Быстрый подсчет. Фунт – это почти 500 граммов. Значит, каждая «голова» весила около восьмидесяти килограммов.
Восемьдесят килограммов. Вес небольшой свиньи. Или твой, Роман. Вес одного Аль-Густа.
Опять эта необъяснимая дрожь. И неприятный запах почти высохшей одежды. Запах испуганных, сбившихся в кучу животных, которые мочатся под себя, в ожидании, когда их отведут на бойню.
Бойня. Железные ошейники. Желобки для крови.
«Для подхода к бойне необходимы широкие коридоры, чтобы животные могли продвигаться по нескольку в ряд, к тому же не слишком покатые».
Закрепленные стойками галереи.
«Затем следует подождать несколько часов, прежде чем приступать непосредственно к забою, в противном случае, поскольку животные не успеют отдохнуть и обрести свою обычную температуру, мясо окажется слишком жестким. Можно снова помыть их, и не следует бить слишком сильно».
Ожидание скученных, скорчившихся животных, от которых ничто не загораживает вид на жертвенный алтарь.
«Что касается кровопускания, его следует производить горизонтально, а не вертикально: животные, которым перерезают горло, когда они находятся в горизонтальном положении, меньше сопротивляются, и мясо не такое кислое, к тому же, если животное подвешено за ноги, члены его растягиваются и деформируются».
Стол для заклания. Жертвенный нож. Взгляды прочих Аль-Густов. Крик. Конвульсия.
«Одновременно с кровопусканием следует производить извлечение внутренностей и отделять несъедобные куски».
Раскроенный ножом живот, еще бьющееся сердце, руки, копающиеся во внутренностях и извлекающие кишки.
«После ритуального забоя тушу следует отделить от покрова, для этого ее следует обдать кипятком в большом чане, а затем удалить щетину, опалив на огне».
Трупы людей, брошенные в чан с кипятком, затем поднесенные к огню, запах шерсти и паленой свиньи, и все это среди шуток и ругани служителей культа: «Осторожно, ты меня забрызгал». – «Ты видел, какая у этого рожа?» – «Идешь сегодня вечером на праздник?» – «Я бы предпочел рыбу для разнообразия».
Оставалось только несколько строк:
«Чтобы туша не потеряла слишком много веса при испарении и не испортилась до копчения и засолки, необходимо регулярно спрыскивать ее водой.
В заключение следует сказать, что сегодня мы умеем добывать более вкусную пищу, чем пища отцов наших отцов. Следуйте нашим указаниям, и вы получите нежное мясо, которое придется вам по вкусу. Не следует также пренебрегать разведением скота, но это уже другая тема. Так…»
На этом месте текст обрывался. Роман отложил листок. Он чувствовал, что закоченел. Он шел по туннелям, куда сбрасывали эти кишки, касался стен, запачканных кровью. Он теперь понимал чувства Реза. Он понимал, что в действительности означала Бойня. Как можно было оставаться таким бесчувственным, таким безразличным к страданиям? Как можно было рассматривать живое существо как обыкновенный источник питания? И почему этот текст лежит здесь?
Он поднял глаза и увидел, что Нея внимательно смотрит на него.
– Что ты читал? – негромко спросила она.
Он протянул ей листок.
– А, текст, который лежит в основе ненависти Реза! – сказала она. – Эти строки – библия его ненависти. В том числе и из-за них ваш род рискует исчезнуть.
– Что означает Аль-Густ?
– Чужак-Урод.
Чужаки-Уроды. Образины. Те, кого можно истреблять и потреблять, как кроликов или телят. Его тело вновь пронзила дрожь.
– Тебе холодно?
– Нет. Просто меня тошнит. И хочется попросить прощения.
– Это все принадлежит прошлому. Ни ты, ни я не несем за это ответственности. У истории нет ни настоящего, ни будущего. Реза отвергает возможность занять место, которое нам уготовано в истории человечества. Ему пришлось по вкусу ощущение катастрофы, тайны. Оказаться вдруг на свету ему было бы невыносимо. Слишком банально.
Роман вдруг подумал, а легко ли люди восприняли бы факт существования другого, параллельного человечества. После сенсационных заявлений, захлебывающегося восторга средств массовой информации, красивых слов, анализа, какими стали бы будничные отношения представителей двух видов? Как если бы человек, в течение миллионов лет считающий себя единственным ребенком Земли, неожиданно обнаружил, что у него имеется брат, такой же сильный и такой же умный, как он сам, и намеревающийся пользоваться теми же правами. Брат, до сей поры похороненный глубоко под землей, после того как был хладнокровно убит, как Авель Каином. Авель, послушный, спокойный ребенок, живущий в гармонии с природой. В какой степени Библия опирается на подлинную историю человечества?
Он присел на корточки рядом с Неей.
– Кто такой Г. Малаах?
– Один наш историк… Приблизительно вашего шестого века до Рождества Христова. Он перевел этот текст, который был высечен на стене, в караульном помещении, на Бойне. Сегодня никто не может разобрать индоевропейский язык, даже Маги.
– Индоевропейский? Якобы изначальный язык, наш праязык? Но письменность существует максимум пять-шесть тысяч лет! – возразил Роман.
– Скажем так, ее самые древние следы. Это вовсе не означает, что раньше человек не писал. Просто довольно долго он писал на материалах, не способных сопротивляться разрушению временем. Люди начали писать камешками. Чертили знаки на песке. Делали насечки на собственном теле, заплетали в волосы жемчужины, с помощью которых вели подсчет торговым сделкам. Зачем кочевым народам делать постоянные записи в каком-нибудь постоянном месте? Письменность в том виде, в каком мы ее знаем, застывшая, заключенная в рамки, появилась лишь вместе с оседлостью. Когда человек в буквальном смысле слова стал межевать землю.
– А вы, какой у вас был язык? Все люди изначально разговаривали на одном и том же языке?
– Предание гласит, что люди прошли одни и те же этапы развития языка, наподобие того, что происходит с речью ребенка. Но довольно быстро в соотношении с окружающей средой, в зависимости от образа жизни, верований стали складываться различные словари. Когда вы покинули Мать и предпочли воздвигнуть на пьедестал Отца, наши языки разошлись окончательно. Как привыкли мы говорить: «Символика создает лингвистику». Мы не говорили на индоевропейском языке по той простой причине, что не являлись индоевропейцами. Наш язык назывался Аум, теперь им пользуются лишь во время обрядов или для написания священных текстов. Мы привыкли разговаривать на здешнем языке.
Легкая вибрация над головами прервала их увлеченный шепот.
– Это генератор, – объяснила Нея. – Для обновления воздуха. На верхнем этаже нет аэрационного колодца.
Ян по-прежнему спал. Роман прислонился спиной к стене возле Неи. Она склонила голову ему на плечо. Закрыла глаза, измученная до предела. Роман последовал ее примеру. Разговор можно перенести на потом. Восстановить силы. Даже если это бесполезно.
В помещении витал запах дерьма. Это пахло от их одежды. Он уснул с этим запахом в ноздрях и с ощущением, что плавает в потоке крови, по которой несутся огромные куски экскрементов с длинными щупальцами.
ГЛАВА 19
Роман с бьющимся сердцем открыл глаза. Он не смог удержать Нею, которая падала в зияющую бездну, он видел, как она, с вытаращенными от ужаса глазами, проваливается в жадные челюсти земли. Он выпрямился, истекая потом, провел дрожащей рукой по лбу. При зеленоватом свете, исходящем от аквариума с медузами, он посмотрел на Нею и убедился, что она дышит. Молодая женщина спала, поникшая, как тряпичная кукла. Ян тоже не шевелился. Роман всмотрелся в светящиеся стрелки своих часов. Десять минут пятого. Выходит, они проспали больше шести часов. Там, наверху, скоро начнет светать. Факел погас. Он зажег другой, пощупал одежду: пахнет по-прежнему тошнотворно, но, по крайней мере, почти сухая. Преодолевая отвращение, он оделся. Над головой, украшая потолок, парила огромная тень чудовища с туловищем хищной птицы, покрытом чешуей, с головой льва с острыми клыками, раскинутыми крыльями, блестящими когтями, которое, казалось, вот-вот обрушится на него, чтобы сожрать. Изображение слабо светилось, давая ощущение рельефности, а ярко-красные глаза следили за каждым его движением.
– Имдугуд, Владыка Густых Туманов, – прошептал Ян за его спиной.
Роман резко повернулся. Ян успокаивающе поднял Руку:
– Прости, не хотел тебя пугать.
Он указал на потолок.
– Мифическое животное, способное одним движением крыльев разрушить равновесие и гармонию, которые установили боги, – объяснил он. – Месопотамская мифология.
– Странноватый тотем для библиотеки! – прошептал Роман.
– Возможно, у Народа существует другое толкование и другое объяснение, – предположил Ян. – А возможно, Владыка Густых Туманов вполне на месте в этом недоступном глазу помещении. Как остров Авалон, жилище феи Морганы, навсегда поглощенный непроницаемыми туманами. У тебя нет таблетки от головной боли? – внезапно спросил он. – У меня голова раскалывается!
Роман порылся в карманах и достал лекарство.
– Как есть хочется! I could eat a horse! – повторил Ян, вновь принимаясь обшаривать жилет Горзы.
Он вытащил оттуда нейлоновый контейнер, в котором находились фляга с водой и пластиковая коробочка.
– ИБП! Индивидуальный боевой паек! Сейчас попируем!
Он открыл коробку, достал оттуда первый пакет, на нем имелась надпись «Chelo morgh » («Курица с рисом»), во втором находился лаваш, еще лежала коробочка сублимированного лимонного сока, упаковка жевательных таблеток, две таблетки для дезинфекции воды и три витаминизированных батончика с орехами. Он подбросил один на ладони.
– Держи! – Он бросил его Роману. – Этот славный Горза – настоящий сундук с сокровищами.
Роман вспомнил раздробленный череп колосса, истекающую кровью Татьяну. Для университетского преподавателя Ян казался слишком уж воинственным! Последний, словно угадав его мысли, пожал плечами, запустив руку во взъерошенную, нечесаную шевелюру.
– Роман, я не жестокий человек, просто чувствую себя, как бы это выразиться… немного сдвинутым. Это же какое-то безумие! Мы, как крысы, убегаем по канализационным трубам от разъяренного доисторического человека… Бред собачий!
Роман молча согласился, откусывая от батончика. Он даже не осознавал, до какой степени проголодался. И очень хотел пить. Они, каждый по очереди, отпили из мягкой фляжки.
– А что это за жевательные таблетки? – спросил Роман, сделав последний глоток.
– Жевательная резинка с кофеином. Нужно взять четыре сейчас и две через два часа, если хотите добиться оптимальной умственной и физической формы. Чтобы обходиться без сна, спускаться по веревке в канализационные люки, скакать, как зайцы, под непрерывным огнем и так далее и тому подобное.
– Ладно-ладно, дай мне одну, тем более мне почему-то кажется, что продолжение нашей программы будет не менее веселым.
Ян молча кивнул. В трусах, тощий, как инкубаторский цыпленок, с растрепанными волосами и рыжей бородой до самых глаз, он казался ученым-безумцем. Или молодым пилотом французских воздушных сил, сбившимся с курса над вражеской территорией. Роман подумал, что сам тоже наверняка имеет довольно жалкий вид. Его борода царапалась, весь он был в синяках и кровоподтеках, спина болела так, будто долгое время служила трамплином для гиппопотама, раны на руке были затянуты желтоватой коркой весьма нездорового вида, из которой сочился гной, даже руки он мог поднимать с трудом, так сильно ломило плечи. Не слишком подготовлен для продолжения путешествия, подумал он. Их единственной надеждой была Нея.
Он склонился над ней, прислушался к размеренному дыханию. Пусть поспит еще немного. Чтобы вывести их отсюда, ей понадобится собрать все силы.
Ян расхаживал вдоль полок, с вожделением разглядывая корешки книг. Он осторожно развернул свиток египетского папируса, на котором имелось две записи – одна на греческом, вторая на древнееврейском. Сначала он вполголоса прочел надпись на греческом, которую перенес на пергамент писец: «Вот истина: небесные тела, вращающиеся вокруг Земли, иногда отклоняются от курса. И через довольно большие промежутки времени все, что находится на Земле, гибнет…» Это отрывок из «Тимея» Платона, подумал он. Рядом чья-то рука наклеила бумажку и приписала по-английски карандашом: «Намек на пять крупнейших экологических катастроф, когда чуть было не исчезла жизнь: конец ордовикского периода, силурийского, девонского, пермского, мелового. Платон, служитель Богини, посвященный в Древнее Знание». Вторая запись оказалась цитатой из Книги Бытия, 6: 7: «И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных, истреблю: ибо Я раскаялся, что создал их». На другом прикрепленном листочке той же рукой было написано: «Путаница и смешение, знание потеряно, сапиенсы отреклись от Богини ради Бога Меча и Лемеха». Рукопись с пометками какого-нибудь начинающего Мага, подумал он. Он осторожно свернул свиток, приблизился к развешенным тогам и стал ощупывать ткань.
Дамасский шелк. На каждом из одеяний вышито какое-нибудь созвездие, на каждой тоге свое, и его название на двух языках – шумерском и языке Народа.
– Смотри, вот Рак, Скорпион… – сказал он Роману. – Но это не совсем наши знаки зодиака, положение звезд напоминает скорее ведические таблицы. И кроме Рака, Скорпиона и Тельца, названия тоже другие. Послушай: Воин, Хижина, Звезда, Змея, Танцор, Душа, Птица, Капкан, Вода, Рука, – перечислял он. – Всего их тринадцать.
Ян снял одну из тог и проворно накинул на себя.
– Модное дефиле в Чистилище! – Он скрестил руки на плоском животе и накинул на голову капюшон, синеватая тень которого скрывала лицо, делая его похожим на средневекового монаха.
– Как я тебе? – спросил он, поворачиваясь так, что лазурный балахон развевался вокруг лодыжек.
Роман собирался уже было ответить, как вдруг ему показалось, что Ян спотыкается. Впрочем, нет, не показалось. Ян действительно пошатнулся. Роман негромко позвал его. Тот не отвечал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40