В Мондримский лес.
Пренебрегая испещрявшими сад дорожками, она шла по мокрой от росы траве, мимо кустов, касаясь пальцами их влажных листьев, трогая низко нависшие ветви деревьев. Роса заставила ее вспомнить Грегора Пенева – старого болгарского художника, гостившего в Доме Тэмсонов, когда ей было совсем немного лет. Как и ее дядюшка Джеми, болгарин знал множество интереснейших коротких историй, объяснявших разнообразные явления природы. Возможно, поэтому ее дядя и Грегор так хорошо ладили друг с другом.
– Заплакала его роса, – ответил он Саре, когда она спросила, откуда берется роса и для чего она. – Лес плачет. Он оплакивает древних героев и волшебников, которых уже давно нет. Нет Робин Гуда, нет Мирддина.
Мирддин. Это было еще одно имя Мерлина. Сара вспомнила, что где-то читала, будто Робин Гуд был обращенный в христианство Мерлин и что так на английский лад звучит древнее имя «Роф Бреохт Один», бывшее в ходу у саксов и означавшее «Яркая Сила Одина». Но если погрузиться в еще более далекое прошлое, то окажется, что все имена и предания сплетаются воедино. Исторические рассказы о Робин Гуде и о Мерлине вобрали в себя элементы древних мифов, одновременно создававшихся у многих народов. Все эти легенды, по существу, рассказывали одну и ту же историю доблестного короля-героя. Это он, увенчанный оленьими рогами, в плаще из листьев, во всех своих меняющихся обличьях и есть та тайная истина, которая скрыта в сердце каждого леса.
– Но ведь это все европейские герои, – вспомнила Сара свои возражения Грегору. – Почему же их оплакивают деревья в нашем лесу?
– Все леса представляют собой одно целое, – стал объяснять ей Грегор, и лицо у него на этот раз сделалось серьезным. – Все они лишь потомки первого леса, породившего Тайну на заре возникновения мира.
Сара не очень поняла тогда его слова и начала задумываться о них только сейчас, направляясь к фонтану, туда, где стоял старый дуб, храня свои тайны в самом сердце, Мондримского леса. В какой бы лес вы ни вошли, в нем всегда два леса. Один – тот по которому вы идете, – является потомком древнего леса, а второй связан со всеми лесами, бывшими и настоящими, независимо от разделяющих их расстояний.
Первобытный лес. Памятный каждому дереву и сохранившийся в шелесте листвы, в рисунке листьев, запахе хвои, подобно тому как люди хранят мифы в своем коллективном подсознании, о котором писал Юнг. Легенда и миф, переплетенные в алфавите деревьев, непонятны нам, но вспоминаются всегда с восхищенным интересом. С благоговением.
Вот почему древний ирландский алфавит друидов, называемый «Огам» (Ogam), был одновременно и календарем деревьев.
Вот почему Мерлина часто считали друидом.
Вот почему именем «Робин» часто называли себя предводители шабашей ведьм.
Вот почему у Зеленого Человека были рога – ведь их ответвления напоминают ветви дерева.
Вот почему судьба многих древних божеств связана с деревьями.
Озирис, Бальдр, Дионис, Христос.
Сара остановилась в центре сада и вгляделась в старый дуб. Сквозь листву виднелась луна, загадочно близкая. В воздухе ощущалось электричество, словно надвигалась гроза, но на небе не было ни облачка.
– Теперь я вспомнила, что случилось той ночью, – тихо пробормотала Сара.
Взрослая Сара отличалась невысоким ростом, а в девять лет и вовсе была крохотная – «не больше минутки», как любил говорить про нее дядюшка Джеми. При таких миниатюрных размерах она могла бесшумно пробираться сквозь заросли, не пропустившие бы никого из взрослых. Что она и делала сейчас.
Девчонка-сорванец в кудряшках неслышно, словно привидение, скользнула сквозь изгородь из боярышника, обрамлявшую главную дорожку. Тихонько пробралась через небольшую полянку, где на страже стояла статуя маленького человечка с рожками, Джеми говорил, что это – Фавн, но Сара втайне была уверена, что это Питер Пэн, хотя он ничуть не походил на картинки из книжки Барри. На цыпочках она прошла через часть сада, заросшую полевыми цветами, миновала клумбы с экзотическими и обычными растениями. И уже приблизилась к фонтану. Ей был виден дуб Мерлина, простерший свои ветви над садом, как и подобает царственному дереву.
Тут до нее донеслись голоса.
Сара подобралась поближе – маленькая тень укрылась в пятне более густой тени, отбрасываемой луной.
– … Дело не в выборе, – услышала она мужской голос. – Линии наших жизней строго определены от события к событию. Ты выбрал свою дорогу.
Сара не видела говорившего, а голос у него был низкий, глубокий, словно звук колокола, она его не узнала, зато вздрогнула, услышав голос отвечавшего незнакомцу Мерлина!
– Когда я выбирал себе дорогу, ее еще не было. Был только девственный лес; холмы; их гребни, следовавшие один за другим, точно пологие волны; долины, где впервые придумали арфу, а потом снабдили ее струнами. «Кей-канну», – сказала она мне, когда я пришел в Лес. Я думал идти тихо, идти осторожно, не делать глупостей, не знал, что дуб охраняет границы, обозначая их. Я не догадывался, что это была дверь.
– Любое знание служит дверью, – ответил незнакомец. – Тебе это всегда было известно.
– В теории, – возразил Мерлин.
– Ты вмешивался.
– Я рожден для того, чтобы вмешиваться. Я должен был играть эту роль.
– Но, сыграв ее, ты продолжал вмешиваться.
– Такова моя природа, отец. Для чего иначе я был бы избран?
Наступило долгое молчание. У Сары защекотало в носу, но она не посмела поднять руку и почесать его. Она напряженно думала, стараясь осмыслить услышанное.
Все так запуталось. Из того, о чем они говорили, можно было предположить, что ее Мерлин – это Мерлин из легенд. Но если это так, почему он выглядел как мальчик, как ее ровесник? Как он вообще мог дожить до нашего времени? Как мог он жить в дереве в саду ее дяди, да еще разговаривать со своим отцом?
– Я устал, – сказал Мерлин. – И это уже старый спор, отец. Зимы слишком коротки. Я едва успеваю заснуть, как снова начинается весна. Мне нужно, чтобы отдых длился подольше. Я его заслужил. Меня зовут к себе летние звезды.
– Тебя связывает любовь, – сказал незнакомец.
– Меня связывает дуб. Я и не знал, что любовь – это дерево.
– Знал. Но предпочел не думать об этом, просто тебе нужно было все это разгадать. Мудрости лесного ореха оказалось недостаточно. Тебе хотелось отведать плодов всех деревьев.
– Я научился на своих ошибках, – сказал Мерлин. – А теперь освободи меня, отец.
– Не могу. Освободить тебя может только любовь.
– Меня нельзя найти, меня нельзя увидеть, – продолжал Мерлин. – То, что обо мне помнят, так тесно переплелось с рыцарскими романами, что за россказнями не видят человека. Кто же меня полюбит?
Сара выскочила из зарослей, где пряталась, и вошла в пятно лунного света.
– Я… – начала было она, но слова застряли у нее в горле.
Рядом с деревом стоял вовсе не рыжий мальчишка. Вместо него она увидела старика с мальчишескими глазами. И оленя. Олень повернул к ней увенчанную рогами голову и посмотрел так, что от его взгляда у нее мороз побежал по коже. Он долго не сводил с Сары глаз, потом повернулся, в лунном свете сверкнул рыжий бок, и его поглотила тьма.
Сара вздрогнула. Она обхватила себя руками, но все равно не могла справиться с ознобом.
Сад и так был странный, он казался больше, чем есть на самом деле, но если бы в нем жил олень, он не остался бы незамеченным. Разве что… А что стало с мальчиком? Почему он за сутки превратился в старика? Мальчик, который на самом деле жил в дереве?
– Сара, – окликнул ее старик.
Это был голос Мерлина. Глаза Мерлина. Ее Мерлин стал стариком.
– Ты… ты состарился, – пролепетала она.
– Я старше, чем ты можешь себе представить.
– Но…
– Я появлялся перед тобой таким, каким тебе легче было принять меня.
– Вот оно что…
– Ты сказала то, что думаешь на самом деле?
На Сару нахлынули воспоминания. Она вспомнила множество дней, проведенных в задушевных дружеских разговорах. Вспомнила, как они часами тихо беседовали или вместе играли, как успокаивались ее ночные страхи. Если она скажет «да», он уйдет. И она потеряет друга. А ночные страхи… Кто их прогонит? Только он способен помочь ей. Ни Джеми, никто из тех, кто живет в Доме, хотя все они и будут стараться.
– Ты ведь уйдешь… правда? – спросила она.
Старик кивнул. Кивнул по-стариковски, но глаза у него оставались молодыми. Он одновременно был и молод, и стар, и мудр, и наивен – все сразу. И глаза у него были, как у ее рыжего мальчишки.
– Уйду, – повторил он. – И ты меня забудешь.
– Не забуду, – запротестовала Сара. – Я не забуду тебя никогда.
– У тебя не будет выбора, – сказал Мерлин. – Твои воспоминания обо мне уйдут вместе со мной, когда уйду я.
– И они… уйдут навсегда?
Это еще хуже, чем просто потерять друга. Это будет означать, что друга никогда и не было.
– Навсегда, – сказал Мерлин. – Если только… – Голос замолк. Взгляд старика обратился куда-то внутрь.
– Что? – наконец спросила Сара.
– Я мог бы постараться и вернуть тебе воспоминания, когда окажусь на другом берегу реки.
Сара заморгала в замешательстве.
– О чем ты говоришь? На другом берегу какой реки?
– Край Летних Звезд лежит за рекой, она служит границей между тем, что есть, и тем, что было. Путешествие долгое. Иногда оно длится много жизней.
Воцарилось молчание. Сара внимательно всматривалась в старика, в которого превратился ее друг. Он отвечал ей добрым взглядом. Его глаза ничего не требовали. В них было только сожаление. И грусть расставания. Нежность, ничего не просящая взамен.
Сара сделала шаг вперед, немного помедлила и обняла его.
– Я люблю тебя, Мерлин, – проговорила она. – Я не могу сказать, что не люблю, раз это не так.
Она почувствовала, как его руки обняли ее, ко лбу прикоснулись сухие губы.
– Иди спокойно, – напутствовал он Сару. – Но остерегайся составлять календарь деревьев.
И он ушел.
Только что они держали друг друга в объятиях, а уже через мгновение Сара почувствовала, что обнимает пустоту. Она бессильно опустила руки. От невыносимой печали голова у нее поникла. В горле пересохло, грудь стеснило, Сара покачнулась, слезы хлынули у нее из глаз.
Казалось, что пронзившая ее боль не пройдет никогда.
Но потом, на следующее утро, она проснулась в своей спальне в северо-западной башне. Она проснулась, проспав всю ночь без сновидений, улыбающаяся, с ясными глазами. Сара не сознавала этого, но ее воспоминания о Мерлине исчезли.
И ее ночные страхи тоже.
Сара, уже достаточно повзрослевшая, чтобы лучше понять происшедшее, держала в пальцах влажный лист и, подняв глаза, рассматривала раскинувшиеся над ней ветки дуба.
«Неужели все это действительно было?» – думала она.
Электрический заряд, который она ощутила в воздухе, подходя к старому дубу, уже исчез. Томившие ее предчувствия, будто вот-вот что-то должно произойти, улеглись. Она осталась наедине с луной, которая уже опустилась, а звезды все еще ярко сияли над затихшим садом. Сару окружало волшебство, но в нем не было ничего сверхъестественного, это было волшебство самой природы.
Сара вздохнула и поворошила ногой осенний мусор, облепивший основание старого дуба. Там лежали ставшие коричневыми листья, крупные и ломкие. И желуди. Сотни желудей. Скоро садовник Фред уберет их для компоста, уберет хотя бы то, что не успеют растащить на зиму черные белки. Сара опустилась на колено и набрала целую пригоршню желудей, они сыпались у нее между пальцами.
Один из упавших желудей показался ей каким-то необычным, и она снова подобрала его с земли. Это оказался небольшой коричневый яйцевидный орех, неуместный среди желудей, лежавших в ее ладонях. Она поднесла его к глазам. Даже при лунном свете она легко рассмотрела, что это.
Лесной орех.
Мудрость лосося, заключенная в семечке.
Проснулась ли ее память? Вернулись ли к ней воспоминания из тех краев, где сияют Летние Звезды? Или просто она видит сон в саду, который назывался Мондримским лесом, где ребенком ей казалось, что деревья мечтают стать людьми?
Улыбнувшись, Сара спрятала орех в карман и медленно направилась к дому.

Оттава и ее долина
Я уже говорил, что люблю писать короткие рассказы, так оно и есть, но, сказать по правде, обычно у меня на это не бывает времени.
Дело в том, что писать такие рассказы и быть твердо уверенным, что сумеешь продать их, удается редко. Большей частью я занят сочинением романов, поэтому расписание у меня весьма напряженное, и за рассказы я чаще всего берусь, только когда мне их заказывают. А заказывают обычно для сборников определенной тематики.
Мне нравится, зная тему антологии, придумывать рассказ, который соответствовал бы ей. Но я всегда следую собственным правилам, а потому, когда пишу заказные рассказы, меня всегда занимает, насколько я могу отклониться от заданной темы и все же не отступить от нее.
Этот рассказ, написанный по заказу Джейн Йолен и Марты Гринберг, как нельзя лучше подходил к книге, посвященной подросткам-вампирам.
Такого не бывает
– Кен Пэрри? – переспросила Апплес.
Кэсси кивнула.
– Вампир?
Кэсси снова кивнула.
Апплес знала, что Кен делает какие-то уколы детям, за которыми ему приходится присматривать, но о том, что он вампир, она слышала впервые.
– Но вампиров не бывает, – заявила она.
– А Саманта рассказывала, что один раз сама видела, как он превратился в летучую мышь – прямо перед ее домом. Думал, она его не видит. Он в тот вечер сидел с ней, и представь, домой к себе он не пошел, а полетел.
– Полетел?
Кэсси серьезно кивнула.
Апплес постучала щеткой для волос по руке, потом положила ее на туалетный столик.
Мать девочек, закончив университет, столь страстно увлеклась мифологией, что обе ее дочери, несмотря на заурядную фамилию Смит, получили такие пышные имена, как Апполина и Кассандра.
Апплес, надеясь найти какое-то объяснение, которое избавит их от вечных насмешек, однажды даже специально сходила в библиотеку и разыскала эти имена в справочнике. Имя Апполина оказалось просто-напросто как-то связано с Аполлоном – греческим богом, покровителем музыки, поэзии, предсказаний, стрельбы из лука и врачевания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43