Я подбодрил ее парой фраз и похлопал по руке. Репортеры, ожидавшие сенсаций, быстро ретировались, услышав мои нарочито громкие разглагольствования: "Этот парень еще пожалеет, что взбудоражил наш округ, клянусь!" И мы двинулись к выходу. Бекки, доктор и я.
– Прости, – сказал я Дженет на лестнице. – Я был обязан первым спросить тебя насчет медицинского заключения. Мне следовало получше тебя подготовить к его нападкам.
– Эй, – просто ответила она. – Я же говорила тебе, что это для меня не в новинку. Я и не ждала, что легко отделаюсь.
– Ну и хорошо. Легко сейчас говорить о перекрестном допросе, но я видел, как ее бросало в пот во время суда. Я обнял ее, и она дотронулась до моей руки. Мимолетно. Поднимаясь по лестнице, мы были игроками одной команды.
Войдя в кабинет, я обратился к Бекки.
– Он что-то пронюхал. – Я говорил об Элиоте. Бекки не надо было отвечать. – Но что? – добавил я.
– Что он может вызнать? – переспросила Бекки.
– О чем вы? – не поняла Дженет.
– Томми однажды отступился от своего рассказа в моем присутствии, сказал я, – кому еще он мог открыться?
Бекки пожала плечами.
– Может, родителям? Учителю или кому-то в интернате?
Я обратился к Дженет:
– Томми никогда не говорил тебе, что его обидчик кто-то другой, не Остин?
Дженет покачала головой.
– Клянусь, – улыбнулась она довольно иронично.
– Он блефует, – предположила Бекки. – Он стремится зародить у присяжных подозрения.
– Возможно, – сказал я. – Но это слабое утешение.
Элиот мастерски владел этой тактикой, в наших кругах подобное приветствовалось: посеять сомнение в показаниях свидетеля, но я бы очень удивился, если бы Элиот не имел на руках хотя бы каких-то доказательств. Он ведь об этом намекнул, когда убеждал меня, что Остин не виновен. Он был не промах.
– Нам ничего не остается, как только ждать, – покорно вздохнула Бекки, но ее хитрющая физиономия выражала совсем иное.
Она явно сейчас ринется за доказательствами. Я думаю, Бекки, будучи прекрасным юристом, блестящим прокурором, сожалела о своей неприметной роли на этом процессе. Но я не мог выпустить нити обвинения из своих рук. От этого дела зависела моя судьба.
– Как держался Томми? – спросила Дженет, она появилась в зале только в момент дачи показаний.
– Сносно. – Я не стал распространяться.
Бекки возразила мне.
– Чего уж там! Он так нерешительно прошел к месту свидетеля, что я решила: толку не будет.
– Ты тоже так подумала? – с облегчением сказал я, а Дженет спросила:
– В каком смысле?
– Марк переломил ситуацию, – восхищенно произнесла моя помощница. – Он заставил Томми вновь прочувствовать случившееся, мальчик вспомнил свой страх двухлетней давности и поэтому не скомкал свои показания. Он поначалу говорил, как сторонний свидетель, но потом разрыдался, и все увидели в нем несчастного маленького мальчика.
Дженет с сомнением выслушала Бекки.
– Надеюсь, это не выглядело нарочито, – сказал я.
– Я поверила ему, – убедила меня Бекки.
– Трудно сказать, как оценили показания Томми присяжные. Иногда в своих вердиктах они опирались на такие несуразные детали, о которых мы и понятия не имели.
– Мы не намеревались вызывать вас сегодня, – сказала Бекки Дженет. Потребовалось объяснить долгое молчание Томми. Элиот сегодня постарался! Бекки повернулась ко мне. – Ты ведь не предполагал, что доктор Маклэрен станет гвоздем программы?
Обе леди посмотрели на меня, как будто ожидая от меня пророчеств.
– Да, – подтвердил я. – Дженет была крепкой поддержкой Томми. Позволь доктор Маклэрен сбить себя с толку, Томми остался бы в одиночестве.
– Но он не стал слушать Томми, – сказала Бекки.
Да. Элиот ловко увернулся от капкана, который я ему расставил. Старый лис учуял подвох.
Дженет удивленно перевела взгляд с Бекки на меня. Затем она обратилась ко мне.
– Я тебе сегодня еще понадоблюсь, как ты думаешь? Мы могли бы пойти перекусить…
Бекки уставилась на нас.
– Я тебе позвоню, – сказал я Дженет. – Мне надо кое-куда заглянуть.
Я оставил их в недоумении.
Было поздновато для визита, но удивленные хозяева впустили меня. Они накинулись на меня с вопросами, чтобы избежать пресс-конференции. Я поспешил через элегантную прихожую в гостиную, выдержанную в белых тонах.
– Можно? – спросил я, они не препятствовали.
Миссис Олгрен взяла мужа за руку, он взглянул на нее удивленно, а я направился в комнату Томми.
Сквозь жалюзи от окна с кровати пробивалась прерывистая полоска света. Даже в темноте я понял, что Томми не спит. Он ждал меня. Я остановился посреди комнаты.
– Я пришел, чтобы сказать, ты держался сегодня молодцом.
Я видел в полумраке, как он замотал головой в знак несогласия.
– Нет, правда, – сказал я. Я нащупал спинку стула, что стоял у стола, и присел рядом с узкой кроватью, на которой сжался в комок Томми. Казалось, под одеялом лежит нечто бесформенное. Похоже, я не мог его переубедить.
– Простите, – прошептал он.
– Тебе не за что извиняться.
– Я не хотел… – сказал Томми.
– Это не твоя вина, – успокоил его я.
Поверх одеяла белела его рука, я прикрыл ее своей ладонью. Он вздрогнул.
– Это Остин попросил тебя?
Томми кивнул.
– Он звонил мне.
– Когда с тобой был мой сотрудник?
Он снова кивнул.
– Я обманул его, сказал, что звонил приятель.
Остин сумел с помощью самого Томми подобраться к нему.
– Не волнуйся, – подбодрил я.
Голос Томми прерывался.
– Он сказал мне, что его бросят в тюрьму и как ему там будет плохо.
– Остин заслужил наказание. Ты был слишком мал, Томми, ты не виноват. Он занимался этим давно. Пострадали другие дети. Мы должны остановить его.
Томми молчал. Сколько времени мальчик лежал в темноте, ожидая моего прихода, и сколько еще бессонных ночей ожидает его. Я снова сжал его руку.
– Он не посмеет больше приблизиться к тебе, – пообещал я.
Томми заплакал. И кто знает, то ли от облегчения, то ли от мысли, что навсегда потерял Остина.
Я обнял его, он потянулся ко мне. Во мне вспыхнуло то давнее чувство ответственности, когда у меня в руках были судьбы моих детей. Я крепко прижал его к груди, это мое объятие должно было остаться в памяти Томми надолго, на всю жизнь.
Мое плечо повлажнело от его слез. Он прошептал:
– Мистер Куинн знает.
– Забудь о нем, – попросил я. – Тебе уже не понадобится появляться в зале суда.
Томми замотал головой.
– Он знает, – упрямо повторил он.
Я пригнул его голову к подушке.
– Что знает?
Он промолчал.
– Что ты хотел помочь Остину? Это не имеет значения. Он никому об этом не скажет.
Я ушел не сразу, мы успели пошептаться в темноте. Поговорили о школе, о том, что его ждет впереди, я очень надеялся, что калейдоскоп событий увлечет его, и боль затихнет, и он забудет себя сегодняшнего, виноватого и беспомощного. Томми произносил слова все медленнее, часто затихая. Я укрыл его, убрал со лба прядь волос и поцеловал его.
– Спокойной ночи, – сказал я в дверях, в ответ мне донеслось едва различимое бормотание.

Глава 15

После того как предъявлено обвинение, возвращаться в зал суда настоящая пытка для прокурора. Я сделал все от меня зависящее, вытерпел нападки, оставалось ждать, что выкинет защита. Неожиданностей для адвоката в начале процесса не предвидится, позиция обвинения ей известна заранее. Прокурор оговаривает своих свидетелей в обвинительном заключении, значит, адвокат имеет доступ к списку. Возможно, он не в курсе всего, что скажет прокурор, но позиция последнего не тайна.
Прокурор же, напротив, даже не догадывается, что припасено у защиты. Многое всплывает неожиданно. Остается безмолвно внимать в надежде отбиться во время перекрестного допроса и ожидать, что тебя посетит вдохновение.
Единственное, в чем не приходилось сомневаться, – это в показаниях Остина. Мы с Элиотом знали, чего стоила презумпция невиновности. Подзащитный недвижно сидит перед присяжными, не реагируя на обвинения прокурора, и дожидается решения своей участи. Элиот должен был вызвать Остина для свидетельских показаний.
Троица: Элиот, Остин и Бастер, оживленно беседуя, появилась в зале суда. Блистал красноречием Бастер. Судя по всему, он клокотал от ярости, что Элиот не выпускает его к барьеру в таком важном процессе, но Элиот крепко держал вожжи в своих руках, поддерживаемый Остином, который точно знал, кто в суде лучший. Очевидно, сегодня ему все же удалось убедить Остина позволить ему выступить.
Мы с Бекки молча расположились на своих местах. Мы не знали, что нас ждет.
Некоторое время спустя, когда присяжные заняли свои кресла и появился судья, Элиот произнес:
– Защита вызывает Мартина Риза.
Мы с Бекки переглянулись. Это был сюрприз для нас. По проходу катился упитанный коротышка, облаченный в костюм на два размера меньше. Его отвислые щеки вздрагивали, отвлекая внимание от пышных темных усов и клочка каштановых волос, переброшенного от уха до уха. Он зыркнул глазами на меня, как будто я был возмутителем его спокойствия.
Бекки вздохнула. Этого типа она не знала.
– Я, – настойчиво произнесла она.
Весь процесс полностью шел под надзором главного прокурора. Я допрашивал потерпевшего и обвиняемого, а моему заместителю достались менее значительные свидетели. Мне не хотелось выпускать нити обвинения из своих рук, слишком многое зависело от исхода этого дела, и, пока коротышка присягал и занимал свидетельское место, я приглядывался к нему, прикидывая, с какой стороны подойти.
Бекки не сдавалась, она прошептала:
– Я!
Ее рука намертво вцепилась в мое запястье. Я перевел дыхание и сдался:
– Твой.
Она пододвинула к себе документы, взяла ручку, не спуская глаз со свидетеля. Кто был этот Мартин Риз?
Это открылось сразу же после очередного вопроса:
– Где вы живете, мистер Риз?
– Я бы предпочел не говорить, – сказал свидетель, покосившись на меня.
– Вы живете в Техасе? – спросил Элиот.
Он выдержал долгую паузу. Наконец его прорвало:
– Я не хочу, чтобы все знали, где я живу. Я и так уже порядком натерпелся!
Присяжные проследили за взглядом мистера Риза, но я не изменился в лице, сохраняя озабоченность и непонимание. Это не составляло труда.
– Поставим вопрос иначе, – утешительно проворковал Элиот. – Где вы жили два года назад?
– На Сперроувуд-Драйв, здесь, в Сан-Антонио.
Меня пронзило ощущение тревоги. Мартин Риз был соседом Томми. Чем он нас озадачит? Не мог же он подглядеть в окно, чтобы свидетельствовать о чистоте помыслов Остина? Я кинул взгляд на чету Олгренов. Побледневшая миссис Олгрен застыла в кресле, она была готова провалиться сквозь землю.
– Я скоро вернусь, – прошептал я Бекки и стремительно обошел заграждение. Двигаясь по проходу, я подал властный знак родителям Томми, они с виноватыми лицами поплелись следом за мной.
Я затащил их в одну из крошечных комнат ожидания, примыкающих к залу суда, и закрыл за собой дверь.
– Кто он? – спросил я.
Миссис Олгрен оцепенела. Ее муж робко попытался принять огонь на себя.
– Он был нашим соседом, – сказал он. – Около года назад переехал.
– И что? – Я брал быка за рога.
– Из-за него мы и Томми не сразу поверили, – дрожащим голосом произнесла миссис Олгрен, взывая к моей снисходительности.
Я застыл на месте, покрываясь липким потом.
– Томми обвинил мистера Риза в насилии по отношению к себе, подтвердил он мою догадку.
– О Господи! – Я схватился за голову.
– Это была ложь, – затараторила мамаша Олгрен, как будто это имело значение. – Мы все выяснили. Томми сознался, что все придумал.
– Мы вздохнули с облегчением, когда он не стал обращаться в суд, добавил ее муж, – мистер Риз собирался, но мы замяли скандал.
– Почему вы это утаили. – Я был выбит из колеи, мысли путались.
– Мы надеялись, что все уладилось и осталось в прошлом и…
– Идите в мой кабинет, – не допуская возражений, приказал я.
– Что теперь будет? Мы не могли бы?..
– Мне надо подумать, – тихо произнес я. – Дожидайтесь меня в кабинете, возможно, я приду.
Мне казалось, что весь зал пожирал меня глазами, когда я возвращался на свое место. Я ошибался, всеобщее внимание было уделено свидетелю. Я не стал тормошить Бекки, и без этого все было ясно. Ее внимание было поглощено Мартином Ризом.
Она порывисто поднялась.
– Протестую, – сказала Бекки. – Утверждение основано на слухах.
Элиот сухо заметил:
– Мы вовсе не утверждаем, что это правда. Напротив, мы подчеркиваем ложность обвинения. Мистер Риз говорит о самом факте претензий к нему.
– Если таковые были, – поправила Бекки. – Я думала, он собирался сообщить, что был наслышан о подобном заявлении.
– У нас есть доказательства… – начал было Элиот, но судья Хернандес уже устал от спора и не собирался мешать защите.
– Протест отклоняется, – буркнул он.
– Что вам сообщили родители Том ми Олгрена? – спросил Элиот.
– Их сыночек заявил, что я его изнасиловал, – почти прорычал Риз. Его лицо налилось кровью, и у меня возникло опасение, что его хватит удар, прежде чем Бекки успеет задать ему несколько вопросов.
– Вы не могли бы уточнить? – попросил Элиот. Я быстро набросал в блокноте: "Это неправда. Томми сознался во лжи".
Бекки безучастно взглянула на записку. Она уже догадалась.
– Он сказал, что я заманил его к себе домой, когда он был один, и что я… что я сделал это с ним. Отвратительно. Заставил его раздеться. Заставил его заниматься этим со мной.
– Это была правда? – спросил Элиот.
– Нет! – Он выплеснул всю свою злость. – Это гнусная ложь! У меня есть дети. Я никогда, никогда в жизни не делал ничего подобного. И в мыслях не было! Я бы убил такою человека.
– И что было потом?
– Олгрены пригрозили, что сообщат полиции. Я посоветовал сперва убедиться, прежде чем поднимать шум. Думаю, что их это насторожило.
– И что они сделали?
– Я сказал им, что готов пройти полиграфический тест и что им бы следовало проверить ребенка.
– Вы проходили тест? – спросил Элиот.
– Протестую. – Бекки вскочила. – Результаты полиграфического теста не принимаются во внимание.
– Я же не спросил о результате. – Элиот даже не дал себе труда подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51