– Потому, что я тоже обманулся в своих ожиданиях. Идя к вам, я представлял вас в образе безжалостной фурии, но переступив порог этого зала, увидел... – Тут он сделал многозначительную паузу.
– Ну, так кого вы увидели? – нетерпеливо спросила Маргарита.
– Мне почудилось, что я увидел ангела, сошедшего с небес на нашу бренную землю, – ответил Филипп, пристально глядя ей в глаза.
Маргарита растерялась, гадая, что это на самом деле – грубая лесть, или же в словах Филиппа таится подвох. Так и не придя к однозначному выводу, она состроила серьезную мину и предостерегла:
– Будьте осторожны, сударь! Мой отец счел бы ваши слова богохульством.
– Это вы намекаете на роспись в соборе Пречистой Девы Марии Памплонской? – невинно осведомился Филипп.
За сим последовала весьма живописная сцена. Бланка вдруг закашлялась и неосторожным движением руки сбросила с шахматного столика несколько фигур. Жоанна весело улыбнулась, а Елена разразилась звонким смехом. И тем труднее было сдерживаться придворным Маргариты, которые отчаянно гримасничали, судорожно сцепив зубы и покраснев от натуги. Лишь только Матильда, любимица принцессы, позволила себе тихонько засмеяться, изящно прикрыв ладошкой рот.
Рикард Иверо еще больше помрачнел и бросил на Филиппа воинственный взгляд.
А Маргарита раздосадовано закусила губу. Ей были крайне неприятны воспоминания об этом инциденте полуторагодичной давности, когда известный итальянский художник Беллини, расписывавший витражи собора Пречистой Девы в Памплоне, испросил у наваррского короля позволения запечатлеть черты его дочери в образе Божьей Матери, но получил категорический отказ. Мало того, в пылу праведного возмущения дон Александр воскликнул: «Не потерплю святотатства!» – и эта фраза, к большому огорчению принцессы, стала достоянием гласности.
Чувствуя, что молчание из неловкого становится невыносимым, Маргарита спросила:
– И вы согласны с моим отцом?
Этим вопросом она явно рассчитывала поставить Филиппа в затруднительное положение – но не тут-то было.
– О да, конечно, – сразу нашелся он. – При всем моем уважении к выдающемуся таланту маэстро Беллини, я тоже не уверен, что он смог бы изобразить вас во всей вашей красоте. А как ревностный христианин, его величество не мог допустить, чтобы в образе Пречистой Девы вы выглядели хуже, чем есть на самом деле. Именно это, я полагаю, имел в виду ваш отец, говоря о святотатстве.
И опять Маргарита растерялась. Как и прежде, она не могла решить, глумится ли он над ней, или же говорит от чистого сердца.
– А почему вы так уверены, что на портрете я выглядела бы хуже?
– Да потому, – отвечал Филипп, – что не родился еще художник, способный сравниться в мастерстве с Творцом, по чьей милости я имею честь восторженно лицезреть самое совершенное из Его творений.
Маргарита улыбнулась и покачала головой:
– Однако вы льстец!
– Вовсе нет. Я лишь говорю, что думаю. Меня, конечно, нельзя назвать беспристрастным в отношении вас – я, право же, просто очарован вами, – но даже самый беспристрастный человек вынужден будет признать... – Вдруг он умолк и беспомощно развел руками, будто натолкнувшись в своих рассуждениях на неожиданное препятствие.
– В чем дело? – поинтересовалась Маргарита. – Почему вы молчите?
– Должен вам сказать, сударыня, что беспристрастных в отношении вас людей на свете не существует.
– Как же так? Объясните, пожалуйста.
– Здесь и объяснять нечего, моя принцесса. Дело в том, что все мужчины при виде вас не помнят себя от восторга, а женщины зеленеют от зависти.
– Гм, это похоже на правду, – сказала польщенная Маргарита. – Только вот что. С вашим тезисом насчет мужчин я, пожалуй, согласна. Но женщины – неужели они все такие завистницы? Ведь если послушать вас, так получается, что у меня нет ни одной искренней подруги.
– Этого я не говорил. Далеко не всегда зависть идет рука об руку с недоброжелательностью. Можно питать к человеку самые дружеские, самые искренние и теплые чувства, но вместе с тем неосознанно преуменьшать его достоинства. Беспристрастность, хоть мало-мальски объективное отношение к вам со стороны женщин подразумевает превосходство, а мне – прошу великодушно простить мою ограниченность – явно не достает фантазии даже умозрительно представить себе женщину совершеннее вас.
Маргарита покраснела от удовольствия.
– Однако есть еще старики, дети, священнослужители... евнухи, наконец.
– В вашем присутствии, принцесса, старики молодеют, дети взрослеют, евнухи вспоминают, что когда-то были мужчинами, а священнослужители начинают сожалеть о том дне, когда они, приняв обет, отреклись от мирских радостей.
«А он довольно мил, – подумала Маргарита. – Сначала угостил меня горькой пилюлей, а затем обильно сдобрил ее сладкой лестью».
– А вы очень милы и любезны, мой принц. Даже самые избитые комплименты в ваших устах приобретают какое-то особенное, неповторимое очарование. Но, кажется, мы слишком увлеклись обменом любезностей и заставляем ждать ваших друзей. Представьте мне их.
– Как вам угодно, сударыня. Надеюсь, графа д’Альбре вы еще не забыли?
– Разумеется, нет. Рада вас видеть, граф, – сказала принцесса, подавая Гастону руку для поцелуя.
– Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский. Воевал на Святой Земле вместе с Филиппом-Августом Французским.
Маргарита приветливо кивнула.
– А впоследствии воевал против него в Байонне, – добавила она. – В вашем окружении, дорогой принц, я вижу лишь одного настоящего рыцаря – господина де Шатофьера – зато какого рыцаря! Премного наслышана о ваших подвигах, сударь. Говорят, вы чудом избежали плена... то бишь не чудом, а благодаря вашему невероятному мужеству и везению.
– Бесконечно милосердие Божие, моя принцесса, – скромно ответил Эрнан.
– Виконт де Бигор, – представил Филипп Симона.
– Уже виконт? А ваш батюшка, стало быть, граф? Очень мило... Да, кстати, как себя чувствует ваша жена? – спросила Маргарита, лукаво косясь на Филиппа.
Симон густо покраснел.
– Благодарю за участие, сударыня, – ответил он, глядя исподлобья на того же таки Филиппа. – Все в порядке.
Когда Филипп представил ей всех своих спутников (а таковых было больше десятка), Маргарита оперлась на его руку и сказала остальным:
– Прошу вас, господа, проходите, знакомьтесь с моими дамами. И смелее, не робейте, они у меня настоящие овечки, кроткие и застенчивые.
Филипп ухмыльнулся.
«Ну-ну! – подумал он. – Хороши овечки с томными и похотливыми глазами! Впрочем, и мои ребята не промах. Уж то-то они повеселятся!..»
Первым делом Маргарита познакомила Филиппа со своими кузинами Жоанной и Еленой. Ни с той, ни с другой у него содержательного разговора не вышло – Жоанна выглядела чем-то озабоченной, слушала невнимательно и отвечала невпопад, а возле княжны Иверо уже нарезал круги Гастон, и Филипп, как настоящий друг, решил не мешать ему, – так что вскорости они с Маргаритой подошли к шахматному столику.
– Надеюсь, мне нет нужды представлять вас друг другу, – сказала Маргарита.
Бланка улыбнулась ему своей обворожительной улыбкой и немного виновато произнесла:
– Если, конечно, кузен Филипп еще не забыл меня.
– Да разве можно забыть вас, кузина! – с пылом ответил он, бережно взял руку кастильской принцессы и, по своему обыкновению (но вопреки испанскому обычаю, предписывавшему целовать воздух над ладонью женщины, не касаясь кожи), нежно прижался к ней губами.
Тотчас же он заметил, как в глазах молодого человека, который сидел напротив Бланки, сверкнула молния, а на его красивое лицо набежала тень досады. Филипп испытующе посмотрел на юношу.
– Господин де Монтини?
Этьен поднялся из-за стола и поклонился:
– К вашим услугам, монсеньор.
Вопреки этому заверению, в голосе его прозвучал вызов. Бланка с укоризной взглянула на Монтини и покачала головой. Маргарита же иронически усмехнулась.
Филипп высокомерно кивнул Этьену, разрешая ему садиться, и вновь повернулся к Бланке:
– Дорогая кузина, я был безмерно огорчен известием о смерти вашего отца. От меня лично и от всей моей родни приношу вам искренние соболезнования.
Бланка склонила голову, и Филипп невольно залюбовался ею. Она была изумительно хороша в печали, как и в любом другом настроении; она была просто восхитительна. Присмотревшись внимательнее, Филипп вдруг обнаружил, что за последние полгода в Бланке произошла какая-то перемена – незначительная, казалось бы, почти неуловимая, – но это уже была не та Бланка, которую он знавал в Толедо. Несколько секунд Филипп озадаченно глядел на нее, пока, наконец, не сообразил: она стала женщиной и она счастлива в замужестве... Но в замужестве ли?
Это подозрение побудило его снова посмотреть на Монтини, и лишь тогда он обратил внимание, что одет тот если не в пух и прах, то уж наверняка не по своим скромным средствам. Чего только стоили элегантные сапожки из кордовской кожи и нарядный берет с павлиньим пером – не говоря уж о великолепном камзоле, украшенном множеством серебряных позументов.
«Очень интересно! – подумал Филипп. – Или он надул меня насчет долгов и теперь транжирит мои денежки, или... Черти полосатые! Неужто он окрутил Бланку? Если так, то понятно, почему он так мало писал о ней, негодный мальчишка!.. Впрочем, и я хорош. Нужно было послать двух шпионов – чтобы они следили друг за другом».
– Да, кстати, – отозвалась Маргарита. – У кузины есть для вас известие.
– Какое?
– Про Альфонсо и Нору, – ответила Бланка. – Мой брат Фернандо... вы знаете, что он уже здесь?
– Знаю.
– Так вот, Фернандо сообщил, что Альфонсо с Норой должны приехать не позже чем через четыре дня.
– Ага. Выходит, кузен Альфонсо, несмотря на послевоенные заботы, все-таки решил лично присутствовать на церемонии передачи невесты.
– Само собой, – заметила Маргарита. – Коль скоро принимать невесту будет сам жених...
– Император? – оживился Филипп. – Значит, слухи о его возможном приезде в Памплону не были пустой болтовней?
– Как видите, нет. Неделю назад Август Юлий со свитой высадился в Барселоне, и мы ожидаем его прибытия со дня на день. Кроме того, празднества намерены посетить короли Галлии и Арагона, а также наследный принц Франции с женой и несколько немецких князей.
– Ну и ну! – покачал головой Филипп. Он, конечно, знал, что под предлогом участия в торжествах в Памплону должны прибыть полномочные представители соседних государств, и был осведомлен о предмете предстоящих переговоров, однако не ожидал, что четыре делегации возглавят короли, а еще одну – наследный принц.
– Вижу, вы удивлены, – сказала Маргарита. – Почему?
Филипп нахмурил чело, изображая раздумье. Затем произнес:
– Сдаюсь, принцесса! По зрелом размышлении должен признать, что помолвка наследницы наваррского престола с могущественным соседом заслуживает внимания со стороны прочих государей.
Бланка весело усмехнулась, от души забавляясь замешательством кузины. Молодой человек, стоявший в стороне, но слышавший их разговор, – а это был Рикард Иверо – подошел ближе и остановился возле Монтини.
– С могущественным соседом? – переспросила Маргарита. – На кого вы намекаете?
Филипп с притворным огорчением вздохнул:
– Вы меня шокируете, сударыня! Я говорю о вашем нареченном, а вы притворяетесь, будто слыхом про него не слыхивали. И как, по-вашему, должен чувствовать себя человек, чья невеста говорит ему прямо в глаза, что не знает его? Вы убиваете меня своей черствостью.
Маргарита звонко рассмеялась.
– Право, это бесподобно! Кузина рассказывала мне о вашей экстравагантной манере ухаживания, и вот я убедилась, что она ничуть не преувеличивала. Вы действительно идете напролом.
– Неужели? – удивился Филипп. – А мне всегда казалось, что я предельно деликатен и корректен с женщинами. Я с глубочайшим уважением отношусь к Бланке и весьма ценю ее мнение. Но со всей ответственностью заявляю, что на сей счет она ошибается. – Он слегка поклонился ей. – Вы уж не обессудьте, кузина.
Бланка отрицательно покачала головой; в ее карих глазах плясали лукавые чертики.
– И вот еще что, сударыня, – продолжал Филипп, вновь обращаясь к Маргарите. – Я никак не возьму в толк, по чем вы могли судить о моей манере ухаживания.
– Как это по чем?! А что вы сейчас делаете, как не пытаетесь приударить за мной?
– Приударить? Побойтесь Бога, принцесса! У меня и в мыслях этого не было. К вашему сведению, ухаживать вообще не в моих привычках. Обычно я беру то, что мне приглянется, не тратя попусту время на ухаживания. – С этими словами он в упор пригляделся к Маргарите.
– Однако! – протяжно и с выражением произнесла она. – Каков нахал! Такого нахала, как вы, я еще не встречала и вряд ли когда-нибудь встречу.
– Насчет этого будьте покойны. Как ваш будущий супруг, я беру на себя обязательство отныне ограждать вас от всех сомнительных типов, которые возымеют дерзкое намерение поухаживать за вами.
Рикард сжал кулаки и шагнул вперед.
– Кстати, мой принц, – сказала Маргарита. – Разрешите представить вам моего кузена, господина виконта Иверо... гм... верного слугу наваррской короны.
Филипп дружелюбно кивнул:
– Очень приятно, виконт. Я имел удовольствие познакомиться в Толедо с вашим отцом и проникся к нему глубочайшим уважением. Надеюсь, мы с вами тоже станем добрыми друзьями.
Если молнии в глазах у Монтини Филипп видел лишь мельком, то пылающий взгляд Рикарда извергал их непрерывно. На него нахлынула волна жгучей ненависти и безмерного отчаяния.
«Господи помилуй! – ужаснулся он. – Да это же сумасшедший! Сейчас он двинет меня в челюсть...» – И Филипп непроизвольно напрягся, готовясь отразить удар.
Маргарита и не думала вмешиваться, чтобы предотвратить столкновение. Казалось, ее вполне устраивал хороший мордобой, и она с интересом ожидала дальнейшего развития событий. Положение спасла Елена, которая, кокетничая с Гастоном, не переставала краем глаза присматривать за Рикардом. Как только ей стало ясно, что дело принимает дурной оборот, она оставила своего ухажера, быстрым шагом пересекла зал и решительно взяла брата за руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81