– Странные места.
Он хотел сказать совсем другое: «Загадочные, мистические, непостижимые места. Непредсказуемые. То суровые и неприветливые, то неописуемо прекрасные. Противоречивые. Такие же, как ты, Лидди. Ведь тебя так же трудно постичь, от тебя так же трудно оторвать взгляд!»
Девушка запрокинула голову и посмотрела на солнце из-под козырька ладони.
– Выигрышный денек!
– Выигрышный?
– Ну да! – Она обратила взор к Сэму, по-прежнему заслоняя глаза. – Нет ничего лучше, чем турнир в такой вот день, солнечный и безветренный. Пущенная стрела летит в точности туда, куда ее нацелишь. Правда, и промах не на что списать.
Она снова закружилась в вихре юбок. Сначала приоткрылись высокие дорожные ботинки, потом чулки и, наконец, кружевные края панталон. Можно было видеть, что шнуровка на одном ботинке сильно ослаблена, чтобы вместить самодельный бинт в узкое голенище. Судя по
всему, ей полегчало, иначе Лидди не отплясывала бы так беспечно.
– Вереск очень красив в цвету, правда?
– Мм… – промычал Сэм утвердительно.
– В древности из него варили хмельной напиток. Он назывался вересковый мед.
– Настоящий мед с него, должно быть, тоже неплох. Смотри, сколько пчел!
– Пастухи и охотники устраивали себе ложе из вереска, цветами вверх. Получалось упруго, как матрац.
– Шутишь?
– Честное слово. – Лидия огляделась. – Подумать только, вчера мы весь день блуждали по илу и грязи, и вдруг – такое великолепие!
Они позавтракали, потушили костер, но не торопились отправиться в путь. Лидия не могла оторвать глаз от цветущего вереска, Сэм не мог оторвать глаз от нее, поэтому оба были крайне рассеянны. Потребовалась целая вечность, чтобы собрать немудреные пожитки, уложить их в саквояж, отыскать почти пустую бутылку джина. Сэм вынужден был признать, что хорошо над ней потрудился. Можно было не рассчитывать на то, что вторично удастся напиться до бесчувствия. Надо было срочно выбираться с проклятой пустоши, где он только и делал, что боролся с искушением.
Солнце высоко поднялось над горизонтом, а они все еще не покинули место ночлега. Стоя у края вересковой поросли, они препирались насчет того, какое направление выбрать – на юг к дороге или вверх по течению ручья. Лидия резонно заметила, что поиски дороги пока что себя не оправдали, хотя они два дня честно занимались именно этим. Значит…
Ее перебил долгий заливистый свисток. Девушка буквально подскочила и схватилась за сердце.
– Боже мой, что это?! Ты слышал?
Разумеется, слышал. Такой внятный звук не услышал бы только глухой, как пробка, муж миссис Браун, гувернантки. Сэм замер в полной неподвижности и напряг слух, стараясь определить, откуда донесся звук свистка. Тот повторился. Теперь уже не оставалось сомнений: где-то в отдалении проходила железнодорожная ветка.
Саквояж шлепнулся на землю. Сам того не замечая, Сэм принял стартовую позу для бега: ноги согнуты, правая чуть впереди левой, туловище наклонено вперед. Новое «ту – тууу» – и он бросился бежать что было сил. Он взлетел вверх по склону, где с треском продрался через вересковую поросль, чтобы не терять время, огибая ее; чудом устояв на ногах, проехался вниз по глинистому участку; с налету взял каменистый уклон повыше; с его гребня увидел желанную цель, но не замедлил бега, а, наоборот, понесся скачками так быстро, как только мог. Вопреки расстоянию ошибиться было невозможно: глянцевито – темный, как большой деловитый жук, локомотив тащил за собой цепочку обшарпанных вагонов. Между этим волшебным зрелищем и Сэмом лежало море цветущего вереска, заслонявшее рельсы, поэтому казалось, что состав плывет по пурпурной глади, постукивая исключительно для того, чтобы удержать ритм движения.
Локомотив снова разразился свистком – что за приветливый, ободряющий звук! Догнать и подать знак, пока состав не исчез из виду! Тело работало, как слаженный механизм: сердце гнало по жилам кровь, дыхание вырывалось в унисон с толчками ног, руки двигались взад – вперед, помогая сделать шаг шире; в голове, как команда, снова и снова повторялось: успеть, успеть, успеть!
Лидия бросилась бежать вслед за Сэмом и, хотя вскоре отстала, старалась как могла. Им не пришлось добираться до цивилизации, цивилизация, увы, нашла их сама.
Она так и подумала: увы! – когда бежала за Сэмом, подобрав юбки. Мысли и чувства ее были в полном смятении. Это был настоящий эмоциональный взрыв, причем большинство эмоций было не из приятных. Лидия пыталась с ними справиться, но безуспешно. Откуда взялся этот неуправляемый страх, этот быстро нарастающий гнев, это чувство близкой потери? Ей следовало радоваться тому, что скоро все останется позади. Надо было только остановить поезд
и подняться в вагон. Почти наверняка она встретит там знакомых. А Сэм, что будет с ним? Впрочем, как бы ни повернулась дальше его судьба, ясно одно: он исчезнет из ее жизни навсегда. Больше ей не придется лежать с ним рядом, целоваться с ним, есть пищу, приготовленную на открытом огне.
Лидия уже не бежала, а тащилась следом, отставая все больше, и чувствовала себя хуже некуда. У нее ныла перебинтованная лодыжка, в боках резало от стремительного рывка вверх по склону, сердце колотилось часто и болезненно, до тошноты. Но всего хуже, всего мучительнее было сознание того, что она навсегда покидает болото, где они с Сэмом азартно ловили лягушек, потухший костер, возле которого они спали в обнимку, ручеек, на берегу которого весело спорили, и цветущую, гудящую от пчел вересковую поросль, которой так долго любовались. Все это так много значило, а она навсегда повернулась к этому спиной.
Еще один склон, и показался поезд – часть мира, в который предстояло вернуться. Он был как детская игрушка, этот нелепый, ненужный поезд, затерянный в море вереска, выпускавший облачка дыма, крохотные и жалкие на фоне безбрежного синего неба. Хотелось верить, что все это просто мираж, игра воображения, что реальна только вересковая пустошь – одушевленная, всесильная. Она, Лидия, жила здесь полной жизнью.
На каменистом гребне холма девушка остановилась отдышаться. Она смотрела, как Сэм внизу мчится наперерез поезду, и думала: это конец, конец всему. Он бежал изо всех сил, а сил у него хватало! Он пересек поле под таким углом, чтобы как можно скорее оставить вересковую поросль позади. Теперь он махал руками, прыгал, кричал и только что не бросался под колеса. Лидия видела, как он бежит рядом с одним из вагонов. Он бежал почти минуту, не переставая кричать. Горло ее стеснилось, а когда исход этого отчаянного кросса стал очевиден, она заплакала. Потому что это не был пассажирский поезд. Вагоны были слепые, без окон, и некому было заметить Сэма, некому было его услышать. Длинный хвост дыма, что тянулся за локомотивом, должно быть, скрыл его от глаз машиниста, потому что тот и не подумал замедлить ход. Состав удалялся за пределы видимости – медленно, как казалось издалека, но верно.
Лидия спустилась по каменистому склону, осторожно выбирая дорогу и отирая на ходу мокрые щеки. Когда она добралась до Сэма, тот стоял, согнувшись в три погибели, с руками, упертыми в колени, и жадно хватал ртом воздух. Говорить он не мог. Девушка терпеливо ждала, пока он отдышится. В первую очередь он констатировал печальный факт.
– Й – й – йа е – ххх – го не до – ххх – гнал…
– Не расстраивайся. Поезда ходят по рельсам, а рельсы никуда не денутся. Даже если это грузовая ветка, состав может быть не один.
Сэм судорожно кивнул, все еще содрогаясь при каждом вдохе.
– Надо бы… надо бы придумать… какой-нибудь сигнал, чтобы… чтобы дать знать о себе!
Это была хорошая идея. Возможно, машинист их попросту не заметил. Он ведь не мог знать, что встретит в этих пустынных местах людей.
Лидия огляделась. Налево от них лежала вересковая поросль, а правее – о чудо! – поблескивала речушка. Ветка была проложена вдоль ее берега.
– Ну, как ты? Нормально? – спросила Лидия Сэма. Тот молча кивнул. Если бы она могла сказать то же самое
о себе! Но то, что еще пять минут назад казалось непоправимым несчастьем, давало ей отсрочку, и она поклялась себе, что этой отсрочкой воспользуется.
Не прибавив ни слова, девушка направилась к реке, сначала шагом, потом почти бегом. Тревога, вызванная недавним приступом удушья, уже улеглась. Если даже Сэм едва отдышался после кросса по пересеченной местности, чего ожидать от нее?
Солнечные лучи падали так, что вся поверхность речушки блистала и искрилась, словно бесчисленные солнечные зайчики затеяли там хоровод. Этот приветливый блеск так и манил к себе. Лидия ощутила, как возвращается ее уверенность в себе, как она растет и крепнет, словно и не было паровозного свистка, вдребезги разбившего это прекрасное чувство. Она мысленно дала себе клятву никогда и ничего не бояться – пусть ее прежняя жизнь взывает к ней сколько угодно, она попросту не станет слушать.
Быстрый шаг сам собой перешел в бег. «Сейчас или никогда, – думала Лидия. – Сейчас или никогда. Впрочем, никакого никогда! Сейчас! Немедленно! Он будет мой! Здесь мы вдвоем, Сэм и я. Это наш мир. Что мне до законов и правил, которые здесь не имеют силы, что мне до суждений людей, которые далеко? Здесь у них нет права голоса. Все, что здесь случится, касается только нас. Сэм! Моя заветная мечта. Мой запретный плод!»
Издалека речушка казалась узкой и неглубокой, незатейливой на вид, но когда девушка обогнула поросшую вереском подошву холма, ее глазам открылась картина, неожиданная в своей прелести. Это был уединенный уголок между двумя довольно крутыми склонами. Их отвесный стык представлял собой каскад естественных террас. Речка падала сверху, разделяясь на несколько искристых водопадов изумительной красоты, каждый – из нескольких прихотливо летящих струй. Шумная, пенистая, насквозь пронизанная солнцем, вода низвергалась в глубокое озерцо, чтобы покинуть его одним безмятежным и гладким, как лента, потоком. Все это, вместе взятое, напоминало причудливый фонтан из тех, где вода поочередно стекает из вазона в вазон, только громаднее, живее и прекраснее.
Подобрав юбки, Лидия присела на краю озерца и заглянула в его глубины. Вода была до того прозрачной, что можно было рассмотреть выдру, погнавшуюся за рыбешкой, причем во всех деталях – бусинки ее темных глаз, прижатые к обтекаемому телу перепончатые лапки, мордочку и даже усы. Искристая глубь манила к себе, от водопада веяло свежестью, его размеренный шум навевал покой. В серебристой пряже струй запуталась радуга; прибрежная зелень, словно алмазной пылью, была сплошь покрыта капельками влаги.
Озерцо идеально подходило для того, что задумала Лидия, поэтому, не теряя времени, она принялась раздеваться. Ботинки, платье, корсет. Первоначально она собиралась раздеться донага, но в последний момент не осмелилась и осталась в короткой сорочке и панталонах. Что ж, она и без того вела себя слишком дерзко. Вода показалась не слишком холодной для пальцев ног, поэтому девушка без долгих раздумий прыгнула в нее.
У Лидии перехватило дыхание. На дне, должно быть, били ключи, потому что вода в глубине была буквально ледяной. У нее вырвался вопль и унесся к поверхности чередой воздушных пузырьков. Вынырнув, она вскрикнула снова, на этот раз от восторга. Ущельице ответило веселым гулом. С минуту девушка висела в толще воды, пошевеливая ногами, чтобы удержаться на плаву, и слушала эхо. Оказывается, под водопадом находилась промоина, неглубокая пещерка, откуда звук возвращался звенящим и хрупким, как хрусталь. Солнце изливало на ее запрокинутое лицо благословенный жар своих лучей, от водопада непрерывно сеялась холодная водяная пыль. Это было прекрасно и бесценно в своей новизне!
Потом Лидия обратила свой взор туда, где склоны расступались, выпуская речку. Там можно было видеть даль и часть горизонта, цветущий вереск по одну сторону воды и железнодорожную насыпь по другую. Оттуда должен был появиться Сэм, и уже одно сознание того, что он непременно направится следом, заставило ее сердце учащенно забиться в груди. Они все еще были вместе, у них было хоть и недолгое, но будущее. Сегодня, сейчас Сэму не было иной дороги, кроме.как к ней.
«И когда он придет, – думала Лидия, – я соблазню его!»
Недаром она сказала ему, что хочет соблазнять. То, что она достаточно отважна для этого, потрясало до глубины души. При одной этой мысли Лидия чувствовала себя всесильной, как богиня. Ведь это все равно что протянуть руки и принять в ладони только ей предназначенный кусочек счастья! Если это возможно, значит, возможно все. Она может раскинуть руки и взлететь! А если не взлететь, так нырнуть на самое дно!
Лидия нырнула и устремилась вниз – туда, где вода темнела, где пучились бугорки холодных ключей. Грудная клетка стеснилась, но удушья она не испытала. Вересковые пустоши были полны добрых чудес. Жаль, что эти чудеса не распространялись за их границы. Сколько Лидия себя помнила, она задыхалась и кашляла от всего: от дыма, тумана, сырости, от малейшего усилия. Однажды летом, когда она была здоровее обычного, брат украдкой от родителей научил ее плавать. Было это довольно давно, но его уроки не забылись. Она и теперь плавала вполне сносно, невзирая на отсутствие практики. Плавание всегда казалось Лидии сродни балету: то же искусство владения собственным телом. В нем была своя поэзия, но было и что-то в высшей степени физическое, материальное, и как раз это особенно ее привлекало.
Пожалуй, решила Лидия, при ином стечении обстоятельств из нее получился бы сорванец. И почему ей не посчастливилось родиться у других людей, которые не мешали бы ей бегать, прыгать, ездить верхом и плавать? Эти позволили ей только стрелять из лука – и то слава Богу.
Пронизывая толщу воды в стремлении уйти поглубже, девушка сама себе казалась каким-то земноводным, выдрой или бобром – во всяком случае, чем-то столь же грациозным в воде. Коснувшись дна, чтобы утвердить свое достижение, она вынырнула и набрала полную грудь свежего воздуха. Никогда она не отваживалась так глубоко и вольно дышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50