргорейна, разоблачение "подрывающих государственную целостность
фракций", демагогические разглагольствования относительно "нерушимости
границ королевства", целые лекции по истории, этике и экономике -- и все
почти на грани истерики, так что от чрезмерной злобы или восторга голос его
порой срывался на визг. Он много говорил о гордости за свою страну, об
"истинном патриотизме", но маловато о шифгреторе ее граждан, о собственном
достоинстве или личном авторитете каждого. Не слишком ли велики оказались
потери со стороны Кархайда из-за конфликта в долине Синотх, что тему
шифгретора и авторитета старались не затрагивать вообще? Видимо, все же это
было не так, ибо долину Синотх Тайб упоминал довольно часто. Однако о
шифгреторе он явно избегал говорить, и я был почти уверен, что он стремится
разбудить эмоции более низкого, примитивного, почти неконтролируемого уровня
психики. Он хотел вызвать к жизни то, что постоянно подавлялось правилами
поведения, соответствующими понятию шифгретора, как бы сублимирующего до
безопасного уровня низменные чувства и желания. Он хотел, чтобы слушающие
его речи жители Кархайда испытывали одновременно гнев и злобу. А потому
основными темами его выступлений были отнюдь не гордость или любовь, хотя
эти слова употреблялись им без конца; однако в том контексте, в котором их
употреблял он, значили они лишь самовосхваление и ненависть к другим. Он
также немало разных слов говорил об Истине, ибо, как он выражался, "копал
куда глубже поверхностного налета цивилизации". Это была его излюбленная и,
казалось бы, довольно благовидная метафора -- насчет "налета цивилизации".
Или "облицовки", "штукатурки", "обновления старых стен" и тому подобного, то
есть всего того, что скрывает более благородную и древнюю основу. За
подобной метафорой может с успехом спрятаться по крайней мере дюжина
софизмов. Один из наиболее опасных -- признание того, что цивилизация,
будучи искусственно созданной, противоречит природе, то есть является
нарушением естественности бытия... Разумеется, цивилизация -- это никакой не
"налет", и примитивная первобытная ("естественная") культура и культура
цивилизованного общества -- лишь ступени общего процесса развития
человечества. Если цивилизации и можно что-то противопоставить, так это
войну. Так что либо то, либо другое. Но не то и другое вместе. Мне казалось,
когда я слушал надоедливые истеричные речи Тайба, что он стремится, насаждая
страх и яростно убеждая в существовании врага, заставить свой народ как-то
изменить выбор, сделанный еще до того, как началась его официальная история,
-- выбор как раз между этими противоположностями: цивилизацией и войной.
Возможно, для этого как раз пришло время. Медленно, как осуществлялся и
весь их материально-технический прогресс, мало-помалу, невысоко ценя
"прогресс" как таковой, гетенианцы в итоге -- в последние пять, десять или
пятнадцать веков -- все-таки немного обогнали Природу. Они уже вышли из
абсолютной зависимости от своего безжалостного климата; и плохой урожай в
отдельной провинции уже не мог привести к голодной смерти; даже особенно
холодная и снежная зима не приводила города к изоляции. На основе
определенной материальной стабильности Оргорейн постепенно превратился в
единое и все более централизующееся государство. Теперь Кархайд тоже должен
был" "собраться с силами" и совершить аналогичный шаг. Однако Тайб считал,
что всякое там развитие самосознания и собственного достоинства,
установление торговых отношений с другими государствами, строительство
дорог, ферм, учебных заведений и так далее -- все это лишь проклятый "налет
цивилизации", который необходимо уничтожить. Перед ним была конкретная и
ясная цель, и он шел к ней по самому короткому и проверенному пути. Чтобы
превратить народ Кархайда в граждан единого государства, в единую нацию, он
избрал путь войны. Его идеи, разумеется, были недостаточно четко
сформулированы, однако звучали весьма убедительно. Второй способ столь же
быстрого создания единой нации или всеобщей мобилизации людей -- это
насаждение в государстве новой религии; однако таковой под рукой не
оказалось, и Тайб предпочел путь милитаризации.
Я послал Регенту Тайбу записку, в которой изложил суть вопроса,
заданного мною Предсказателям, и ответ, который получил от них. Тайб мне не
ответил. Тогда я отправился в посольство Орготы и испросил разрешения на
въезд в государство Оргорейн.
У Стабилен всей хайнской Экумены куда меньше помощников, чем чиновников
в одном лишь этом посольстве относительно небольшой страны; все они путаются
в бесконечных магнитофонных записях, различных досье, очень медлительны и
дотошны. Никаких "кое-как", никаких ошибок, никаких подтасовок, столь
характерных для официальных лиц Кархайда. Я терпеливо ждал, пока в
посольстве закончат возню с оформлением моих документов.
Ожидание, однако, становилось довольно неприятным. Количество
королевских гвардейцев и муниципальной полиции на улицах Эренранга
увеличивалось, похоже, с каждым днем; все стражники были вооружены до зубов,
у них даже начинало вырисовываться некое подобие военной формы. Настроение в
городе царило мрачное, хотя торговые и прочие сделки совершались довольно
успешно, благосостояние в целом росло и погода была ясной. Меня сторонились
уже почти все, даже моя "квартирная хозяйка". Этот толстяк больше не
показывал желающим мою комнату и частенько жаловался на травлю со стороны
"людей из дворца", а потом начал обращаться со мной не как с уважаемым
гостем и Посланником с другой планеты, а скорее как с политическим
преступником Тайб произнес еще одну речь по случаю очередного столкновения в
долине Синотх: оказывается, "отважные кархайдские фермеры, истинные
патриоты" совершили налет в районе южной границы, близ Сассинотха, на
орготскую деревню, сожгли ее, убили девять мирных жителей, а тела их
отволокли к границе и бросили в реку Эй; "такую могилу, -- вещал Регент, --
обретут все враги нашего государства!" Я слушал эту передачу в столовой
нашего Острова. Мои соседи выглядели по-разному кто мрачным, кто
равнодушным, а кто и довольным, однако во всех лицах сквозило нечто общее --
их словно искажал какой-то легкий тик или чуть заметная гримаска И взгляд у
всех был одинаково беспокойным.
Вечером ко мне в комнату постучался и вошел незнакомый мне человек,
первый мой гость с тех пор, как я вернулся в Эренранг. Он двигался легко, у
него была нежная кожа, застенчивые манеры, а на груди висела золотая цепь
Предсказателя, одного из Целомудренных.
-- Я друг одного из тех, кто дружил с вами, -- представился он с
прямотой застенчивого человека -- Я пришел просить вас о милости -- ради
него.
-- Вы имеете в виду Фейкса?..
-- Нет Эстравена.
Должно быть, выражение участия и готовности помочь на моем лице
сменилось чем-то совсем иным; возникла небольшая пауза, потом незнакомец
пояснил
-- Эстравена-предателя. Разве вы его не помните? Застенчивости как не
бывало. Теперь в его голосе звучал гнев. Он явно готов был поставить на кон
свою честь -- предъявить мне свой шифгретор, как здесь говорят. Если бы я
хотел ответить ему тем же, то есть практически согласился бы на дуэль, то
мне нужно было бы ответить как-нибудь так: "Нет, я не припоминаю его; а
скажите, что он собой представляет?" Но играть в эти игры мне вовсе не
хотелось: я уже к этому времени достаточно часто сталкивался с
вулканическими вспышками кархайдского темперамента Я неодобрительно
посмотрел прямо в гневное лицо незнакомца и сказал:
-- Конечно, я его помню.
-- Однако дружеских чувств к нему не испытываете -- Его темные, с чуть
опущенными вниз уголками глаза смотрели прямо на меня с живым интересом
-- Скорее благодарность и разочарование. Это он послал вас ко мне?
-- Он не посылал
Я подождал, пока он объяснит Он сказал:
-- Извините меня. Мои выводы были слишком поспешны; теперь я пожинаю
плоды собственной торопливости и домыслов.
Я едва успел остановить этого надменного гордеца, ибо он тут же
направился к двери.
-- Пожалуйста, послушайте: я ведь не знаю, кто вы и что вам угодно. Я
же не отказал вам, я просто совсем ничего не понимаю, а потому и не выразил
сразу согласия помочь. Вы ведь не откажете мне в праве на определенную
осторожность? Эстравена сослали за то, что он поддерживал мою деятельность
здесь(
-- А вы не считаете, что, хотя бы отчасти, в долгу перед ним?
-- Ну, отчасти, пожалуй, да. Хотя то, с чем связана моя миссия здесь,
выше всех личных долгов и привязанностей.
-- Если это так, -- сказал незнакомец с яростной убежденностью, -- то
ваша миссия аморальна.
Это остановило меня. Он говорил как защитник экуменических
представлений, и мне крыть было нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45