Джоунас и его собеседник расхохотались, и Лилиан еще острее почувствовала себя тут чужой. В этом анекдоте потешались над женщинами, а на нее никто и вовсе внимания не обращал, словно ее вовсе не существовало. А ведь она тоже женщина, это и дураку ясно. Джоунас не имел права рассказывать такие анекдоты в ее присутствии! Но он даже не удосужился оговориться, обратившись к ней: «Разумеется, присутствующие не в счет». Лилиан была здесь лишь как дополнение к нему, как последний штрих, завершивший его образ.
Лилиан вспомнила, как внутри у нее вдруг похолодело. Она оглядела бело-голубую комнату, оформленную в колониальном стиле. Посмотрела на пятнадцатифутовые окна, богато украшенные французскими витражами. Официантки в униформе и белых перчатках — официантов мужчин здесь не терпели, Боже упаси! — обходили гостей, обслуживая увешанных медалями, лентами и прочими игрушками дядюшек.
Австралиец, не обращая внимания на Лилиан, по-прежнему громко болтал с Джоунасом. К ней подошел американский бригадный генерал из Пентагона, но Лилиан показалось, что он говорит на чужом, незнакомом языке. Когда Лилиан в панике попыталась что-нибудь ему ответить, из ее открытого рта вырвалось лишь нечто нечленораздельное.
Ее щеки пылали. Она покраснела еще до того, как услышала слова австралийца, обращавшегося к Джоунасу: «А эта симпатичная бабенка, кто она?»
Когда Лилиан, оправившись от шока, сообразила, что речь идет о ней, она и вовсе захотела умереть.
Лилиан отпрянула от Джоунаса и побежала в дамский туалет. Как несправедливо, что только здесь можно найти убежище, вырваться из мира, в котором властвуют мужчины!
Лилиан долго смотрела в зеркало. Очутившись в одиночестве, она поняла, что у нее похолодело внутри от ярости. Причем ее гнев был направлен не на австралийца, на которого — хотя он, конечно, вел себя свински — ей было глубоко наплевать. И даже не на Джоунаса, который мог бы оказаться посообразительней, но увы... а впрочем, что от него ждать?
В святилище под названием «дамский туалет» Лилиан наревелась от души; она никогда так не рыдала даже в собственной спальне, ведь, если разобраться, эта спальня не могла считаться целиком ее собственностью, она принадлежала и Филиппу.
Как она ненавидела Филиппа за то, что он ее бросил! За то, что обрек на муки одиночества, которые, похоже, не кончатся никогда. За то, что привязали ее узами любви к жизни, которую она глубоко презирала.
* * *
Наступило утро, а их тела все еще переплетались. Гирлянды, которые Майкл и Лилиан нацепили на шеи, пожухли, аромат побуревших листьев выветрился.
Майкл повернулся и открыл глаза. Жук прополз по его руке и исчез в прелых листьях, лежавших под скалой. Майкл дотронулся до Элиан, она вздрогнула и проснулась. Ее глаза широко открылись, уставились на Майкла, и он вздрогнул, увидев, что в них нет ровным счетом никаких эмоций. Между мужчиной и женщиной пробежал холодок. Но мгновение спустя это исчезло, Элиан вернулась из Бог знает каких жутких мест, куда ее занесли духи ночи.
— Доброе утро, — сказал Майкл, поцеловав ее в губы. Она подняла руку и провела пальцем по его подбородку.
— Ты хорошо спала? — спросил он. Она кивнула.
— Да, без сновидений. Этого со мной не бывало уже много лет.
— А я, наоборот, всю ночь видел сны, — сказал Майкл. — Мне снились битвы и воины с круглыми щитами, сделанными из панцирей гигантских черепах.
Майкл начал одеваться и хотел было снять с шеи засохшую гирлянду.
— Не надо, — остановила его Элиан. — Оставь ее до возвращения домой.
Он посмотрел на девушку, та еле заметно улыбнулась. Майклу вдруг пришли на память звуки, доносившиеся вчера из ночной мглы, и силуэты, которые он видел из их убежища.
— Элиан, — проговорил Майкл, — вчера ночью я слышал шум. И даже вроде бы видел, как там что-то двигалось, — он показал где именно. — Что там происходило, когда мы с тобой занимались любовью?
— Не знаю. Наверное, ничего. А может, там бродил какой-нибудь ночной зверь. Здесь водятся дикие кабаны и мангусты.
— Кабаны и мангусты — дневные звери, — возразил Майкл. — Они не шныряли бы тут по ночам. И потом ты ведь тогда заставила меня отвернуться, помнишь?
Элиан встала.
— Ладно, все равно это не имеет значения.
Она начала одеваться.
Майкл приподнял висевшую у него на шее гирлянду.
— Ты сказала, это нас защитит. Но от чего?
Элиан пожала плечами.
— Это зависит от того, во что ты предпочитаешь верить. Кахуны утверждают, что боги до сих пор обитают здесь, древние воины, которые столетия назад сражались в этих краях, истекали кровью и, может быть, погибали.
— Ты хочешь сказать, что именно это я и слышал? Элиан опять пожала плечами.
— Почему бы и нет? Тут, на острове, тьма-тьмущая духов.
— Одно дело ощущать, что здесь источник энергии, и другое — видеть духов.
— Если ты в это не веришь, — сказала Элиан, — то ничего и не случится. Но я хочу тебе кое-что сказать. Боги, сражавшиеся здесь, были с щитами из панцирей гигантских морских черепах.
Майкл не понимал, подшучивает ли она над ним или нет. Элиан наклонилась и поцеловала его в губы.
— Не смотри на меня так насмешливо. Я говорю правду. Ты можешь прочитать это в любой книге по истории Мауи. Одеваясь, Майкл раздумывал над ее словами.
— Сны — это не реальность, — сказал он. — Они возникают в человеческом подсознании, а не в окружающей действительности.
— Человеческое сознание рационально, Майкл. Тебе уже следовало бы это понимать. И тем не менее ты пытаешься заткнуть круглую дырку квадратной пробкой. Но это не получится, как бы ты ни старался.
Майкл сказал:
— Тебя завораживает мир духов? Но ты же понимаешь, что он не в состоянии заменить реальную жизнь.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что это тоже уход от действительности.
— Как разные формы психопатологии?
Элиан пожала плечами.
— Ты единственная, кто может это знать.
— Я ничего не знаю, — грустно сказала Элиан. — Я лишь усвоила, что никому и никогда нельзя доверять.
Элиан начала спускаться по крутой тропинке в долину.
— Даже самой себе нельзя доверять? — спросил Майкл, отправившись следом за ней.
— Да, особенно себе самой, — сказала Элиан.
* * *
Митико стояла на коленях перед алтарем лисицы и вдруг почувствовала, что сзади кто-то есть.
— Митико?
Это был голос Дзёдзи.
— Да, брат, — Митико по-прежнему молитвенно склонила голову. — Как ты поживаешь?
— Я должен поговорить с тобой.
— Когда я помолюсь, — откликнулась Митико, — мы сможем погулять по саду.
Дзёдзи исподтишка поглядел на охранников, которые стояли чересчур близко и наблюдали за ним и Митико. И сказал:
— Нет. Я должен поговорить с тобой наедине.
Он произнес это, повернув голову так, чтобы охранники не смогли ничего прочитать по его губам.
— Если это связано с Масаси, то мой ответ будет таким же, что и раньше.
— Митико! Прошу тебя! Я знаю, кто эти охранники. Я должен встретиться с тобой наедине.
Митико уловила ноту отчаяния в его голосе и согласилась.
— Ладно, — Митико прикинула все возможности. — Давай встретимся в тот час, когда я принимаю ванну. Ты помнишь, где у нас сломан забор?
— Ты про дырку, в которую обычно пролезают лисицы?
— Да, — подтвердила Митико. — Я не стала чинить забор, а посадила на месте пролома вьюнки. Очень важно, чтобы лисицы могли проникать сюда. Тут для них священное место. — Митико улыбнулась: она не хотела охранникам давать понять, что они говорят о чем-то серьезном. — Дырка довольно большая, ты в нее пролезешь. Войди около шести вечера через кухню. Я договорюсь с кухаркой, она тебя впустит.
Без четверти шесть Дзёдзи проскользнул в лаз, который лисицы прогрызли в бамбуковой изгороди, и пошел к дому своей сводной сестры.
Как и было договорено, кухарка, пожилая женщина, много лет служившая у Ямамото, открыла дверь и впустила Дзёдзи внутрь. Она молча провела его по дому. Наконец кухарка остановилось перед раздвижной дверью и тихонько постучала. Изнутри ее, очевидно, пригласили войти, и она взмахом руки подозвала Дзёдзи.
Он пополз на коленях. Помещение было отделано камнем. Клубы белого пара поднимались к потолку, и Дзёдзи сразу вспотел. Он видел голую спину Митико, которая сидела в ванне.
— Я отослала девушек, — сказала Митико. — Если ты хочешь мне что-нибудь сообщить — поторопись. У нас мало времени.
— Я знаю, где Масаси держит Тори. На мгновение Дзёдзи показалось, что Митико его не услышала. Но потом с ее губ сорвался сдавленный крик.
— Где? — прошептала она. — Где моя внучка?
— В публичном доме в Такасибе. Ты знаешь, где это?
Митико кивнула.
— Конечно, знаю. Это заведение принадлежит компании Нобуо, «Ямамото Хэви Индастриз», — Митико повернулась к нему лицом, и Дзёдзи увидел, что она страшно побледнела. — Но как ты это выяснил, Дзёдзи-сан?
Дзёдзи рассказал ей, как он пытался заручиться поддержкой Кай Чодзы, как в конце концов отправился к Кодзо Сийне, поведал о том, что Сийна велел ему сделать и что произошло в публичном доме в Такасибе, когда он, Дзёдзи, явился туда вместе с Кодзо.
Митико уныло опустила голову.
— Ах, ты, глупый, глупый мальчик, — со вздохом произнесла она.
— Ничего этого не случилось бы, — напомнил он ей, — согласись ты помочь мне справиться с Масаси. Но когда я увидел Тори, я понял все. Я понял, почему ты отказалась мне помогать.
— О, Дзёдзи! — грустно прошептала Митико. — Ты ничего не понимаешь. Я надеялась, что хотя бы тебя все это минует. Что хотя бы ты, один из всей нашей семьи, не ввяжешься в это и не будешь рисковать.
Дзёдзи непонимающе воззрился на нее.
— Что ты хочешь сказать?
— Несколько месяцев назад твой брат Масаси вступил в союз с Сийной.
— Что?!
— Говори тише, Дзёдзи-сан. Послушай меня. Если Сийна уверяет тебя, что он твой союзник в борьбе с Масаси, а Масаси лжет, говоря, будто Сийна — его союзник, то, наверное, он делает это неспроста, правда? Но что же он затевает? — Митико на секунду задумалась. — Великий Будда! — внезапно воскликнула она. — Это ведь Сийна посоветовал тебе проникнуть в публичный дом в Такасибе, да?
Дзёдзи кивнул.
— Масаси, конечно, об этом узнает. Может быть, уже знает. И он, разумеется, погонится за тобой. Именно это Сийне и надо! Если Масаси убьет тебя, то на свете останется только один из братьев Таки. Насколько я знаю Сийну, он уже придумал, как ему расправиться с Масаси. И тогда он получит то, о чем так долго мечтал: Таки-гуми будет уничтожена!
— О нет!
— Быстрее, — сказала, поднимаясь, Митико. — Дай-ка мне полотенце. Ты меня сейчас отвезешь в публичный дом. Мы должны вызволить Тори. Когда я буду знать, что она в безопасности, мы попытаемся побороться с Кодзо Сийной такими же подлыми средствами, какими обычно борется он.
Митико улыбнулась Дзёдзи, который вытирал ее полотенцем.
— Да, — сказала она. — Это и меня очень успокоило бы. У Кодзо Сийны много грехов, и ему пора за них расплатиться.
* * *
— Мое пребывание здесь кончилось, — сказал Майкл. Они молча прошли всю дорогу до дома Элиан. Войдя в дом, пошли в разные комнаты: им надо было принять душ и переодеться. Теперь они встретились в кухне. Было уже почти восемь часов утра.
— Через пару часов я улетаю в Токио. Элиан размешивала только что выжатый сок.
— У тебя будут неприятности в аэропорту, — заметила она, демонстрируя ему утренний выпуск «Гонулулу Эдвартайзер». Там крупными буквами было написано: «Кровавая бойня в горах на западе Мауи» — так газетчики называли битву, разыгравшуюся в поместье толстяка Итимады.
— Местная полиция обшарит весь остров, я уж не говорю про агентов американской службы иммиграции и натурализации. Это агентство приложило руку к тому, чтобы пресечь деятельность якудзы на островах. Тебе не пройти их контроль.
— Ну, с этим проблем не будет, — успокоил ее Майкл. — Я сегодня утром говорил со своим вашингтонским связным. Он все уладил с федеральной полицией, это я могу гарантировать. Я там себя чувствую как рыба в воде. И могу пустить в ход свои связи, чтобы найти Удэ. Он наверняка уже далеко.
— Может быть, — откликнулась Элиан.
Она разрезала плод папайи и вычистила темные, горькие семечки, похожие на икринки. Потом протянула Майклу половинку плода и ложку.
— Благодарю.
— А может быть, и нет, — продолжила она свою мысль. — Не исключена возможность, что он до сих пор на острове. Если это так, то, думаю, мне известно, где его искать.
— Я на это особенно не надеюсь, — сказал Майкл, отодвигая в сторону фрукт. — Но если существует хоть какая-то вероятность, значит, мы должны проверить.
Уже в «джипе» он спросил:
— А почему ты раньше мне об этом не говорила? Элиан быстро вела машину по узкой дороге. Она поглядела на автобус, битком набитый японскими туристами.
— Честно говоря, мне это только что пришло в голову. Я вдруг догадалась, когда ты сказал, что твои люди договорились с федеральной полицией и нас не будут примешивать к расследованию убийства Итимады. Удэ не мог уехать с Мауи в ту ночь, когда напали на толстяка. Было уже слишком поздно. А вчера аэропорт наверняка кишел агентами иммиграционной службы, которые опознали бы его. У якудзы хорошие связи в местной полиции, но они как огня боятся СИН.
— Но если даже и так, — сказал Майкл, — откуда ты знаешь, где может прятаться Удэ?
— Ну, это несложно вычислить. Теперь, после смерти Итимады, вся мафиозная семья в растерянности. Толстяк не пожелал назначить себе преемника. Он верил в катамити — метод, который когда-то в старину использовали главы семейства якудзы, отсеивая слабаков. Он позволял своим подчиненным бороться за положение. «Пусть победит самый достойный», — любил говорить толстяк. А затем — в переносном смысле, конечно, — выбивал почву из-под ног тех, кто оставался в живых.
Они уже выехали из долины Яо и мчались на восток, в сторону Вайлулы.
— Но есть один человек по имени Омэ, — продолжала Элиан. — Он заправляет в центральной части острова. Я имею в виду, аэропорт и его окрестности. Его люди контролировали эту территорию — весь импорт и экспорт. Они работали на Итимаду. Логично предположить, что Удэ поехал к Омэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69