– Этого никто не сможет доказать, – качнул головой ее похититель.
– Он сам рассказал мне, ты, недотепа!
– Неважно! Все равно у тебя не было права его убивать.
– А я и не говорю, что это я его убила.
– Он сказал мне, что ты на него охотишься, – позвонил, назвал твое имя, сказал, где ты работаешь, какая ты из себя.
Апплес подумала, что Рэнделл при этом вряд ли сообщил брату, что он уже мертвец.
– Ну и что? – спросила она.
– Он мой брат.
Это Апплес могла понять.
5
Кто меня превратил? Я так и не узнала, как ее звали. Она только сказала, что ей понравился мой внутренний облик! Она увезла меня, высосала мою кровь и три дня сидела со мной, пока я не ожила – уже вампиром. Тогда она меня отпустила.
Ну конечно, до того, как я вернулась домой, где мне предстояло выдержать атаку родных, мы с ней побеседовали. Она ознакомила меня со всеми правилами и условиями моей новой жизни. Разумеется, дело не в том, что существуют вампиры-полицейские, которые следят за порядком и штрафуют вампиров-нарушителей. Просто нужно знать, что можно делать и чего делать нельзя. Вот это-то она мне и разъяснила. Изложила все основы вампирской мифологии. Полезные сведения. Но так и не сказала, почему она решила меня превратить, ну кроме того, что я уже упоминала – внутренний облик! Поэтому о ней я знаю столько же, сколько и вы.
Нет, больше я никогда ее не видела.
6
– И как я его убила?
– Что?
– Как, по-твоему, я убила твоего брата?
Теперь они ехали по Квинс-вэй – шоссе, рассекающему город с востока на запад. Апплес выдерживала допустимую скорость – сто километров в час, и они уже оставили позади торговый центр Бэйшор и приближались к выезду из города. Последние несколько километров ехали молча. Переживший брата Гейдж смотрел в ветровое стекло, прижимая к бедру револьвер. Он повернулся к Апплес.
– Вот это-то я и хочу выяснить!
– А ты сам когда-нибудь кого-нибудь убивал?
– Случалось пару раз, – пожал он плечами, – одного парня во время налета, другого в тюрьме. Но никто не знал, что это я.
– Ну и как это тебе?
– О чем ты, черт тебя побери? Апплес быстро взглянула на него.
– Приятно тебе было? Ты чувствовал, что ты прав? Может, тебе было не по себе? Мучился потом? Тосковал?
– А ты что чувствовала?
– Пустоту.
– Так что Рэнделла убила ты?
– Я этого не говорила.
– На тебя посмотришь – такая смазливенькая славная девчушка, сколько тебе? Шестнадцать?
«Было, когда я умерла», – подумала Апплес. С тех пор она ни на день не повзрослела. Пока это никого не беспокоило, но скоро привлечет внимание. Однако ей осталось выждать только год. А тогда Кэсси исполнится шестнадцать, и она передаст ей свой Дар. Ведь что главное – вампиры не болеют! Если даже что-то с вами было к моменту превращения – все проходит. Так что Кэсси распрощается и с шиной для хромой ноги, и с астмой. Пока еще она об этом не подозревает, но Апплес уже представляет, как им обеим всегда будет по шестнадцать. Вечно!
– Мне девятнадцать, – сказала она Гейджу. Он кивнул.
– Ну да, а всем, кто на тебя смотрит, кажется – какая миленькая девчонка! Никто не знает, что перед ним монстр!
Апплес снова метнула на него быстрый взгляд. Это высказывание можно толковать по-всякому. Что же он знает? И кому сказал об этом, если сказал?
– Ну, насчет монстров ты спец, – сказала она, – ведь твой братец рос на твоих глазах. Да и сам ты не такой уж ангел.
Глаза его злобно сверкнули, и он навел на нее револьвер.
– Застрелишь меня сейчас – сам погибнешь, – напомнила ему Апплес.
– Заткнись давай и езжай дальше!
– Это мы уже слышали.
7
Ну и чего же мне теперь бояться? Кроме как быть обезглавленной или проткнутой колом? Представляете, как я буду тогда выглядеть? Только прикиньте! Впрочем, я шучу.
Главное вот что: от всего, чем вы дорожили при жизни, теперь, после превращения, вы шарахаетесь. Я имею в виду не людей, а разные вещи и понятия. Ну, например, если вы обожали солнце, то, став вампиром, будете бояться загорать. Если любили итальянскую кухню со всеми ее чесночными соусами, теперь их в рот не возьмете. Ну и то же самое с церковью, если вы были набожны.
И еще вот какой прикол: многих, ставших вампирами в последние годы, можно стращать шоколадом! А если не шоколадом, то всякой наркотой, не говоря уже о сигаретах, кофе и пиве – вот чего они боятся. Для обычных людей наркоманы теперь опаснее вампиров – их только уколами можно утихомирить. Да, в мире нынче все пошло вверх дном.
8
Апплес продолжала следовать указаниям своего похитителя. Постепенно они съехали с Квинс-вэй и выбирали все более узкие глухие дороги какого-то пригородного района к западу от Оттавы. Наконец, когда они доехали до неровной дороги, намеченной всего двумя колеями, и ветви начали хлестать по машине, Гейдж велел Апплес остановиться.
– Выходи! – приказал он.
Расправляя затекшую спину, она вышла и с интересом огляделась. Она редко покидала город, но со времени своего превращения часто испытывала непреодолимую тягу броситься в лес.
Гейдж перелез через сиденье водителя и встал рядом с ней, снова наведя на нее револьвер.
– Значит, ты убила Рэнделлла за то, что он накормил тебя россказнями о трахнутой соплячке?
– И, между прочим, убитой им.
– А тебе-то что до этого?
– Можешь считать меня придурком, но я мщу подонкам, издевающимся над мелкими.
– Ага, ты, значит, благодетельница!
– Не говоря уже о том, что он и со мной собирался так поступить.
Гейдж медленно кивнул.
– Все равно не возьму в толк, как ты его убила, ты же…
– Пигалица. Я уже слышала.
– Со слишком длинным языком!
Он нахмурился. Апплес ощущала, как от него исходит все более сильная волна беспокойства, видно, звериная часть его организма уже чуяла то, о чем он еще не догадывался.
– Да! Непонятно! – повторил он.
– Вот тут-то ты и просчитался, – сказала Апплес, – надо было сначала выяснить все как следует, а ты приперся ко мне со своими дурацкими приглашениями на свидание да вздумал еще угрожать моей сестренке.
Револьвер поднялся, и дуло смотрело ей прямо в лоб.
– Твоя команда проигрывает, детка!
– Неизвестно! – Она улыбнулась и обнажила клыки. – Гляди, я быстрей, чем ты!
Рука ее взметнулась, выхватила у него револьвер и отшвырнула далеко прочь.
– И посильней!
Она схватила его руку, завела ему за спину и сжала так, что он не мог пошевелиться.
– И я голодная!
Глубоко вонзившись клыками, Апплес прокусила ему шею. Когда она присосалась к его горлу, он судорожно задергался, но это ему не помогло.
И никому никогда не помогало.
Потом она села рядом с его трупом и завела с ним разговор – будто он задавал ей вопросы. С ответами она не спешила. Все равно надо ждать три дня.
Обычно она куда-нибудь прятала труп и возвращалась к тому времени, когда ему наступала пора ожить, но, учитывая осложнения, возникшие с телом Рэнделла, Апплес решила не испытывать судьбу еще раз, чтобы не попасть впросак с этим вторым братом. Она позвонила домой по мобильнику, и, к счастью, отозвался автоответчик, так что не пришлось пускаться в объяснения. Все равно родители будут злиться, когда она вернется, только чего они к ней цепляются? Ведь ей уже девятнадцать, хотя она и выглядит моложе.
Спрятав мобильник в карман куртки, она пошла искать подходящую длинную ветку – пока она будет сидеть и ждать, продолжая разговор, можно будет ее обстругать и изготовить кол.
9
Жалею ли я о том, кто я теперь? Конечно. Во-первых, я не могу иметь детей. Ну да, сексом заниматься – пожалуйста, сколько хочешь, а вот детей у меня не будет. И это обидно. Мне всегда думалось, что когда я состарюсь – ну, когда мне будет двадцать с чем-нибудь, – то выйду замуж и нарожаю целый выводок.
И еще обидно с едой. Конечно, я могу есть и пить, как вы все, но пищу не перевариваю, так что после того, как поем, приходится выворачивать себя наизнанку, будто у меня булимия. Это противно. Эннли – она работает вместе со мной в кафе – один раз увидела, как меня рвет, врасплох застала. Вышла жуткая ерунда. Она переполошилась. «Не мучай себя так! Ты же не толстая. С этим надо куда-то обратиться. Стыдиться нечего».
– Да это вовсе не то, что ты думаешь, – уверяла я ее. – Просто желудочный грипп где-то подхватила.
– Тебя каждый раз после еды выворачивает, – продолжала Эннли, а я подумала: «Вот как! Значит, она следит за мной? И с чего вдруг?» Но при этом я знала, что она хорошо ко мне относится, просто беспокоится.
А еще я, наверно, буду переживать, что не становлюсь старше. Ведь с виду мне всегда будет шестнадцать, а на самом деле я буду твоей ровесницей. А каково мне будет, когда я совсем состарюсь? Тогда получится, что если парни моего возраста – ну, знаешь, такие за тридцать, за сорок – начнут ко мне клеиться, их надо будет считать этими самыми… педофилами? А мне разве будет охота вечно иметь дело только с шестнадцатилетними сосунками?
Но я не просила, чтобы меня превратили в вампа, и раз уж так случилось, я не намерена раскисать и ныть. Я так считаю: если я теперь вамп, то буду извлекать из этого пользу – стану разделываться с такими подонками, как ты и твой брат. Видно, когда я была маленькая, я слишком увлекалась комиксами о благородных супергероях.
И еще я прямо не дождусь, когда смогу и Кэсси побаловать – подарю ей лучшую жизнь. По крайней мере, не такую, какой она живет сейчас. Пусть увидит, что значит обходиться без шины на ноге и без ингалятора. Неужели она этого не заслуживает?
Может, и она подключится к моей борьбе с подонками, но это уж как ей захочется. Я ей все объясню – и плюсы и минусы, а она пусть сама решает. И мы вовсе не должны кого-то убивать. Я убиваю только тогда, когда негодяи вроде тебя или твоего брата не оставляют мне выбора. А большей частью я просто превращаю тех, за чей счет питаюсь, в таких слабцов, что они долго никого не могут обижать. Правда, время от времени я к ним наведываюсь – надо же девушке подкормиться, и, если выясняется, что они опять взялись за старое, снова довожу их до анемии. Обычно они делают свои выводы. Ну а если нет… что ж, тут-то и приходит на подмогу кол.
Что меня огорчает? Ладно, я тебе скажу. Это связано с Пасхой. Я была помешана на Пасхе – обожала все приготовления к ней. Наверно, потому что Пасха вроде Хэллоуина – такой же серьезный праздник, только без всяких маскарадов. Мне повезло, что я терпеть не могла наряжаться во всяких страшилищ. Представляешь, что бы я сейчас делала, если бы даже мысль о вампирах выворачивала меня наизнанку! Мне бы уже давно пришел каюк. Но на Пасху мне тошно! Надо обходить стороной лавки с пасхальными витринами – это нелегко, но уж спасибо и за то, что меня страшит не Рождество – ведь в самую Пасху я притворяюсь больной.
10
Апплес увидела, что глаза у Гейджа под закрытыми веками задвигались. Она не встала, так и осталась на коленях у его плеча, только потянулась, взяла остро заточенный кол и высоко его подняла. Гейдж открыл глаза.
– Как… как ты можешь теперь жить… такая? – спросил он.
Апплес вздрогнула. Выходит, он слышал все, что она говорила; этого она никак не ожидала. Она вела этот разговор, только чтобы скоротать время. А еще потому, что больше ей не с кем было поделиться своими переживаниями.
– А что мне делать? Только податься туда, куда я сейчас тебя отправлю, – ответила она.
– Скорей бы уж!
Когда Апплес услышала эти слова, на нее нахлынули страшные воспоминания. В каком кошмаре она сама пребывала те три дня, когда из умершей превращалась в себя теперешнюю! Словно старалась выкарабкаться из вязкой грязи осознания того худшего, что люди способны сделать друг другу. Но грязь вновь и вновь засасывала Апплес с головой. Ей казалось, что она так мучается не три дня, а целую вечность. От этих кошмаров она смогла опомниться, только когда решительно выкинула их из головы.
Как это ей удалось тогда все забыть?
Впрочем, сейчас важнее, как ухитриться забыть снова. Чем скорей, тем лучше.
– Радуешься, что сдохнешь, потому что ты слизняк.
– И со своей сестренкой ты это сделаешь?
– Да что ты знаешь обо мне и о моей сестре? И, размахнувшись сильней, чем было нужно, она всадила ему в грудь кол. Он уже давно был мертв, а она еще долго сжимала кол дрожащими руками, загоняя его все глубже.
Наконец Апплес выпустила кол из рук и опустилась на пятки. Поднявшись, она втащила труп в машину, обтерла руль, чтобы на нем не осталось отпечатков ее пальцев, намочила тряпку в бензине, сунула ее в бензобак и подожгла.
Когда прогремел взрыв, Апплес была уже далеко и быстро шагала, направляясь к городу. Она не оглянулась, не замедлила шаг. Мысли ее блуждали в той тьме, которую снова пробудил в ее памяти Гейдж.
Разве она посмеет обречь на эти муки Кэсси? А если не посмеет, как ей дальше быть одной? В первый раз после того, как ее превратили, Апплес не знала, что ей делать.

Кассандра
У Апплес есть от меня секрет, и я знаю, что это.
Ее настоящее имя Апполина, но все зовут ее Апплес, так же как меня все, кроме мамы, зовут Кэсси, а не Кассандра. Мама же всегда называет нас полными именами. Но секрет не в том, как зовут мою сестричку. Он гораздо важней, чем наши незаурядные имена.
Моя сестра потрясающе хладнокровна – мне ни за что такой не стать. У меня врожденный дефект – одна нога короче другой, так что приходится все время носить шину, страшную, как у франкенштейновского монстра. Во всяком случае, так меня дразнят все ребята. «Вон идет невеста Франкенштейна!» – кричат они, когда я выхожу на перемену, а я всегда выхожу последней. Хорошо еще, что Апплес этого не слышала, она бы их так отделала! Но как можно бить за прозвища?
А еще у меня астма в тяжелой форме, так что я должна всегда иметь при себе ингалятор. Если бы даже нога у меня была нормальной, я все равно не могла бы бегать. Когда приходится возиться с чем-нибудь тяжелым, я сразу начинаю задыхаться, но мне еще везет – в больницу я попадаю редко, только если уж меня чересчур прихватит.
Я знаю, что нельзя оценивать людей по их физическим данным, но мы же все поступаем именно так, верно? А если ты не способна на самое простое – бегать и нормально дышать, то большинство людей тебя вообще в расчет не принимает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43