Филипп растерялся. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Он усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.
– Не плачь, милая, – взмолился он. – Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
– О нет, нет! Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Но почему ты плачешь?
– Это я так... от счастья. Я уже оставила надежду когда-нибудь свидеться с тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня... как и тогда...
– Ты все еще помнишь об этом? – спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
– Да, помню. Все до последней мелочи помню. – В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. – Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.
– Я тоже не забуду...
– Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся – мечтательно и с некоторым смущением.
– «Чуть» не считается, Изабелла. – Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. – Тогда мы здорово испугались.
– Как? Ты тоже?
– Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
– А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
– Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
– Подумать только! – томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. – У тебя – и поджилки тряслись!
– Тогда я был ребенком, – пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. – Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.
– А мне уже шел шестнадцатый.
– То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.
– Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень жалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием, но отец сказал, что это не беда, что со временем эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда Корнелия Юлия – и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.
– А я полагал, что это была твоя идея.
– Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
– Да что ты говоришь?! – перебил ее пораженный услышанным Филипп. – Неужели так было?
– А ты не знал?
– Нет. Тогда отец вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились... Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения... Черт возьми! – Филипп досадливо закусил губу. – А как же твой брат? – после секундного молчания спросил он.
– Педро не будет королем. Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
– Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
– Ты же знаешь, каков мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс – жениться на кузине Маргарите...
– Это безнадежно, уж поверь мне.
– Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.
– С Фернандо?! О Боже!..
– Только никому ни слова, – предупредила Изабелла. – Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.
– Но Фернандо! – воскликнул Филипп. – Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.
– Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.
– А если...
– Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.
– Однако она любит его. При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
– Так таки и без ума? – криво усмехнулась Изабелла. – Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой – и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
– Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
– Не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка – от тебя или от Фернандо.
– Я тоже не уверен, – с горечью произнес Филипп. – Как бы мне хотелось знать наверняка... Ах! – спохватился он. – Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
– Да, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе...
– Тогда я просто потерял голову от любви, – быстро перебил ее Филипп. – Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству – что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно – тогда бы все сложилось иначе.
– Да, – с грустью согласилась Изабелла. – Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился – и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня – за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. – Она нервно хихикнула. – Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. – Снова вздох. – Он предложил мне на выбор две кандидатуры – кузена Фернандо и этого... брр! – Она содрогнулась.
– И ты выбрала Филиппа Французского? Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
– Нет, не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию – а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я знала...
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
– Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
– Филипп... милый...
– Ты не хочешь? – удивленно спросил он. – Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
– Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
– Ты так боишься прелюбодеяния?
– Нет... нет... Я... я боюсь...
– Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула – раз, второй, третий...
– Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! – истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее – дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
– Мой муж – грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он... он... Каждый раз он насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно... – Она прижала голову Филиппа к своей груди. – Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого – я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня и... – Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
– Потерпи, милая, – захлебываясь, говорил он. – Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях – я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
– Любимая? Ты сказал: любимая?
– Да, я люблю тебя, – пылко ответил он. – Очень люблю.
– А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
– Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. – Он положил голову ей на колени. – Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает. Он знает, что я всей душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не хотят этого понять меня.
– Я понимаю тебя, милый, – ласково сказала Изабелла. – У тебя так много любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую... и, может, не встретишь никогда... Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа, требовать, чтобы ты любил только меня. Я удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится на мою долю.
– О, как я тебя обожаю! – восхищенно произнес Филипп, поднимая голову.
Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю...


ГЛАВА XLV. НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ

В прихожей его покоев было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю комнату, откуда слышалась унылая болтовня. Там его ожидали д’Альбре и Бигор. Симон выглядел сонным, а Гастон злым.
– Почти все наши в сборе, – констатировал Филипп. – Но где же Эрнан?
– В мыльне. Гоше обливает его холодной водой, – проворчал в ответ Гастон.
Филипп прислушался – из мыльни доносился плеск воды и довольное рычание баритоном.
– У него отходняк, – хмуро добавил Симон.
Филипп снял с себя камзол, сел в кресло напротив друзей и спросил:
– Вы здесь по его милости?
– А по чьей же еще? – лениво проронил Гастон. – Чертов монах!
– Ты был у Елены Иверо? – сочувственно осведомился Филипп.
– У нее самой.
– Теперь ясно, почему у тебя такой кислый вид. Стало быть, Эрнан чувствительно помешал твоим забавам?
– Ну да. Этот евнух с гениталиями, считай, вытащил меня из постели.
С присущим ему грубоватым изяществом Гастон назвал постелью кресло, стоявшее в двух шагах от дивана, где располагалась Елена. Ему стыдно было признаться друзьям, что за три недели, проведенных в Памплоне, он ни разу не переспал с ней – как, впрочем, и ни с какой другой женщиной.
– А ты, Симон? Где ты был?
– Я?.. Я ничего... – Глаза его забегали. – Я просто...
– Он просто беседовал с графиней де Монтальбан, – прокомментировал Гастон. – Граф, ее муж, оказался слишком стар, чтобы быть приглашенным в Кастель-Бланко, и графиня скучала без него. Вот Симон и решил чуток поразвлечь ее. Ты же знаешь, какой он интересный и остроумный собеседник.
Филипп с серьезной миной кивнул, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.
– Да, знаю. Ведь это общеизвестно.
– А ты что делал? – спросил у него д’Альбре. – Ну-ка, ну-ка! – он взял Филиппа за грудку, притянул его к себе и обнюхал всклокоченные волосы; затем толкнул его обратно в кресло. – Ну, и как она?
Филипп покраснел.
– Кто?
– Изабелла Арагонская.
– С чего ты вдруг...
– Да полно тебе! – отмахнулся Гастон. – Не изображай оскорбленную невинность. Только что ты валялся в постели с кузиной Арагонской, я это по запаху учуял.
– Ах, по запаху? Подумать только! Наша борзая взяла след.
– Твой сарказм неуместен, дружище. Нюх у меня действительно тонкий – пусть и не столь тонкий, как у борзой, однако я явственно чувствую аппетитный запах Изабеллы. Давеча я пытался приударить за этой недотрогой...
– И получил от ворот поворот, – злорадно вставил Симон.
– Всяко бывает, – невозмутимо ответил Гастон. – Когда тебя отвергает чужая жена или незамужняя девица, это всего лишь неудача, в этом нет ничего позорного. А вот один наш общий знакомый (из деликатности я не стану называть его по имени), так его порой отшивает собственная жена.
Симон понурился, а Филипп захихикал.
– Итак, – продолжал Гастон, – Франция получила от тебя уже вторую пощечину. Сначала ты отвоевал Байонну, а теперь оттрахал жену наследника...
– А ну, заткнись! – внезапно вскипел Филипп, глаза его гневно засверкали. – Если я еще раз услышу от тебя это слово применительно к женщинам, которых я лю... которые мне нравятся, – то пеняй на себя и не говори, что я не предупреждал.
Гастон обреченно вздохнул:
– В таком случае мне придется вообще позабыть это слово. Ведь ты лю... то есть, тебе нравятся все без исключения женщины, которых можно без отвращения тра... пардон, заниматься с ними любовью в более или менее трезвом состоянии.
– Фу! – произнес Филипп, брезгливо поморщившись. – Какой ты пошляк!
– Что правда, то правда, – послышался с противоположного конца комнаты голос Эрнана. Раскрасневшийся от холодного купания и укутанный в широкую белую простыню, он стоял у двери, ведущей в мыльню. – Филипп прав:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81