Майло очень верно изобразил его на своих рисунках. Там на самом деле нет ничего особо фантастического, но вы и представить себе не можете, какие там яркие краски! Их разнообразие пленяет не только глаз, но и сердце. Когда мы попали туда, мы бросили рисовать. Это стало попросту не нужно. – Фрэнк рассмеялся. – Я знаю, Майло выбросил свои краски еще до того, как мы оказались там. И если говорить начистоту, то я даже не знаю, где мои.
– Я нашла ящик мистера Джонсона, – объявила Лили. – Вчера. Недалеко от того места, где вы набрели на меня и собак.
Фрэнк кивнул, но Лили показалось, что он ее не услышал.
– Я бродил, – продолжал он, – искал Госпожу Леса. Мы не видели Ее уже целый день или около того, и мне хотелось снова с Ней поговорить, расспросить Ее об этих местах. Помню, я вошел в рощу сикомор и буков, где мы видели Ее раза два. Я шагнул между залитых солнцем деревьев в тень. И оказалось, что я бреду по здешним горам, я вернулся сюда, где все кажется тусклым, приглушенным…
Фрэнк посмотрел на них.
– Я должен вернуться назад, – сказал он. – Здесь для меня нет места. Мама умерла, и все, кого я знал, либо тоже умерли, либо так изменились, что я их просто не узнаю. – Он постучал по книге. – Так же, как изменился и я сам, если судить по тому, что здесь написано.
– Но вы же не намерены броситься неизвестно куда очертя голову, – сказала Тетушка. – У вас ведь наверняка есть другие родственники, они захотят с вами повидаться.
– Никого нет. Насколько я знаю, мы с мамой – последние из Спейнов.
Тетушка кивнула, Лили хорошо знала этот ее кивок. Таким образом Тетушка давала вам повод думать, будто согласна с вами, а сама просто ждала, что в вас проснется здравый смысл и вы не станете действовать с бухты-барахты, чтобы не угодить в ситуацию, в которую попадать не следует.
– Вам надо отдохнуть. Вы можете лечь в амбаре. Лили покажет вам где. Утро вечера мудренее.
Фрэнк только взглянул на нее.
– Что может быть мудренее того, что творится со мной?
– Поверьте мне, – ответила Тетушка, – хороший ночной сон исцеляет все, творит чудеса.
Фрэнк последовал ее совету, так было со всеми, за кого Тетушка решала, что для них лучше.
Лили проводила его в амбар, где они соорудили ему постель из соломы. Она гадала, не попытается ли он поцеловать ее и что она тогда почувствует, но возможности выяснить это ей не представилось.
– Спасибо вам, – сказал Фрэнк, укладываясь на одеяла.
Когда она закрывала за собой дверь, он уже спал мертвым сном.
А утром в амбаре его не оказалось.
В ту ночь Лили приснился один из снов, которые она называла сказочными. На этот раз она не была котенком. Она сидела под деревом Яблочного Человека, а он вышел из ствола точно так, как это было во время ее лихорадочного бреда, когда ее – двенадцати летнюю девочку – укусила змея. Он и выглядел так же, как тогда, – странный человек в потрепанной одежде, корявый и искривленный, словно ветки его яблони.
– Ты! – только и сказала она, отворачиваясь.
– Хорошо же ты встречаешь старого друга!
– Какой ты мне друг? Друзья не бывают волшебниками, не живут в деревьях! Если, раз появившись, они больше не показываются, то начинаешь думать, уж не свихнулась ли ты сама.
– И тем не менее я тебе помог, когда ты была котенком.
– В лихорадочном бреду, когда я думала, будто я котенок.
Он обошел вокруг и присел перед Лили на корточки – ноги-руки длинные, угловатые, одежда рваная и волосы, как воронье гнездо. А лицо все в морщинах, словно сушеное яблоко с его дерева.
Он вздохнул.
– Для тебя было лучше запомнить нашу встречу как сон.
– Значит, это был не сон? – спросила Лили, не в силах сдержать нетерпение. – Ты что, настоящий?! И ты, и Отец Кошек, и феи в полях?
– Где-то мы все настоящие.
Она долго смотрела на него, потом кивнула, и ее мгновенная радость сменилась разочарованием.
– Значит, и сейчас всего лишь сон, правда? – сказала она.
– Ну да. А то, что случилось до этого, сном не было.
– А почему для меня лучше думать, что это сон? – спросила она.
– Нашим мирам не следует смешиваться – больше не следует. Уж слишком далеко отошли они друг от друга. Если будешь проводить много времени в нашем мире, станешь такой же, как твой найденыш-художник: в своем собственном мире не сможешь найти себе места, станешь несчастной. И вместо того чтобы жить нормальной жизнью, будешь метаться в снах и фантазиях.
– Может быть, для некоторых сны и фантазии лучше, чем то, что они имеют здесь.
– Может быть, – ответил Яблочный Человек, но Лили поняла, что он с ней не согласен. – Но разве для тебя это так?
– Нет, – вынуждена была признать Лили. – Но все-таки я не понимаю, почему мне было дозволено заглянуть туда в ту ночь и никогда больше?
Она посмотрела на Яблочного Человека. Его темные глаза светились добротой, но были в них и озабоченность, и какая-то тайна. Что-то загадочное и пугающее, чего Лили, наверно, никогда не сможет понять. Да, пожалуй, не стоит и стараться.
– В твоем мире не меньше чудес и волшебства, – продолжал он после долгого молчания. – Только люди слишком часто об этом забывают. Вот почему то, что ты делаешь, так много значит.
Лили рассмеялась:
– То, что делаю я? А что такого важного я делаю?
– Может быть, важно не то, что ты делаешь сейчас, а то, что ты сделаешь, если продолжишь свои занятия рисованием.
Лили покачала головой:
– У меня это не так уж хорошо получается.
– Ты правда так считаешь?
Лили вспомнила, что сказал Фрэнк Спейн, поглядев на ее наброски.
«Хорошие рисунки, даже больше, чем хорошие».
Она вспомнила, как ее рисунки, пусть всего лишь на мгновение, но все-таки отвлекли Фрэнка от тяжелой печали, лежавшей у него на сердце.
– Но ведь я рисую только лес, – сказала Лили. – Рисую то, что вижу, не фей и не фантазии.
Яблочный Человек кивнул:
– Феи и фантазии иногда нужны людям, чтобы разбудить их и заставить увидеть то, что уже есть. Люди так напряженно ищут маленькое лицо в чертополохе, сморщенного человека, живущего в дереве. А потом начинают приглядываться к самому чертополоху, к пушистому пурпуру его цветов, к остриям его шипов. Они протягивают руку и касаются грубой коры дерева, упиваются зеленью листьев, пробуют плоды. И преображаются. Люди полностью и окончательно осваиваются в своем мире, иногда впервые после того, как перестают быть детьми, и наконец начинают ценить то, что их мир дает им. Одно это мгновение не позволяет им впасть в спячку. Точно так же, как один взгляд, такой, как у тебя, пробуждает воображение на всю жизнь. Оно может дать пищу для тысячи историй и рисунков. Но как ты используешь свое воображение, какие истории решишь рассказать, будет зависеть от того, что у тебя на душе, а не от мимолетного блеска крылышек феи.
– Но это разбудит и боль, – возразила Лили.
– Боль никогда не исчезает. Я знаю. Но если бы ты попала в наш мир, боль никуда не делась бы, только тогда ты грустила бы по тому миру, который оставила. Лучше пусть все будет таким, какое оно есть, Лилиан. Лучше небольшая боль, несущая в себе семена чудес, чем большая боль, которую никогда не уймешь.
– Ну так зачем ты пришел ко мне сегодня? Зачем рассказываешь мне все это?
– Чтобы попросить тебя не искать эту пещеру, – ответил Яблочный Человек. – Не входить в нее. А если войдешь, будешь всю жизнь носить в душе тоску по тому, что видела там.
То, что говорил ей Яблочный Человек, во сне казалось разумным. Но когда Лили проснулась и обнаружила, что Фрэнк ушел, эти рассуждения показались ей совсем не утешительными. Понимая, что ей однажды удалось заглянуть в мир из книги сказок, Лили чувствовала, что хочет попасть туда еще раз.
– Ну надо же было ему насочинять такое! Ради чего? – сказала Тетушка, когда Лили вернулась из амбара с известием, что их гость ушел. – Выпросил ужин и крышу над головой, чтобы переночевать, так-то!
– Мне кажется, он не лгал. Тетушка пожала плечами.
– Но ведь он выглядел в точности как на фотографии из моей книжки, – упорствовала Лили.
– Просто сходство, – заявила Тетушка. – Ну сама подумай – в историю, которую он рассказал, никак нельзя поверить.
– Тогда как ты все это объяснишь? Тетушка немного подумала и покачала головой:
– Не знаю. Не могу сказать.
– Я думаю, он пошел искать пещеру. Он же хотел туда вернуться.
– А тебе, конечно, хочется пойти поискать его? Лили кивнула.
– Влюбилась, что ли? – спросила Тетушка.
– Не думаю.
– Не могу сказать, что я осудила бы тебя. Он красивый мужчина.
– Я просто беспокоюсь за него, – сказала Лили. – Такой потерянный, одинокий и выпавший из своего времени.
– Ну, скажем, найдешь ты этого парня. И найдешь пещеру. Что дальше?
Предостережения Яблочного Человека и явное беспокойство Тетушки шли вразрез с желанием Лили разыскать пещеру во что бы то ни стало и увидеть находящийся за ней другой мир.
– Ну хоть попрощаюсь с ним, – сказала она. Ну вот. Она почти не солгала. Не сказала всего, что у нее на уме, но и не солгала.
Тетушка долго внимательно смотрела на нее.
– Только будь осторожна, – сказала она. – Загляни к корове и курам, а сад подождет до твоего возвращения. Лили просияла. Она быстро поцеловала Тетушку, потом собрала себе завтрак. Выходя, она задержалась в дверях, обернулась и вынула из-под кровати ящик Майло Джонсона.
– Хочешь попробовать эти краски? – спросила Тетушка.
– Пожалуй, да.
И Лили действительно их попробовала, но результат оказался совсем не такой, как она ожидала.
Утро начиналось хорошо. Еще бы! Ведь ничто так не помогает справиться с сердечными муками, как прогулки по любимому лесу. На этот раз собаки не пришли сопровождать Лили, но это и к лучшему, учитывая, как странно они вели себя при Фрэнке вчера. Интересно, что такое они знали, что учуяли?
Лили шла в ту часть леса, где нашла ящик, а потом встретила Фрэнка, но сейчас его нигде не было. То ли он нашел дорогу в волшебную страну, то ли просто не обращал внимания на ее зов. В конце концов она сдалась и некоторое время искала его пещеру, но в этой части пещер их было слишком много, и ни одна не выглядела так, как надо, нет, скорее, ни одна не вызывала ощущения, что это – та самая.
Позавтракав, Лили открыла ящик с красками.
Набросок, который она сделала на обратной стороне одного из трех рисунков Джонсона, получился хорошо, хотя рисовать карандашом на деревянной дощечке было непривычно. Но Лили удалось изобразить то, что она хотела, – широко раскинувшиеся ветви высокого бука, его гладкую кору и густые заросли подлеска вокруг, а вдали стену леса. Вот только с цветом возникли сложности. Краски не оправдали ее ожиданий. Мало того, что трудно было открывать тюбики – крышки оказались слишком сильно завинчены, но когда все-таки удалось выдавить несколько разных красок на палитру, дело пошло из рук вон плохо.
Краски оказались замечательно яркими – чистые тона, да еще как будто светящиеся изнутри. Во всяком случае, так было поначалу. Но как только Лили принялась их смешивать, у нее сразу получилась грязь. Оттенки либо не сочетались друг с другом, либо оказывались такими тусклыми, что все краски выглядели одинаково. Чем больше Лили старалась, тем хуже получалось.
Вздохнув, она в конце концов счистила все краски с палитры и с дощечки, над которой работала, вымыла кисти, опуская их в бутылочку со скипидаром, стерла тряпкой краску со своих волос. При этом она внимательно рассматривала рисунки Джонсона, стараясь понять, как он добился такого поразительного цвета. Уж если на то пошло, ведь это его ящик. И чтобы создать эти три удивительных рисунка, он пользовался теми же самыми красками. Все, что ей было необходимо, лежало в этом ящике, – бери и действуй! Так почему же у нее ничего не получается?
«Наверно, потому, что рисование – то же самое, что поиски фей, – подумала Лили. – То же самое, что и поиски входа в ту пещеру или в какой-то другой волшебный край. Некоторые люди для этого просто не годятся.
В конце концов, все это волшебство. И искусство, и феи. Магия! Разве иначе можно назвать то, что Джонсону удалось с помощью всего нескольких мазков и линий создать на плоской поверхности дощечек живой лес?»
Конечно, Лили могла бы попрактиковаться. И она это сделает. Ведь когда она только начинала рисовать, у нее тоже ничего хорошего не выходило. Однако у Лили не было уверенности, что когда-нибудь она испытает такое же… вдохновение, какое, должно быть, испытывал Джонсон.
Лили внимательно изучила внутреннюю сторону крышки. Даже в этом абстрактном узоре, возникшем, наверно, когда Джонсон смешивал краски, чувствовались трепет и страсть.
К Лили вернулось странное ощущение, которое охватило ее вчера, когда она впервые взглянула на внутреннюю сторону крышки. Но на этот раз она не отвернулась, наоборот, придвинулась ближе.
Что особенного было в этом узоре из красок?
Лили вспомнила о книжке про ньюфордских натуралистов, там приводились слова Майло Джонсона. «Дело не в рисовании на пленэре, как учат нас импрессионисты, – цитировал Джонсона автор. – Не менее важно просто быть на природе. В большинстве случаев единственный ящик с красками, который я беру с собой, находится у меня в голове. Не обязательно быть художником, чтобы почерпнуть что-то новое от пребывания на природе. Мои лучшие картины висят не в галереях. Они у меня в душе, это – богатейшая, доступная лишь мне выставка, о которой я могу рассказать другим».
Наверно, поэтому он и бросил свой ящик, который нашла Лили. Он ушел в страну фей, унося свои картины в мыслях. Фрэнк так и сказал вчера вечером. Если только…
Лили улыбнулась забавной догадке, осенившей ее.
Если только найденный ею ящик не был именно тем, который всегда носил у себя в голове Майло, но каким-то образом, когда художники забрели в волшебный мир, этот воображаемый ящик превратился в обычный с обычными красками.
В это мгновение ей показалось, что абстрактный узор на крышке ящика вдруг задрожал, и до Лили откуда-то издалека донеслось что-то вроде музыки; так бывает в лесу, когда иной раз слышишь крики ворон, и кажется, что их грубое хриплое карканье напоминает человеческую речь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43