– Я не такой уж глупый, Кокан, но я хочу знать, почему эту революцию назвали великой – потому что это был государственный переворот или потому, что он был бескровным, как вы говорите? Я не понимаю, почему движение «Кикухата» превозносит это событие.
– Думаю, это завуалированный намек на реставрацию императорской власти в Японии.
– То есть на возврат прежней системы правления? – Да.
Сидевшие за столиками посетители ресторана начали подозрительно поглядывать на нас, однако Юики не обращал на них внимания.
– А теперь, будь любезен, объясни мне, – попросил я, – почему тебе нравятся идеи, которых ты не понимаешь?
– Они мне нравятся именно потому, что я их не до конца понимаю. Они будоражат мое воображение, будят незнакомые чувства, о которых я даже не подозревал. Когда я читаю такие слова, как «хризантема», то чувствую, что готов ради скрытого в них смысла пожертвовать собой.
– Ты хочешь сказать, что мог бы умереть во имя идей, которых не понимаешь?
– Да, это так.
– Почему же тогда ты не выбрал идеи коммунистических мудрецов, таких, как Маркс, например?
– Материализм годится только для ленивых умов простолюдинов и рабочих.
– Но ведь ты тоже рабочий, Юики.
– Пусть я всего лишь никуда не годный ронин, но я никогда не буду обыкновенным рабочим.
– Я не хотел тебя обидеть. Живи как знаешь.
– Ты сказал, живи как знаешь? О, как бы мне действительно хотелось жить так, как я считаю нужным! – воскликнул Юики, и взгляды всех присутствующих обратились к нему. – Хотите, я расскажу вам, как именно я мечтаю прожить свою жизнь? Я мечтаю умереть отважно и вдохновенно, как это сделали члены ассоциации «Сондзо Досикаи». Вы знаете, как они поступили, когда был подписан Акт о капитуляции? Они решили убить премьер-министра, его кабинет и всю банду пораженцев, этих негодяев политиков и финансистов.
Юики загибал пальцы, перечисляя намеченные жертвы, словно считал предметы грязного белья, которое сдавал в прачечную.
– Но им не удалось осуществить свои планы, – сказал я. – Полиция загнала твоих героев в угол, они укрылись в здании в Сибе, а потом подорвали себя ручными гранатами.
– Ну и что? По крайней мере они погибли, выразив свое несогласие с капитуляцией.
– Но они не подчинились приказу императора сдаться, а значит, изменили ему. Вот что на самом деле произошло, Юики. Твои герои – предатели, совершившие преступление против Его величества.
Юики был ошеломлен моими словами, он открыл рот от изумления, потеряв дар речи.
Я взглянул на часы. Пора было отправляться в гостиницу для геев, где я мог насладиться телом Юики, прежде чем возвратиться в лоно своего почтенного семейства. Огорченный Юики упорно молчал, опустив глаза. В стоявшем на нашем столике кувшине с водой отражалось мое лицо с залепленной пластырем рассеченной бровью. Меня можно было принять за боксера, отмечающего победу в поединке.
Прошло несколько месяцев, прежде чем я снова увидел Юики, на этот раз случайно, в Гинзе. Он был в компании двух молодых людей. Все трое были одеты в темно-синюю униформу Молодежного корпуса национальных мучеников, эмблемой которого была императорская Хризантема.
– Юики! – окликнул я его, удивленный тем, что он надел эту военизированную униформу, однако мой друг, коротко кивнув, молча прошел мимо.
– Кто это? – спросил один из приятелей Юики.
– Известный писатель, – ответил тот. – Друг моего отца. Ошеломленный поведением Юики, я проводил его взглядом.
Вскоре он и его приятели слились с толпой. Так, значит, он все же сделал то, о чем мечтал. Юики шагнул туда, где таилась беспросветная тьма насилия. Мне не стоило удивляться этому. Юики давно уже грезил идеями ультраправого фундаментализма. И все же поступок Юики не мог не волновать меня. Теперь он находился в таинственном мире, которым правили драконы закулисной политики, фанатики, такие, например, как Иноуэ Ниссо, монах школы нитирэн и организатор террористических акций, чей «Корпус Кровавого Залога» в 1932 году убил министра финансов и директора корпорации «Мицуи». Военизированный молодежный корпус, в который вступил Юики, хотя и был создан после войны, своими корнями уходил в довоенную тайную организацию Иноуэ. Теперь он являлся одним из инструментов насилия и действовал в рамках широкого антикоммунистического движения. Преступления, которые совершали члены корпуса, оставались нераскрытыми. Однако простые граждане хорошо знали этих парней и их тактику устрашения и запугивания, которую они широко применяли во время избирательных кампаний. Они нападали на пикеты бастующих рабочих и занимались вымогательством, собирая деньги на развитие своей организации.
Интересно, знал ли Юики о преступном характере деятельности своей организации? Было ли ему известно, что его вожди, разыгрывавшие из себя патриотов-самураев, состояли в тесном союзе с профсоюзными боссами, рэкетирами и коррумпированными политическими деятелями? Или, может быть, фанатизм делал его слепым?
Мне захотелось снова увидеть Юики и поговорить с ним. Мне надоели геи, которых можно встретить на вечеринках и в барах, и я брезговал сближаться с теми из них, которые околачивались в парках и злачных местах, торгуя своим телом. Мне неистово хотелось вновь насладиться чистой красотой Юики.
Несколько раз я пытался дозвониться до Юики, но не заставал его дома. Однако в конце концов я услышал в трубке его голос. Мне не пришлось уговаривать его встретиться со мной. Юики был рад моему звонку.
– Я должен ночевать в спальне Корпуса, – сообщил он. – Но в следующие выходные получу увольнительную.
Я забронировал номер в отеле в районе Цукидзи, около порта. Место не слишком приятное, но здесь мы могли не опасаться, что нас увидят знакомые. Юики был одет в штатское, через его левую щеку тянулся большой шрам, на который были наложены швы.
– Ну и вид у тебя! – воскликнул я. – Что случилось? Юики объяснил, что вместе со своими товарищами по Корпусу участвовал в схватке с бандой корейцев. Они дрались на мечах.
– Неужели тебе нравится уродовать свое лицо?
– Мы должны избавлять нашу нацию от инородных элементов.
– Когда произошла схватка?
– Вчера.
Раскаленным летним вечером в номере отеля было душно. Напрасно мы обмахивались веерами, это не приносило прохлады. Мы разделись – не для того, чтобы предаться страсти, а потому, что было невыносимо жарко. Юики вел себя очень сдержанно. За последние три месяца он сильно изменился. Из вспыльчивого, угрюмого юнца он превратился в уверенного, спокойного молодого человека. И хотя сидевший сейчас напротив меня Юики был совершенно голым, казалось, что он был одет в костюм, застегнутый на все пуговицы. Полное достоинства поведение Юики провоцировало меня, мне хотелось задеть его за живое.
– Значит, вчера ты заглянул в глаза смерти, – промолвил я, стараясь, чтобы в моем голосе не слышалось насмешливых ноток. – Тебе не было страшно перед лицом реальной угрозы?
– Нет.
– Скажи, действительно ли ощущение близости смерти является восхитительным чувством?
На лице Юики появилась детская улыбка.
– Вы говорите как актер на театральной сцене. Мне нечего вам сказать. Я не ощущал близости смерти, у меня было такое чувство, как будто я нахожусь внутри нее.
– Внутри нее? Звучит очень патетично. Наверное, тебя научили этому в Молодежном корпусе национальных мучеников.
– Вы пригласили меня сюда для того, чтобы издеваться надо мной?
– Конечно, нет. Прости, если мои слова обидели тебя. Но, пойми, мое любопытство вполне оправданно. В конце концов, ты ведешь теперь необычную жизнь, которая не может не вызывать интереса у такого человека, как я.
– У неисправимого нигилиста?
– Точно, у верного себе нигилиста. Скажи, чему вас учат в Корпусе мучеников?
– Нас учат методам ведения сельского хозяйства…
– Ах да, в соответствии с принципом «возвращения к земле», который проповедуют буддисты школы нитирэн.
– Если вы обо всем знаете, то зачем тогда спрашиваете?
– Продолжай, пожалуйста.
– Мы занимаемся бодибилдингом и изучаем военное искусство. Каждый кадет Корпуса должен весить по крайней мере сто пятьдесят фунтов. – И тут Юики выразительно посмотрел на мое хилое тело. – Кадеты должны воздерживаться от алкоголя. Западные танцы, фильмы и джаз, а также некоторые игры запрещены.
– В том числе и бейсбол?
– Бейсбол тоже запрещен.
– Но ведь ты с детства входил в команду поддержки бейсболистов.
– Я был тогда маленьким и глупым.
– Другими словами, вам запрещены все формы морального разложения. К вам предъявляются очень высокие нравственные требования.
– От нас требуется истинно японское поведение, которое по самой сути своей глубоко нравственно.
– Понятно. Но тогда зачем ты принял мое приглашение и пришел сюда?
Юики не ответил. Он рассматривал свой большой потертый похожий на хризантему веер.
– У вас черствая душа, которую можно сравнить с куском засохшей кожи, – наконец заявил он.
Слова Юики задели меня за живое, они были верны по своей сути. Я действительно напоминал сам себе сморщенный бурдюк из ломкой сухой кожи, в который заключены мои больные внутренности. Всю эту неделю у меня болел живот, и я боялся, что приступ начнется прямо сейчас, на глазах у Юики.
– Как ты полагаешь, чем мы будем заниматься в эти выход-вые? – спросил я.
– Будем мирно беседовать, как добрые друзья, и играть в разрешенные игры.
И Юики достал из своего портфеля деревянную коробку.
– Вы играете в го или в соги? – спросил он.
– Я не трачу время на игры, – раздраженно ответил я.
– Меня это нисколько не удивляет. Вместо этого вы играете с жизнью.
– Неужели я забронировал этот номер для того, чтобы играть в го?
– Ну и что? Кстати, я не в восторге от того, что нахожусь в дешевом клоповнике для геев.
– О, ты, наверное, предпочел бы остаться в казарме Молодежного корпуса мучеников с его высоким уровнем нравственности. А ты знаешь, откуда ваши главари получают деньги? Я могу рассказать тебе. От гангстеров, которые путем запугивания вымогают миллионы иен у простых акционеров.
– Я знаю, что некоторые негодяи выдают себя за искренних националистов. Но мы не прибегаем к преступным методам. Мы получаем честные доходы от работы серных рудников Беппу.
– Так вам говорят ваши вожди?
– Они говорят правду. А наши враги распространяют о нас злонамеренную ложь.
– Тебя обманывают, Юики. Как ты думаешь, что является главной задачей вашего Корпуса?
– Возрождение нации.
– Хорошо сказано, браво! И ты собираешься «возрождать нацию», участвуя в хулиганских нападениях на корейцев?
– Как вы смеете называть меня хулиганом?
– Да, ты – настоящий хулиган. И более того, ты гей, изображающий из себя мужественного самурая, в то время как на самом деле тебя пользуют гангстеры.
Мое язвительное замечание произвело то действие, на которое я и рассчитывал. Юики потерял самообладание. Он снова подошел к лежавшему на кровати портфелю и стал рыться в нем, выставив на мое обозрение свои великолепные ягодицы. Дрожь нетерпения пробежала по моему телу. Я восхищался красотой Юики и усмехался, глядя на наши портфели. Мы оба приехали в гостиницу без багажа, чтобы не вызвать подозрений у своих родителей.
Юики резко обернулся и увидел перед собой сидящего в кресле идиота с дурацкой улыбкой на лице. Юики держал в руках длинный самурайский кинжал. Медленно подойдя ко мне, он направил на меня острие клинка. Мышцы его тела напряглись так, как будто он с большим трудом сдерживал себя.
– Вы действительно назвали меня хулиганом или мне показалось? – прорычал он.
– Так кто из нас двоих больше похож на актера, играющего на театральной сцене? – с улыбкой спросил я, боясь пошевелиться.
Юики убрал кинжал в деревянные ножны и запел:
– … высоко вздымающаяся гора Фудзи – это гордость нашей безупречной, словно золотая чаша, непоколебимой Японии…
Он стоял по стойке «смирно», направив кинжал на юг, как будто салютуя горе Фудзи.
– Сейчас же прекрати петь! – воскликнул я. – Ты совершенно не понимаешь значения слов этого гимна.
Сила моего негодования удивила Юики.
– Надеюсь, вы должным образом цените их? – спросил он и, бросив кинжал на кровать, присел на ее край.
– Слова – моя профессия, они пьет мою кровь и разъедают мои кости, поэтому я глубоко уважаю их. Слова имеют ужасную способность воплощаться в жизнь. Ритуальные фразы, такие, как «безупречная, словно золотая чаша», похожи на черные дыры Вселенной, небольшое количество их весит многие тонны. Они – основа нашей культуры, с которой ты так легкомысленно обращаешься.
– Я знаю это, профессор. – Юики окинул меня скептическим взглядом. – Именно потому я верю в них. А вы признаете веру?
– Человек, который не изучил классику, никогда не сможет выполнить такую задачу, как возрождение нации, – сказал я и осекся, чувствуя, что едва не выдал себя.
– Да? Но изучение классики привело вас к неверию, – возразил Юики.
– Я писатель, а писатель не должен ни во что верить. Юики засмеялся:
– И вы пытаетесь убедить меня в важности слов, в которые сами не верите?
Я предложил Юики сигарету. Он заколебался, не зная, следует ли ему брать ее. Может быть, курение тоже было запрещено в Корпусе?
– Ты в увольнении, поэтому можешь курить.
Мы закурили, и я налил два стакана виски. Юики взял свой с явной неохотой.
– Как бы ты назвал предмет, от которого мы только что с тобой прикурили? – спросил я, показывая зажженную спичку.
Юики с удивлением посмотрел на меня.
– Это спичка, – неуверенно промолвил он.
– Да, мы называем это спичками на западный лад. Но во время войны считалось непатриотичным называть спички спичками. Для обозначения этого предмета нам приказывали использовать выражение «каичу тондаси хицукеги» – «зажигающиеся палочки, которые достают из кармана»,
– Но какое отношение это имеет ко мне?
– Самое прямое. Если ты хочешь нравственно очиститься, называй спички спичками, как положено образованным людям.
– Вы, наверное, забыли, Мисима-сан, что вы больше не мой наставник, я отказался от ваших услуг еще три месяца назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90