Появились присяжные в сопровождении сержанта. Они щурили глаза; как будто выползли из подземелья. Я не мог вспомнить ни одного лица. Сержант, должно быть, привел не тех присяжных. Но тут знакомые черты проступили в лице мужчины средних лет мексиканского происхождения, глаза которого были скрыты за темными очками, он внимательно слушал меня в первой части процесса, у него самого были дети. Затем я вспомнил желтое платье, которое неизменно надевала дородная матрона на всех заседаниях. Она никак не могла одолеть ступеньку, ей пришлось опереться на руку мексиканца. Они заговорщицки улыбнулись друг другу.
Теперь я узнал и остальных. Но что-то было не так. Куда-то подевались непроницаемые лица, от которых отскакивал мой взгляд во время свидетельских показаний и к которым я обращался во время заключительной речи. Они обрели черты живых людей, способных двигаться, общаться друг с другом на виду у всех. Такое единение отличает заложников, оказавшихся на прицеле у грабителей.
Судья Хернандес проявил нетерпение, слишком медленно рассаживались присяжные.
– Вы готовы? – спросил он, не дожидаясь тишины.
Поднялся худощавый мужчина в белой рубашке с коротким рукавом, хотя за окном был непогожий ноябрьский день.
– Да, ваша честь, – сконфузился он.
Судья Хернандес приказал:
– Огласите ваше решение.
Элиот с Остином поднялись, чтобы выслушать приговор.
Мужчина уткнулся в лист бумаги, не надеясь на свою память. Он так и не поднял глаз до окончания чтения.
– Мы признаем Остина Пейли виновным в сексуальном насилии с отягчающими обстоятельствами.
Я затаил дыхание, не смея поднять глаз. А если бы я сделал это, то увидел бы улыбающегося Остина, трясущего Элиоту руку, и решил, что мне изменил слух. Но Бекки с такой силой вцепилась в мою руку, что сомнений не было. Мы победили!
Я не мог выказать своей радости. Для любого гражданина вид торжествующего юриста невыносим. Присяжные могли оскорбиться, дай я своим чувствам волю, посмей просто улыбнуться или вскочить с места под возглас: "Да!" Я просто кивнул в их сторону, благодаря за выполненный долг, и сжал губы. Еще мгновение, и радость фонтаном готова была выплеснуться наружу.
Судья жестом подозвал меня к себе. Он не обращал внимания на ликующую публику. Глава присяжных все еще стоял, когда я вышел вперед.
– Спасибо, – повторил я вслед за судьей Хернандесом.
– Хорошо бы поскорее закончить, – тихо сказал судья, когда мы с Элиотом предстали перед ним. – Сколько свидетелей вы выставляете для определения наказания?
В свое время, не надеясь на победу, мы с Бекки на всякий случай обсудили и это.
– Человека два-три, ваша честь, – ответил я.
Судья даже не посмотрел на Элиота.
– Защита имеет право представить своих свидетелей, – буркнул судья. Давайте закончим в понедельник. – Он отпустил нас. – Время позднее, славно потрудились, – объявил он. – Мы продолжим заседание в понедельник, в девять ровно.
И тут мне на глаза попался Остин. Он походил на оболочку воздушного шарика, из которого выпустили воздух. И стало ясно, каков он на самом деле. Он годами догнал Элиота. Из его груди с трудом вырывалось прерывистое дыхание. Я опасался, что его хватит удар. Но нет, это была игра на публику, присяжные должны были осознать, какую непоправимую ошибку они совершили. Ведь его еще ожидало определение наказания.
В зале началась заварушка. Репортеры, сметая все на своем пути, кинулись ко мне. Я ухватился за Бекки. Настал ее триумф. В случае поражения я бы прикрыл ее от позора, но сейчас она заслужила всеобщее внимание.
Я выдавил из себя несколько стандартных фраз о том, что состав присяжных вне всяких похвал, что они замечательно поработали. И тут подключилась Бекки:
– Факты, подготовленные нами для финального заседания, ни у кого не вызывают сомнения в определении меры наказания.
Я поразился суровости ее слов.
Итак, понедельник. Решается судьба Остина. В этот день горожане узнают о его детстве, а я буду требовать для него тюремного заключения, несмотря на смягчающие обстоятельства.
Понедельник – последний день перед выборами.
Мы с Бекки юркнули в дверь для юристов и судебного персонала. Оказавшись за пределами зала, мы прыснули со смеху и кинулись в объятия друг друга. Но тут же отпрянули, ощутив неловкость. Счастливая улыбка озаряла лицо Бекки, я обнял ее за плечи, и мы продолжили путь.
– В понедельник – день возмездия, – провозгласила она.
Я засмеялся.
– Какая ты кровожадная! Насладись успехом!
Мы шли по узкому, светлому, типично больничному коридору и в конце его столкнулись нос к носу с Элиотом. Он появился из кабинета судьи.
Элиот устало улыбнулся, и у меня защемило сердце. Он выглядел сейчас даже элегантнее в своем сером костюме и желтом жилете, чем в зале суда, но поникший вид его никак не вязался с этим нарядом. Заметив нас, Элиот остановился. Мы с Бекки перестали дурачиться.
Элиот взял меня за руку.
– Поздравляю, Марк.
Бекки извинилась и хотела удалиться, но Элиот обратился к ней.
– Юная леди, – сказал он. – Впервые я использовал трюк с датами еще до вашего рождения. Меня надоумил человек, который пользовался этим до моего появления на свет. Прием так стар, что я не догадался предупредить жену об опасности.
Со стороны могло показаться, что старый учитель восхищается достижениями способного ученика.
– Правда? – притворно потупилась она. – А я считала, что это моя придумка.
Ее каблуки зацокали в коридоре, а Элиот обернулся ко мне.
– Впечатляющая концовка, Марк. Ты был… убедителен.
– Спасибо.
– Сердце не лежит поздравлять с исходом дела, – добавил он.
– Понимаю, Элиот.
– Но я… мне надо, чтобы ты знал, я не таю на тебя зла. Ты пошел до конца, но… – он осекся, – я перед ним все еще в ответе, – тихо произнес он.
– Ты не покривил душой, Элиот. Просто ты поверил другу. Что в этом такого?
Но думал я совсем о другом. Годами Элиот покрывал Остина Пейли, пока тот не уверовал в свою безнаказанность. Он помогал Остину издеваться над невинными детьми. Не знаю, как бы я жил с этим.
– Тебе пришлось немало потрудиться на этом процессе, – сказал Элиот. Поверь, Мэйми явилась в суд без моего согласия, но даже я не сомневался в ее словах.
– Конечно.
– И все же, – буркнул Элиот и смутился. – Томми говорил убедительно. Очень. Мне хочется посмотреть ему в глаза. – Элиот похлопал меня по руке. Но не в нашей компетенции определять, кто говорит правду, да. Марк?
Выдержав паузу, я сказал:
– Можно смягчить наказание Ости ну, если ты…
Я не стал продолжать, ибо было очевидно, что Элиот предпримет все возможное для спасения Остина. Помимо всего, другого свидетеля несчастья, настигшего его клиента в детстве, просто нет. В понедельник, возможно, мне придется задавать вопросы своему бывшему боссу.
– Кто-то в городе напуган поворотом дела, – сказал Элиот. – Многих беспокоит неведение относительно того, что предпримет Остин. Ему нечего терять, он может потащить за собой остальных. Пока он хранит тайну, Марк, но надолго ли? Вот еще что, старина, не строй иллюзий, тебе не простят участия в этом деле, – продолжил Элиот. – Своим упорством ты загнал Остина в угол, и теперь ничто ему не мешает заложить их. Их карающая десница достанет тебя. Они будут мстить, но сначала они попросят тебя об условном наказании для их друга. – Элиот перешел на шутливый тон, как будто речь шла не о порушенных жизнях влиятельных людей, а о безделице. – Эти выходные тебе покажутся адом, – усмехнулся он.
Сумерки сгущались за окном, когда я наконец добрался до своего кабинета. Я валился с ног от усталости. Бекки ушла, а Пэтти стояла у стола с сумкой в руках. Мне хотелось позвонить Дженет, но я вспомнил о нашей стычке в зале суда. Где тот человек, который согласится пропустить рюмку за здравие победителя?
Я надел пальто и выключил свет, когда зазвонил телефон. Я кивком головы попросил Пэтти взять трубку.
– Это мистер Олгрен, – сказала она. – Он ждет тебя внизу.
Я почувствовал укол совести за то, что забыл о Томми. Мне следовало поговорить с ним, прежде чем отпустить, но я не сделал этого. Придется исправить положение.
– Скажи ему, что я спускаюсь.
– Марк. – Пэтти метнула в меня испуганный взгляд.
Я ощутил приближение опасности.
В трубке звучал счастливый голов Джеймса Олгрена, он забыл про обиды.
– Поздравляю! – крикнул он. – Я слышал результат по радио. Послушайте, я стою внизу, двери закрыты, люди разошлись. Я не могу понять, куда вы дели Томми.
– Он с одним из следователей, – как можно увереннее произнес я.
Пэтти уже названивала по другому телефону. Я понял, что что-то случилось.
– Почему бы вам не подняться? – предложил я Олгрену и повесил трубку.
– Где Джим? – сурово спросил я.
Пэтти говорила с кем-то по телефону и тут же передавала. Слушая, она одновременно говорила со мной.
– Его никто не видел после окончания заседания.
– Идиот, – бросил я.
Пэтти знала, о ком я говорю. Мы с ней обзвонили всех, кого вспомнили. Элиот ответил, что его клиент исчез сразу же после вынесения приговора.
Дверь с шумом распахнулась. Вместо ожидаемого мистера Олгрена на пороге стоял перепуганный Джим Льюис.
– Он здесь? – громко спросил Джим.
Куцые сведения нам удалось получить от тех, кто еще оставался в своих кабинетах. Других мы побеспокоили дома. Нам не удалось скрыть правду от Олгрена. Оказалось, Джим привел Томми наверх сразу после вынесения приговора. Он отлучился на секунду. Секретарша, которую мы разыскали, сообщила, что Томми пошел вниз, чтобы купить кока-колу. Никто ее не предупредил, что она должна присматривать за ним. Томми не вернулся, и она предположила, что он встретился с отцом или с Джимом.
Мы обыскали все закоулки опустевшего к тому времени здания. Я безуспешно пытался что-то предпринять.
К шести часам стало ясно, что Томми в здании нет.
Никто не знал и того, куда девался Остин Пейли.

Глава 18

Впервые за долгое время я вспомнил о Крисе Девисе, любовнике Остина, который пропал, как только стал представлять для него угрозу. Я уже успел забыть о его существовании, но теперь его исчезновение казалось предзнаменованием, предупреждением о том, на что мог решиться Остин в отчаянном положении.
У нас не было доказательств, что Остин похитил Томми, время шло, и уже не оставалось никаких сомнений в том, что они пропали вдвоем. Полиция прочесывала окрестности, те места, где мог объявиться Томми, но безрезультатно. Миссис Олгрен в отчаянии сидела дома у телефона. Я послал следователя – это был Джим Льюис, жаждавший искупить свою вину, – в офис Остина и к нему домой. Джим позвонил мне из дома Остина – я не спрашивал, как он проник внутрь, – и сказал, что там никого нет. Джим связался с друзьями Остина. К поискам подключились и другие следователи.
Прокуратура гудела как улей, несмотря на поздний час. Все были в сборе. Примчались Бекки, Дженет Маклэрен. Олгрены, должно быть, в панике позвонили ей. Дженет перехватила меня на пути в кабинет.
– Марк. – Она понизила голос.
На стуле сидел окаменевший от горя Джеймс Олгрен.
– Возможно, не все так плохо. Томми мог пойти с ним добровольно. Он чувствует свою вину, понимаешь? И он все еще любит Остина. Возможно, он хочет ему помочь.
– Я уже думал об этом. Но что стоят желания Томми по сравнению с намерениями Остина. Остин не любит Томми.
– А если он пытается уговорить Томми отказаться от показаний?
– Возможно, – сказал я, чтобы успокоить Дженет. У меня самого иллюзий не оставалось. Я вспомнил, как выглядел Остин в суде сегодня вечером. Судя по всему, он был охвачен неподдельным горем. Он был надломлен не только физически. Единственное объяснение похищения Томми, которое приходило на ум, – это сумасшествие Остина. Он, расчетливый, хладнокровный адвокат, обслуживающий элиту, не мог всерьез предположить, что кто-нибудь поверит новой версии, которую он выжмет из Томми. Остин знал, что ничего не выиграет от этого шального поступка. Надо было разгадать мотивы сумасшедшего.
От семи до половины восьмого, казалось, минула целая вечность. Кофе, который кто-то подсунул, булькал в желудке, я не мог вспомнить, когда я в последний раз ел.
Я сидел в кабинете, уставившись на телефон, прямой номер которого был известен немногим. Резкий звонок был сигналом того, что случилось нечто важное. Я схватил трубку, перевел дыхание и ответил.
– Я как дурак названиваю домой, – сказал мужской голос. – Поймешь по автоответчику.
Я так ждал, что услышу Остина Пейли, что сначала обознался. Только после нескольких слов я понял, что ошибся.
– Элиот?
– Могу тебе сказать, где он, Марк. Он хочет видеть тебя одного и прямо сейчас. Он не дает тебе времени на размышления.
Услышав мои переговоры, из приемной в кабинет поспешили люди.
– Не знаю, удастся ли прийти одному, – сказал я.
Элиот промолчал.
– Записывай адрес. – Он начал диктовать. – Это южный пригород, едешь по тридцать седьмой улице и…
– Я знаю, где это.
– Да, он так и сказал. Удачи, Марк.
– Элиот. Томми с ним? У него все в порядке?
Мне показалось, будто связь прервалась. Меня взбесила его нерешительность. Возможно, он молчал потому, что я задал два вопроса сразу, а в правовой школе учат этого не делать.
– Элиот!
– Да, – быстро ответил он и повесил трубку.
Я не один отправился к старому заброшенному дому в тупике. Со мной поехали двое полицейских, один из них специалист по переговорам с преступниками, который пытался за десять минут научить меня, как отвлечь внимание похитителя. Я не очень вникал в его слова. Его голос звучал фоном для моих мыслей.
Когда я понял, что Остин забрал Томми, я побледнел. Окажись Остин поблизости, я не задумываясь задушил бы его. Но ярость проходит. У меня было время, чтобы подумать. Я винил прежде всего самого себя, потому что бросил Томми, как только в нем отпала необходимость. Я позволил Остину добраться до него. Я вспомнил нерешительный взгляд Томми, когда он в зале суда в чем-то сомневался. Я велел ему положиться на меня, и мальчик мне поверил. Я преуспел на ниве лжедружбы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51