Но что, скажите, в этой картине нереального? Ее повседневно воспроизводят в своем быту миллионы семей…

Мы все немного лошади…

Теперь, наконец, мы можем попытаться ответить на вопрос, заданный себе в начале этой главы – о причинах необъяснимого, немотивированного страха, возникающего при одном упоминании о гермафродитах.
Первое предположение, которое напрашивается после наших долгих экскурсий по запутанным лабиринтам пола: эти странные существа, занимающие непонятное место на самой границе между мужским и женским родом, так разительно непохожи на всех остальных, уверенно располагающихся по обе стороны этой границы – и в то же время каждый узнает в них самого себя.
Залог психического равновесия – определенность. Какое сегодня число? В какой точке географического пространства я сейчас нахожусь? Сколько денег у меня в кошельке? Сомнения, колебания, если они почему-либо возникают, крайне мучительны, даже если повод пустячный и никакими серьезными последствиями ошибка не грозит. Отсюда наша инстинктивная ненависть к любому обману, порой совершенно неадекватная масштабу и практической значимости лжи. Отсюда наши сложные отношения с будущим, всегда заведомо неопределенным. Каждый из нас может вспомнить в своей жизни случаи, когда он рубил с плеча, принимал поспешные решения – только для того, чтобы покончить с пыткой неизвестности. Недаром определенность ассоциируется у нас с комфортным ощущением прочной, надежной опоры под обеими ногами, а неопределенность мы так и называем – подвешенным состоянием, которое все системы организма переносят очень плохо.
Эта потребность достигает силы абсолютного императива, когда затрагивается первостепенный для каждой человеческой личности вопрос: кто я? Там, где ответы на этот вопрос неадекватны или расплывчаты, – там начинается область моей профессиональной компетенции, поскольку для обретения необходимой ясности нужны уже, как правило, бывают специальные лечебные средства.
И даже в этой заповедной зоне половая идентификация, ощущение себя мужчиной или женщиной образует, пожалуй, участок, нуждающийся в особенно надежной защите. Мы уже много говорили об этом, подходя к проблеме с разных сторон, и всякий раз оказывалось, что на простой и всем понятной констатации «я – мужчина» или «я – женщина» держится весь фантастически сложный аппарат самосознания, которым, в сущности, и представлен в этом мире каждый человек. Когда я писал тридцать лет назад о том, что нельзя быть человеком вообще, но только конкретно мужчиной или женщиной, имел в виду именно эту закономерность, хотя в то время и не знал о ней многого, что знаю теперь.
Жажда определенности заставляет нас мысленно прокладывать между полами рубеж, напоминающий государственную границу в традиционном понимании: с четким разделением на «здесь» и «там», с контрольно-следовой полосой и вооруженной до зубов охраной, с возведением любых нарушений в ранг серьезнейшего государственного преступления. Можно относиться к представителям иного пола враждебно, настороженно, приписывать им всевозможные пороки и ждать от них всяческих неприятностей. Можно по-другому – дружелюбно, доверчиво, ценить их сильные качества и беззлобно подшучивать над слабостями. Это тоже живо напоминает нам о том, что происходит между странами: одну сопредельную державу считают добрым соседом, другую – потенциальным врагом, но на устройство государственной границы это не влияет, граница всегда остается на замке. То же происходит и в восприятии половой дифференциации, в своих исследованиях я убеждался в этом неоднократно. Кто-то кичится своим полом, кто-то втайне его презирает. Кто-то игнорирует в общении половые различия, для кого-то полноценные контакты возможны только в среде «своих». Кому-то тесно в предназначенных полом рамках, а кто-то чувствует себя в них, как рыба в воде – вариантов тьма. Но общее для всех – граница на замке. Они – не мы. Мы – не они.
В свое время я много занимался бессознательными механизмами идентификации, на которой, как известно со времен Фрейда, зиждется процесс становления личности. Как удалось установить, принцип идентификации действует только в паре с противоположным принципом – дистинкции. Так я назвал стремление к отталкиванию, отчуждению от того, что воспринимается как анти-эталон. Знаменитый ленинский тезис о том что прежде чем объединяться, надо размежеваться, был, оказывается, безупречен с позиции психологии! Дистинкция предшествует самоотождествлению. Мы и в самом деле начинаем с отмежевания от тех, с кем не хотим или не можем себя смешивать, на кого не желаем походить. И уже потом, уже внутри прочерченной таким образом границы включается мощный генератор самонастройки на подобающий образец.
Если бы мы были способны прокрутить в памяти, как старую кинопленку, ход своего психического становления, то наверняка бы обнаружили, что отрицательный импульс «я не мальчик» возник раньше положительного – «я девочка» (у мужчин, естественно, наоборот). Первый импульс более древний, если мерить масштабами одной человеческой жизни. Он глубже уходит в бессознательное, теснее срастается с теми причудливыми мотивами, которые доносит до нас генетическая память. Да он, наконец, и просто первичен – как фундамент у дома, как ствол у дерева.
Рубеж между полами существует и как объективная данность. Но тут он скорее напоминает те открытые, прозрачные границы, которые сегодня пролегают между странами Европы, а завтра, как утверждает мой давний друг, историк и политолог Александр Янов, станут преобладать повсеместно, Неповторимость каждой страны остается в силе – никто не отказывается от своего языка, культуры, традиций, от славных и горестных страниц своей истории. Но из страны в страну можно переезжать без спроса, свободно выбирать место жительства или даже так: поселиться в одном государстве, а на работу выезжать за границу…
Разве не то же самое видели мы, перебирая по одному все признаки, определяющие пол? Часть из них на самом деле составляет принадлежность обоих полов, различаясь лишь количественными пропорциями. Часть имеет общее прошлое. И это относится к фундаментальным, биологическим компонентам пола! А уж о социальной сфере, о психологии нечего и говорить. Здесь любое утверждение типа «мужчины такие – женщины этакие» требует точной справки: где и когда, поскольку для другого времени и другой культуры оно может оказаться глубоко ложным.
Суммируя все эти сведения, мы можем представить себе, каким сильным должно быть мужское начало, заложенное в каждой женщине, как и женское начало – в каждом мужчине. Не забудем еще о том, пусть очень коротком периоде внутриутробного развития, когда зародыш балансирует на весах судьбы, в равной степени готовый принять мужской и женский облик. Если считать единственным вместилищем памяти головной мозг, вопроса о том, сохраняется ли в дальнейшем какой-то след от этого обоеполого состояния, не может даже возникнуть: ни головы, ни мозга у эмбриона на той стадии и в помине еще нет. Но открытия последних десятилетий заставляют нас по-иному судить о памяти, если подразумевать под ней способность хранить, перерабатывать и воспроизводить информацию. Уже точно известно, что такой способностью обладают многие структурные элементы человеческого организма, и их перечень наверняка еще далеко не закрыт.
Нет «чистого» пола. На всем, в чем он силится выразить себя, лежит печать интерсексуальности, двуполости – в этом, как я теперь это вижу, и заключается самая главная и самая страшная для человеческого сознания тайна пола. Почему страшная? Да потому, что по общему закону психической жизни это инородное, противоположное нашему полу начало не может безмолвствовать. Оно должно пользоваться всяким случаем, чтобы заявить о себе, проявиться в мыслях, в чувствах, в поступках. Но для психики, затрачивающей огромные энергетические ресурсы на поддержание своей стабильности, так же невозможно позволить этому голосу прорваться в сознание, как для нашего прежнего государства – дать волю диссидентам, «подрывным элементам». Ведь этот голос грозит разрушить такими трудами добытую цельность, определенность нашего самоимиджа! И мы продолжаем жить, неся в душе тяжкий груз неясных подозрений на собственный счет, не отреагированных, не переработанных всемогущей мыслью…
В рамках этой гипотетической концепции получает истолкование и та ничем другим не объясняемая ярость, какую вызывают обычно явления, названные мною социальным гермафродитизмом – когда в поведении, в одежде, в занятиях человек нарушает принятые в данное время и в данном месте правила и нормы половой дифференциации. Конечно, любые поведенческие стереотипы бдительно охраняются обществом, и за их нарушение никого по головке не гладят. Но ни в какой иной ситуации вы не столкнетесь с такой бурей негодования с такими сокрушительными формами протеста, как в случаях, когда нарушения касаются пола. Ну, мало ли встречалось в прошлом веке некрасиво, немодно, нескладно причесанных дам и барышень, оскорблявших своим видом общественный вкус! И ничего – морщились, посмеивались, но терпели. Но когда в знак разрыва с ограничениями своего пола девушки начали стричься, их ожидала самая настоящая гражданская казнь…

Призраки третьего пола

Один мой коллега, которого я просил прочесть первоначальные наброски к этой книге, посоветовал мне не вступать в спор с установившимся мнением, что гермафродитизм – это болезнь. Один из бесчисленного множества недугов, поражающих человеческий организм. Возражать против этого не то что даже бессмысленно, а непродуктивно. Все болезни в чем-то тождественны, а в чем-то специфичны. Так и тут. При гермафродитизме нарушается течение органических процессов, происходит отклонение от нормы. Поражаются жизненно важные функции, начиная с одной из самых существенных – способности приносить потомство. Даже то, что сбоями в половом развитии занимается медицина, что ее испытанные клинические методы позволяют устранить или хотя бы сгладить дисгармонию, – даже это обстоятельство не позволяет исключать интерсексуализм из общего ряда.
Нельзя забывать и о том, что проблема, помимо медицинского, имеет и правовой аспект. Возможность лечь в больницу, обследоваться и лечиться, получать пособия по нетрудоспособности – все это реально только для тех, кто болен. Вывести из длинного перечня болезней и патологических состояний гермафродитизм – значило бы оказать таким людям медвежью услугу, поставить под сомнение их право на внимание врачей и социальную поддержку.
Ну что ж, давайте примем эти доводы. Правда, просмотрев под этим углом зрения несколько самых авторитетных монографий, я не обнаружил полного единства во взглядах. Гермафродитизм действительно называют болезнью, заболеванием. За многими его разновидностями прочно закрепилось чисто медицинское определение «синдром». Но в ходу и другие определения – аномалия, изменение, дефект. Ощущение, что все это полные синонимы, обманчиво: каждое понятие имеет свой оттенок смысла, и не случайно оно ложится на бумагу, когда крупный специалист сосредотачивается на обобщении своего опыта. Но терминологические разбирательства и в самом деле не принесут нам никакой практической пользы.
Большинство моих коллег, полагаю, согласятся с тем, что гермафродитизм относится к классу дизонтогений – расстройств, отклонений в индивидуальном развитии организма, которое в сжатой форме повторяет эволюционный процесс развития вида. Это я принимаю без всяких поправок. Но вот какая странная мысль не оставляет меня в покое с тех самых пор, как я вплотную соприкоснулся с этой проблемой. Какой знак несут на себе эти отклонения?
Чтобы было понятнее, приведу самый простой пример. Каждый день вы добираетесь до работы одним и тем же путем. И вдруг однажды попадаете в совершенно другое место! Это может произойти потому что вы зазевались, что-то напутали – то есть ошиблись, допустили в своих действиях брак. Но возможна и другая причина: вам захотелось усовершенствовать привычный маршрут, но ваши предположения не оправдались. Это тоже ошибка, по результату ничем не отличающаяся от первой. Но у нее другая природа, и последствия, скорее всего, окажутся другими – в первом случае вы просто прикажете себе быть внимательнее, а во втором вполне можете задуматься над тем, как же все-таки выполнить свое намерение и найти более удобную или более короткую дорогу. И если в принципе такой путь существует, то в конце концов вы его найдете.
Так что же стоит за отклонениями в половом развитии эмбриона? Поломка в программе, выработанной за миллионы лет эволюции? Грубо говоря, брак? Или хотя бы в отдельных случаях перед нами попытка видоизменить эту программу – пусть не увенчавшаяся успехом, но совершенная под знаком поиска, эксперимента? Разве это невозможно? Разве все эволюционные изменения в мире живой природы не появлялись первоначально в виде всевозможных дизонтогений. отклонений от хода развития, унаследованного от родителей?
В молодости я зачитывался Фламмарионом, делал выписки, от которых у меня кружилась голова. «Новая раса, умственно более развитая, займет наше место на Земле, и кто знает, не встретимся ли мы когда-нибудь с вами, серьезный читатель, или с вами, мечтательная читательница, в кабинете какого-нибудь ученого 276-го века в виде белых величественных скелетов с этикетками на лбу… На нас будут смотреть как на любопытные экземпляры вымершей расы, довольно грубой и жестокой, но уже обладавшей зачатками культуры и цивилизации и отличавшейся некоторой склонностью к занятию науками…»
Знаменитый французский астроном, умерший в 1925 году, остался мыслителем своего времени. Сейчас это поприще отдано фантастам. Если же говорить о науке, то значительная часть ее представителей склоняется скорее к тому, что эволюция человека как биологического вида завершена – по крайней мере, в плане морфологическом, поскольку в среде его обитания природные факторы представлены лишь опосредованно, а действие естественного отбора, благодаря медицине и социальным системам, сведено едва ли не к нулю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78