Раньше много читал. Теория относительности, квантовая механика, кибернетика, бионика – все меня интересовало. Но сейчас даже книги начали казаться мне лишними. Для чего мне они? Для чего вообще я живу? Одно дело мечтать и совсем другое – просыпаться каждый день с убийственным чувством собственной неполноценности».
Я долго размышлял над этим эпизодом, сыгравшим, по всей видимости, серьезную роль, в дальнейшем поведении Алеши. Мать, как мы помним, с ранних лет внушала ему, что он – девочка, если и не точно такая, как все остальные, то по крайней мере догадываться об этом никто не должен. И действительно – не только от соседей, вообще посторонних, но и от ближайших родственников ей удалось скрыть страшную тайну. Но то ли с Алешиным, то ли с ее собственным возрастом стали у нее появляться другие мысли. Однажды она попросила Алешу сходить с ней на луг за травой для кроликов. Вообще-то всю домашнюю работу он ненавидел и старательно от нее отлынивал, но тут момент был особый. Мать только что встала с постели, куда уложили ее отцовские побои, выглядела совершенно больной, так что отказать ей в помощи было невозможно. И вот там, на лугу, мать завела с ним странный разговор.
Сказав, что не рассчитывает прожить еще долго («отец твой когда-нибудь так и убьет»), она стала как бы напутствовать Алешу, наставлять его на будущее, которое, оказывается, было уже детально продумано. До 25 лет Алеша ничего не должен был предпринимать для устройства своей личной жизни, а после 25 лет мать разрешила ему вести себя так, как он захочет. Как же именно: выйти замуж, завести любовника или жить весело, меняя мужчин? Нет, оказывается, мать имела в виду совсем другое. «Я думаю, что ты найдешь себе подругу, которая тебя поймет и которой ты будешь нравиться, и вы будете жить тихо и хорошо».
Почему мать вдруг заговорила о подруге – после стольких лет упорного нежелания увидеть и признать истинный пол своего ребенка? Повлияли нараставшие перемены в его облике? Заметила взгляды, которые он бросал на женщин? Или сработало совсем другое – мысли об уходе из жизни заставили задуматься о том, на кого она оставит Алешу, со страшной его бедой, и ей вдруг захотелось найти себе заместительницу, как бы вторую мать?
В тот момент Алеша не стал на этом сосредотачиваться: его переполнила жалость к матери. С отцом и без того отношения были плохие – в пьяном виде он плакал над судьбой Алеши и ругал себя последними словами, а протрезвев, грозил разоблачить его перед всеми соседями и знакомыми. Теперь же он думал только о том, как защитить мать, и сумел-таки ее переубедить и настоять на немедленном разводе. Но где-то в глубине сознания слова матери о тихом счастье с подругой, очевидно, отложились, сплетаясь с его собственными неясными мечтами: рядом с подругой он, видимо, должен будет играть роль друга, то есть мужчины? Что бы ни имела в виду мать – она подсказывала решение. И в свой час оно очень пригодилось.
Час этот пробил, когда в его жизнь вошла Марина.
«Мы и в техникуме вместе учились, и велосипедом занимались у одного тренера, – читаем в записках Алеши. – Некоторое время даже жили в одной комнате. Она нравилась мне очень. Собственно, я люблю ее и сейчас (то есть много лет спустя! – А. Б.). Мы были подругами. Я ее боготворил. Она заметила не совсем нормальное мое отношение к ней и как-то отдалилась. Я переживал это очень болезненно. Не спал ночами, не ел по четыре дня. Остро, как никогда, ощущал свою неполноценность. Ради того, чтобы ее только издали увидеть, убегал с занятий (мы учились на разных отделениях). Мысль о том, что она может выйти замуж или хотя бы просто встречаться с другим парнем приводила меня в отчаяние. Я всегда был сентиментальным, а сейчас это доходило до абсурда. Я видел ее лицо везде. На улице замечал только девушек, внешне напоминающих ее. Сидя у себя за закрытой дверью, я знал, дома она или нет. Чувствовал, когда ей было больно, когда ей было плохо. У нее бесшумная походка, но я всегда знал, когда она проходит по коридору мимо моей двери. Когда меня вдруг тянуло ни с того ни с сего выглянуть в окно и я выглядывал, то всегда видел ее. Такого со мной еще никогда не бывало. Страшнее всего, что меня влекло к ней физически. Я не мог с собой справиться. Закрывшись в комнате, плакал до истерики. И рассказать об этом никому не мог. Были друзья, подруги, но кто я и всех моих мучений никто не знал.
Закончив техникум, я переселился в рабочее общежитие. По какой-то случайности и она попала туда же. Я мог каждый день видеть ее, разговаривать с ней – все легко, свободно, с непринужденной улыбкой и непроницаемым лицом. У меня тоже была гордость.
К моему удивлению и моей радости Марина не встречалась с парнями. Я это объяснил ее независимым характером и какой-то насквозь пропитавшей ее целомудренностью. Девчонки в общежитии ведут себя вольно. Прилично пьют, курят, ругаются. Ничего подобного я за Мариной не замечал. Это меня еще больше привлекало. Но я-то что мог ей предложить? Допустим, думал я, случится невероятное, и я сумею рассказать ей все о себе. Допустим даже самый фантастический вариант: она тоже почувствует влечение ко мне. И что дальше? Как мы будет жить? Она, созданная для радости, счастья, будет прозябать со мной? Прятаться? Бояться выйти со мной на улицу? Избегать знакомых? Ревновать себя к мужчинам Марина повода не давала. Но исключительность ситуации проявлялась и в том, что Алеша болезненно реагировал даже на сближение Марины с другими девушками. То ему казалось, что они ее недостойны, то мучился, думая, что они отнимают Марину у него. Однажды, вернувшись с соревнований, он увидел, что в его отсутствие появилась новая подруга – яркая, красивая, молодая женщина, следующая за Мариной повсюду, как нитка за иголкой. Алеше она резко не понравилась, а на следующий день он уже был уверен, что эта особа – лесбиянка. Тут же кинулся открывать любимой глаза, но вызвал только ее гнев: «а тебе какое дело?» Вспыхнула ссора, затем отношения надолго прервались.
Таких пауз, заставлявших Алексея жестоко страдать, было много за те несколько лет, что длились их странные отношения. Каждая имела свою видимую причину, но главным, насколько я могу понять, было душераздирающее несоответствие истинной природы их взаимного влечения тому, как все это выглядело внешне. Это общение, которое вполне можно назвать противоестественным, выводило их из равновесия, изнуряло. Они искали отдыха – и находили его в своих нелепых ссорах. А оказавшись врозь, оба ощущали страшную пустоту и начинали мечтать о примирении.
Но вовсе не Марина оказалась тем человеком, который, сломив отчаянное сопротивление, заставил Алешу обратиться к врачам. Как было и с Женей, в роли спасителя выступил тренер.
Истории обоих моих пациентов в этой их части совпадают до мелочей, что заставляет думать о какой-то общей закономерности, направляющей развитие конкретного жизненного сюжета. Так оно, по всей вероятности, и есть. Спорт – одна из сфер общественной жизни, где пол имеет решающее значение. И здесь в концентрированном виде выступает категорическая неприемлемость для общества малейшей неопределенности, связанной с полом. Кто ты, спортсмен или спортсменка? Ответ должен быть твердым, четким, недвусмысленным. Или – или. От этого зависят все нормативы, вся иерархия, вся система достижений и рекордов – центральный нерв спортивной деятельности. Тому, кто не в состоянии дать о себе определенный однозначный ответ, в спорте просто не места. Такого человека, без малейшего снисхождения, не задумываясь о том, что с ним будет дальше, беспощадно выбраковывают.
Приходит в голову мысль о какой-то особой, исключительной жестокости людей, заправляющих всеми делами в спорте. Но они не заслуживают такого упрека. Если того же Алешу не преследовали, не вытесняли до поры в проектном институте, где он работал после техникума, то это вовсе не было связано с добротой и гуманностью институтского начальства. Просто социальная роль сотрудника института не предусматривает половой дифференциации. Она в этом смысле нейтральна. Хотя, если внимательно присмотреться, выталкивающая сила действует и здесь, только проявляется она более мягко. Рассогласованность разных компонентов пола – носит женское имя, в паспорте записан женщиной, как женщина одевается и причесывается, а посмотрите на лицо, на фигуру, и как говорит, и как на девушек засматривается – вылитый мужчина! – рассогласованность эта бросается всем в глаза, вызывая нестерпимый зуд любопытства. Начинается слежка. Активизируются местные сплетники и сплетницы – везде есть такие всезнающие энтузиасты у которых сосредотачиваются разрозненные наблюдения и от которых вся эта информация распространяется дальше. Несчастный начинает чувствовать себя под колпаком.
Для любого человека это невыносимо, но надо же еще учитывать гипертрофированную болезненность восприятия гермафродитов! Алеша нашел очень точное выражение для своей особенности. Любую свою мысль, говорил он, я могу додумать до конца, даже самую неприятную для меня. Но ни разу я не мог представить: а что будет, если окружающие догадаются, кто я? Даже при отдаленном приближении к этой мысли сознание полностью блокировалось.
Алеша ошибался, считая велосипед тихой заводью, где он сможет уйти от контроля. Так было только пока он оставался подростком – и по внешности, и по достаточно скромному спортивному уровню. Но он взрослел, мужские черты выявлялись все более резко, а в то время развитие спортивной карьеры поднимало его все выше и выше. Укрупнялся ранг соревнований, в которых он участвовал, повышалась степень их официальности. До поры до времени удавалось изворачиваться, либо уклоняясь от врачебных осмотров, либо сводя их к самому поверхностному минимуму. Но Алеша, на свою беду, спортсменом был незаурядным. Говорили даже, что этой велосипедистке на роду написано европейское чемпионство. А за состоянием здоровья членов сборных команд наблюдение ведется пристрастно. Регулярные диспансеризации по полной программе, обход всех специалистов, подробнейшие заключения.
Алеша, от природы человек удивительно прямодушный, бесхитростный, изоврался вконец, пытаясь ускользнуть от встречи с врачами. Он шел даже на чувствительнейшие для спортсмена жертвы – например, в последнюю минуту тормозил ход велосипеда, чтобы не прийти первым, поскольку победитель должен был ехать на международные соревнования. Но исход этой неравной борьбы был предрешен.
Тренеру, попавшему в такое положение, тоже не позавидуешь. Наверняка он о чем-то догадывался, но сколько мог – молчал, не желая расставаться с талантливой ученицей. Правда, все время, полностью уподобляясь тренеру Жени, заводил окольные разговоры, как бы вымогая признание, подталкивая к мысли, что под лежачий камень вода не течет. Приводил примеры – а околоспортивные легенды полны ими, встречаются и немало всемирно прославленных имен, то угрожал дисквалификацией (косвенно, намеками, но идея была ясна), то в такой же завуалированной форме призывал пойти и полечиться. Один только раз, не выдержав, спросил прямо: «говорят, ты гермафродит, это правда?» Но даже словно бы обрадовался, когда Алеша с подобающим жаром стал это отрицать. Роль следователя, обязанного допытаться правды, была ему явно не по душе. Но суровые обстоятельства в конце концов принудили его перейти к более активным действиям.
«Мой наставник вызвал меня к себе и спросил: „Почему ты не прошла врачебную комиссию?“ Это, сказал он, единственная причина, по которой меня не взяли во Францию. Я, конечно, „очень изумился“, сказал, что не был только у одного врача и то потому только, что мне не сказали, к чему это приведет. Сделал обиженное лицо, обругал всех – словом, разыграл естественную сцену. Обычно его это убеждало. Но тут он стал засыпать меня прямыми вопросами: нет ли особой причины, известно только мне, объясняющей мой мужественный вид? Я попробовал вывернуться, но он был настойчив, стал расспрашивать о таких конкретных вещах, будто сам был врачом. Пришлось „расколоться“: я сказал, что бывают задержки менструаций, тогда болит голова и самочувствие ухудшается, но я и сам, мол, уже решил обратиться к специалисту-эндокринологу. Он повеселел, уверил меня, что все это легко лечится и мы еще с ним покажем, как надо ездить. Внешне я разделял его радость, но на душе скребли кошки.»
Это решающее событие – визит к эндокринологу – состоялось далеко не сразу, но тренер, помимо редкостной настойчивости, обладал еще и огромной властью. Впервые за 23 года своей жизни Алеша попал к специалисту. Правда, консультация эта едва ли не окончилась трагически. Еще одно поразительное совпадение с историей Жени, которому, если помните, было по началу рекомендовано «отрезать эту шишку»: специалистка, к которой попал Алеша, предложила ему фактически то же самое. По ее словам выходило, что пол может быть выбран по желанию, какой больше нравится, – как платье в магазине, но с ее, врачебной точки зрения разумнее выбрать женский, а лишнее, следовательно, удалить. Пациентка, мол, всю жизнь провела в женском обществе, воспитана как женщина, с этим связано и занимаемое ею положение – совсем неплохое! – а превратившись в мужчину, она будет вынуждена все начинать с нуля. Говорилось все это при первой же встрече после наружного осмотра, без генетических проб, без исследования гормональной сферы – словно дело происходило в XIX веке. Счастье еще, то врач эта не стала толкать Алешу под нож, а посоветовала поехать в Москву.
Но и в Москве повторилось то же самое, лишний раз подтвердив, что сама по себе «столичность» никаких гарантий качества не дает. Так же точно знакомство с больным ограничилось поверхностным осмотром, резюме же прозвучало еще более жестоко: изменение возможно только в одну сторону – женскую, с ограничением в виде бесплодия. «Сделать» же из Алеши мужчину медицина бессильна.
«Это меня потрясло, – рассказывает Алексей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78