Мы хотим восстановить связь между прошлым, настоящим и будущим, непреходящее величие Страны Восходящего Солнца.
И вот теперь, этой весной, Кодзо Сийна сидел в своем кабинете и созерцал шатер цветущей айвы за окном. В то лето, подумал он, мне в моей богоподобной незрелости казалось, что битва уже выиграна. Когда мы только вступили в нее, я недооценил Ватаро Таки. Его влияние внутри якудзы росло, и все это влияние он употребил на борьбу с Дзибаном.
Откуда он взялся? Почему стал моим врагом? Не знаю. Но мы сражались с ним во всех сферах жизни: политической, бюрократической, экономической и военной. Снова и снова он путал все наши планы. Даже если мы наносили ему удар, он оправлялся от него, собирал силы и нападал снова.
И лишь две недели назад мне наконец удалось уничтожить его. Но я не брал в расчет его ближайшего союзника. Я недооценил коварство Филиппа Досса. Это он выкрал много лет назад священный меч Дзибана, катану. И что он с ним сделал? Отдал своему сыну, Майклу.
Кодзо Сийна сжал кулаки. От одной мысли о том, что он мог так и не узнать о судьбе меча, если бы его случайно не увидел в Париже сенсей и, узнав, не позвонил Масаси, у Кодзо Сийны разливалась желчь.
«Верни его, — сказал Сийна Масаси, — любой ценой».
Пение птиц не услаждало слух Кодзо Сийны. Как стоявшая перед ним аппетитная еда не услаждала его обоняние. Как не радовались его глаза нежно-розовым цветкам айвы. У него все еще не было катаны принца Ямато Такеру.
Существовала еще одна причина для беспокойства, не менее важная, чем меч. Документ Катей был украден. В нем шаг за шагом описывалось, каким образом общество Десяти Тысяч Теней собиралось сделать Японию мировой державой, медленно, но верно вернуть ее к милитаризму, а также план нападения — с помощью союзников вне Японии — на Китай.
Попади этот документ в руки врагов — например, окажись он на столе президента Соединенных Штатов, — и смертный приговор всему обществу Дзибан был бы обеспечен. Этого он вынести не мог. Для того чтобы Дзибан мог выполнить свою миссию, открыть для Японии новую эру, когда Страна Восходящего Солнца уже не будет зависеть от иностранной нефти или любых других видов энергоресурсов, документ Катей должен быть возвращен.
Сильные пальцы Кодзо Сийны впились в колени. Неразрешимая загадка — кто же убил Филиппа Досса — не давала ему покоя. Сийна был уверен, останься Досс жив, люди Масаси обязательно выследили бы его. Когда Досс внезапно исчез из виду, Удэ был уже совсем близко. И вот он умер на Мауи. Кто это сделал? Ответа на этот вопрос Кодзо Сийна не знал, а значит, не знал, какие еще силы участвуют в игре, и это угнетало его. Скоро, подумал он, успокаивая себя, с помощью Масаси Таки меч вернется ко мне. Тогда меч японской души освободится от ножен, и моя миссия будет завершена. Япония станет, наконец, мировой державой, достойным соперником Америки и Советского Союза.
Майкл был уверен, что тьма никогда не кончится. Но она кончилась.
— Одри!
Звон храмовых колоколов вывел его из долгого забытья.
— О Господи! Господи!
В голове шумит, гул не прекращается, гуляет эхом. Хочется избавиться от него, поспать еще лет сто.
— Ее нет!
Свет режет глаза, как осколки стекла.
— Моя девочка пропала!
Он со стоном проснулся, голова была совершенно пустая.
Его тряс дядя Сэмми.
— Майкл. Майкл! Что случилось?
Храмовые колокольчики и бамбуковая флейта, пронзительная мелодия под звучный аккомпанемент ударных.
— Майкл! Ты слышишь меня?
— Да. — Пелена перед глазами исчезла, в голове прояснилось.
— Где Одри? Ради Бога, Майкл, что случилось?
— Я... я не знаю. — Слова и движения отдавались головной болью. Последствия наркотика?
— То есть как это ты не знаешь?
Взволнованное лицо матери с лихорадочно горящими глазами.
— Я позвонила Джоунасу. Он сразу приехал. Сказал, полицию не вызывать. — Она шагнула к Майклу. — Дорогой, как ты себя чувствуешь?
— Все в порядке, — сказал он. Посмотрел на Джоунаса. — Сколько времени я был без сознания? Джоунас стоял рядом с ним на коленях.
— Лилиан, сколько времени прошло после твоего звонка? Наверное, минут сорок.
Лилиан кивнула.
Майкл обвел глазами комнату. Казалось, по ней прошелся ураган. Перевернул стулья, смел на пол светильники и книги.
— Господи! — прошептал Майкл. Попытался встать.
— Майкл!
Пошатнувшись, он увидел разрез. Джоунас поддержал его, и Майкл поднялся на ноги. Аккуратный, как хирургический шов, разрез шел вдоль всего ковра. «Где моя катана? — подумал Майкл. — Господи, что случилось с Одри?»
* * *
— Митико, — сказала женщина. — Я сама выбрала этот путь. И я смиренно принимаю все его тяготы. Митико пропалывала сад.
— Сегодня опасность подстерегает нас на каждом шагу, — сказала она. — Опасны семейные тайны Таки-гуми. Опасен сам образ жизни в Японии. Выросло новое поколение, которое ненадежно. Ему неведомы сами понятия ближних и дальних целей. Оно все доводит до крайности.
— Они не понимают даже, чего хотят. По большей части их интересуют лишь собственные сиюминутные удовольствия. Лишь одно они знают твердо: их не устраивает имеющийся порядок вещей. Поэтому они легко поддаются соблазнам. Они становятся членами якудзы, но не желают повиноваться ее строгим законам.
Они присоединяются к радикальным, даже анархическим бунтарским группировкам, неумело мастерят самодельные бомбы и столь же неумело пытаются взорвать императорский дворец. А взгляды наших министров тем временем становятся все более и более реакционными. Они считают, что Америка занимает более жесткую позицию и не собирается предоставлять Японии свою великодушную помощь. По их мнению, Америка отступила от своего негласного обязательства поддерживать сильную Японию, противостоящую проникновению коммунизма в тихоокеанский регион.
— Они задаются вопросом, друг им Америка или враг. Мне кажется, состояние умов в Японии напоминает довоенное.
Дзёдзи Таки покачал головой. В последнее время, похоже, Митико не давали покоя ухудшающие торговые отношения между Японией и Америкой. Действительно, последние события указывали на то, что Япония не собиралась менять свои основные законы в угоду другой стране. Ну и что? Почему она, собственно, должна так поступать? Именно эта чертова уйма запретов на вмешательство в чужие дела и вывоз капитала и дала в первую очередь возможность возродить Японию из пепла. Зачем сейчас что-то менять? Ради Соединенных Штатов? Американцы лишь пытались создать новую Японию по своему образу и подобию. Чтобы она стала их стальным кулаком, грозящим коммунизму на Дальнем Востоке.
— Митико, моя сводная сестра, — сказал он, дождавшись, когда она закончит. — Хотя тебя удочерил отец Ватаро Таки, я считаю тебя равноправным членом моей семьи.
Митико оторвалась от прополки. Ее руки были испачканы землей, в волосах, поднятых торчком и по-старинному закрепленных киоки, деревянными гребешками, виднелись травинки.
— Ты приехал сюда не за тем, чтобы льстить мне, Дзёдзи-чен, — тихо сказала она. — Я слишком хорошо тебя знаю.
Дзёдзи оглянулся на плотного мужчину, стоявшего недалеко от Митико. Муж Митико, Нобуо Ямамото, запрещал ей появляться где бы то ни было без слуг. Странно, однако, — никого из них Дзёдзи не узнавал. И одеты они были не как слуги. Они больше походили на телохранителей. Дзёдзи пожал плечами. Почему бы и нет? Денег у семейства Ямамото в достатке. Будучи президентом «Ямамото Хэви Индастриз», Нобуо управлял одним из крупнейших конгломератов в Японии.
— Как всегда, ты видишь меня насквозь, Митико-чен, — сказал он. — Ты всегда могла читать мои мысли.
Митико печально улыбнулась.
— Речь идет о Масаси.
Митико вздохнула, по лицу пробежала тень.
— Теперь все время речь идет о нем, — сказала она. — Сначала он спорил с отцом о дальнейшем пути Таки-гуми. И что теперь?
— Мне нужна твоя помощь.
Она подняла голову, и солнце осветило ее лицо.
— Ты же знаешь, Дзёдзи-чен, тебе стоит лишь попросить.
— Я хочу, чтобы ты пошла вместе со мной против Масаси.
В саду стало очень тихо. Прыгавшая по земле ржанка замерла, повернула в их сторону головку и взлетела, громко хлопая крыльями.
— Пожалуйста, — сказала Митико. От ужаса у нее пересохло в горле. Все это время после последнего визита Масаси, когда он объяснил ей, почему она должна беспрекословно ему подчиняться, Митико старалась отогнать от себя мысли о странной опасности, исходившей от этого человека. Иначе она не смогла бы ни есть, ни спать. Ее и так преследовали кошмары, после которых она лежала без сна, полная страхов. — Не проси меня об этом.
— Но ты единственный человек, к которому я могу обратиться, — взмолился Дзёдзи. — Раньше ты всегда мне помогала. Когда отец был на стороне Масаси, ты заступалась за меня.
— Ах, Дзёдзи-чен, — вздохнула Митико, — какая у тебя хорошая память. Это было так давно.
— Но ведь ничего не изменилось.
— Изменилось, — сказала она. Глубокая печаль звучала в ее голосе. — Прислушайся к моему совету. Забудь о том, что привело тебя сюда. Забудь о своем брате Масаси, умоляю тебя.
— Но почему ты не хочешь мне помочь? — вскричал Дзёдзи. — Раньше мы всегда объединяли наши усилия, чтобы обуздать Масаси.
— Пожалуйста, не проси меня, Дзёдзи-чен. — В глазах ее стояли слезы. На солнце они казались драгоценными камнями. — Я не могу вмешиваться. Я не в силах ничего сделать.
— Но ты не знаешь, что случилось, — от стыда Дзёдзи опустил голову. — Масаси лишил меня звания оябуна Таки-гуми.
— Ах, Будда! — вскричала она. Но она уже все знала. Как знала она и то, о чем Дзёдзи и не догадывался, о чем не должен был догадаться никогда, если останется в стороне и, значит, в безопасности: что это уже началось. Разыгрывалось последнее действо такого обширного, такого ужасающего замысла, что не было никакой надежды положить этому конец. И тем не менее, она решила помешать осуществлению этого замысла.
— Теперь Масаси волен направлять все силы Таки-гуми по своему усмотрению. Деловая направленность клана резко изменилась. Уже действует сеть торговцев наркотиками. Уже потекли деньги. Скоро они захлестнут нас. Таки-гуми будет замешана в грязных делах — а ведь именно этого наш отец, Ватаро Таки, боялся больше всего.
— Как это могло случиться? — спросила Митико. — Я думала, у тебя с Масаси все улажено.
— Все и было улажено, — отвечал Дзёдзи, — по крайней мере, я так считал. Но на собрании клана Масаси выступил против меня. Ты знаешь, как он умеет говорить. Едва он открыл рот, у меня не осталось ни единого шанса. Лейтенанты были напуганы. Смерть отца сделала нас беззащитными перед другими кланами. Масаси умело сыграл на их страхе. Теперь лейтенанты Таки-гуми снова чувствуют себя в безопасности. Если Масаси попросит, они и в ад за ним пойдут.
Пока все не кончилось, может дойти и до этого, подумала Митико. Повинуясь внезапному порыву, она взяла Дзёдзи за руки.
— Забудь обо всем, Дзёдзи-чен, — прошептала она. — Ни ты, ни я не можем ничего сделать. Настали новые времена. Оставь его в покое, тебе не хватит сил, чтобы победить его. Мне их тоже не хватит. Пока не хватит. Карма.
— Ведь перемены, о которых ты говоришь, — сказал он, — затронут не только нас, но и других членов семьи. Например, твою дочь и Тори, твою внучку. Как она? Я соскучился по ее улыбающемуся личику.
— У нее все хорошо, — сказала Митико. — Просто прекрасно. — Она прижалась щекой к его щеке. — Тори все время спрашивает о тебе. — Митико не хотела, чтобы Дзёдзи увидел в ее глазах страх.
Масаси ведет страшную игру, подумала она. По самым крупным ставкам. Масаси держит в руках весь клан Таки-гуми. И следующая битва будет последней.
* * *
— Пришло время, — сказал Джоунас, — открыть тебе правду.
— Правду, — повторил Майкл, как будто это было непонятное слово из языка урду.
Они сидели в кабинете Джоунаса Сэммартина в здании бюро.
— Да, — спокойно ответил Джоунас. — Правду.
— Что же вы говорили мне до сих пор?
— Мой дорогой, — сказал Джоунас, — ты мне ближе, чем племянник. Я не женат. У меня нет детей. Вы с Одри заменили мне их. Я думаю, нет нужды говорить тебе об этом.
— Конечно, дядя Сэмми, — сказал Майкл. — Вы всегда были нашим защитником. Я недавно сказал Одри, что считаю вас чем-то вроде Нана, овчарки из «Питера Пэна».
Джоунас Сэммартин улыбнулся.
— Для меня это большой комплимент, сынок.
Оба умолкли. Как будто одно упоминание ее имени снова повергло их в кошмар неизвестности: где она, что с ней случилось?
Зазвонил телефон, Джоунас снял трубку. Некоторое время он вполголоса говорил с кем-то, а когда положил трубку, атмосфера в комнате разрядилась настолько, что он смог продолжать.
— Дело в том, — сказал он, — что твой отец, скорее всего, предвидел свое убийство, или, по крайней мере, считал близкую смерть вполне вероятной. За день до известия о его гибели курьер привез мне пакет из Японии. На сегодняшний день мы смогли проследить его путь лишь до токийского отделения экспресс-почты. К ним пакет принес японец. Это все, что им известно. Мы не знаем его имени, словесный портрет настолько туманен, что толку от него никакого.
Джоунас достал большой плотный конверт и сложенный лист бумаги.
— Пакет был от твоего отца. Внутри лежало вот это письмо. В нем сказано, что в случае смерти Филиппа я должен поговорить с тобой.
— Поговорить со мной?
— Я сделал все так, как он просил.
— Покажите мне письмо, дядя Сэмми.
Джоунас глубоко вздохнул. Он протянул Майклу листок бумаги и провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть события последних дней. Он выглядел усталым, лицо посерело.
Майкл оторвал взгляд от письма.
— Похоже, отец хотел, чтобы я занял его место, если он умрет.
Джоунас кивнул.
— Он тут упоминает о завещании, — сказал Майкл.
— Оно здесь, — сказал Джоунас и взял в руки конверт. — Конверт запечатан и, согласно указаниям твоего отца, будет вскрыт только в том случае, если ты согласишься занять его место.
Майкл ощутил подступающую волну страха, потом все прошло.
— Я вижу, завещание у вас под рукой, — сказал он, — Вы очень уверены в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69