Пришла очередь Романа поднять руку.
– Постойте! Но почему вы не защищались? Вы же сложены как геркулесы, почему вы позволили себя поработить?
Казалось, этот вопрос привел Реза в замешательство. Татьяна откашлялась.
– Этому есть целый ряд причин, – ответил он наконец. – Мы привыкли жить под землей, мы построили настоящее подземное царство, со своими дорогами, своими дворцами, культовыми местами, но нас было очень мало. Мы отвыкли от жары, которая царила на поверхности земли, и зачастую пренебрегали умением пользоваться оружием, склоняясь к поэзии. В каком-то смысле были ослаблены ощущением относительной безопасности. К тому же закоснели в своих традициях, – сухо добавил он. – У нас имелось устаревшее и тяжелое метательное оружие. Наши дротики и копья не могли выстоять против оружия представителей граветтских культур. Дело не в том, что мы были глупее их! – пробормотал он сквозь сжатые зубы.
– Так почему же в таком случае?
– Табу! Смерть, все, что вызывает смерть, требовало целого ритуала. Если вам угодно, сложной разрешительной процедуры. Жертвенное оружие, которое использовалось для убийства животных, не могло быть направлено против человека. Единственной дозволенной формой битвы человека с человеком была рукопашная схватка. Смерть, поражающая на расстоянии, как разящая с небес молния, – это привилегия Богини. Тот, кто сеет смерть, бесчестит себя, он не попадет на небеса.
– А ядерных боеголовок это не касается?
– Не забывайте, все это происходило в конце мезолита! – возразил тот. – Целый ворох предрассудков, за которые цеплялись Маги. В то время как мы полировали ритуальные камни в наших святейших традициях, другие изобретали метательные машины для дротиков. Вы спрашиваете меня, почему мы позволили обратить себя в рабство? Численное, техническое и психологическое отставание, – перечислял он, загибая длинные пальцы. – Наши Маги, извечные сторонники пассеизма, привели нас в рабство, как стадо покорных блеющих овец. Конечно, и я должен это признать, в нас, как говорят сегодня, укоренилась мысль, будто противник выше и лучше нас. Мы, горсточка выживших, бледные тени охотников, какими были когда-то, напуганные, объятые страхом перед захватчиками, как слоны перед мышью. Вера в себя – это основная составляющая ярости победителя, разве не так? В общем, – добавил он со зловещим смешком, – мы стали энергетическим сырьем со всех точек зрения. И вот мы здесь, – заключил он, – на Бойне.
– На бойне? – повторил Роман, окидывая помещение новым взглядом.
– Видите эти амфоры по четырем углам алтаря? Мне следовало бы сказать «жертвенного столика». Они служили для сбора крови, которую выпивали во время больших лунных праздников. Желобки в земле – это что-то вроде канализации, по которой текла сукровица, всякие отходы… А мы были закованы в цепи вдоль этих стен, и стражники вызывали нас по одному. Тогда мы погружали левую руку, ту, что от сердца, в жидкий торф, и оставляли на стене отпечаток, чтобы сказать, что здесь жили Люди.
– Почему тюремщики позволяли вам это делать? – удивился Роман, с отвращением глядя на мрачные желобки на полу.
– Чтобы сосчитать нас, – уронил Реза. – Что-то вроде настенного реестра. Столько-то голов скота, столько-то голов гомо неандерталенсис, как вы нас сегодня называете. «Другие», как вы называли нас раньше.
Роман попытался собраться с мыслями.
– Ваш народ тоже потреблял человеческую плоть, в ваших окаменевших экскрементах обнаружен миоглобин, – внезапно произнес Д'Анкосс, по-прежнему лежащий на земле.
Удивленные Роман и Реза одновременно повернулись к нему.
– Вам это неизвестно, – продолжал Антуан, пытаясь изобразить улыбку, – миоглобин – это протеин мышечной ткани человека… и этот протеин может оказаться в экскрементах… только в том случае, если прошел по пищеварительному тракту… – с трудом закончил он.
– У нас вы могли бы стать Магом! – бросил Реза почти любезно. – Они тоже готовы продолжать свои научные споры с почти отрезанной головой! Если это может доставить вам удовольствие, узнайте, дорогой профессор, что мы иногда потребляли печень, мозг и грудные мышцы наших вождей во время ритуальных праздников, чтобы их сила перешла охотникам. Ничего общего с массовым животноводством.
Д'Анкосс закрыл глаза. Столько ответов на вопросы, которые занимали его всю жизнь, а он был не в силах их задать!
– А как вам удалось освободиться от этого рабства? – спросил Роман.
– Просто удачно пал жребий: все из-за ваших бесконечных войн. От поколения к поколению наши победители сами становились побежденными, население ушло из этих краев, и мы вернулись на свое место: в подземелья истории, – закончил он с горечью.
– Но о вашем существовании было известно! Как получилось так, что люди о вас забыли? – не сдержался Роман, поневоле захваченный рассказом.
– Нам повезло, что наши поработители, наши хозяева, если вам угодно, были сами уничтожены во время небывало кровавой войны с захватчиками, пришедшими с востока. Они спрятали нас, как прячут сокровища. Захватчики стерли город до основания и пошли своей дорогой, в надежде на еще большие завоевания. Я говорю вам о маленьких городках с населением в несколько тысяч и о племенных войнах. Мы же сами были тогда всего лишь горсткой в сравнении с тем количеством, какое имеется сейчас.
– Но потом… как вы смогли… ваш внешний вид… – с трудом выговорил Антуан, на губах которого уже пузырилась розоватая пена. Роман с тревогой смотрел на него.
– Мы не большие обезьяны, а люди! – возразил Реза. – Различия между нашими видами не так заметны, а вы для определения того, что называете расами, зациклились на цвете кожи. Очень забавно, однако между европейцем и африканцем раз в десять меньше генетических различий, чем между двумя африканцами разных этнических групп!
– А вы сами, какого были… цвета?
– Он различался в зависимости от широты, от одного до трех граммов меланина. Здесь мы белые, и у наших предков, заключенных под землей, цвет лица был бледнее, чем у северян. Как у многих существующих ныне видов, – продолжал он, – некоторые характерные черты обострились, другие, наоборот, смягчились. Разумеется, на всех уровнях вашего общества работают именно те, чьи отличия незаметны.
– А… смешение рас? – с трудом выговорил Антуан, голова которого была откинута.
– Все как у вас, профессор. Мы не можем скрещиваться с самками вашей расы, – услышал он саркастичный голос Реза.
Значит, они все знали о нем. Все было тщательно продумано, экспедиция являлась всего лишь приманкой. Он закрыл глаза, чтобы хоть немного отдохнуть, одну минутку, чтобы не видеть, как кружатся стены, эти покрытые засохшей кровью и смертью стены. Макс. Он покинул Макса. Он хотел бы, чтобы Макс мог положить свою окровавленную руку на его щеку, оставить на ней след…
– Антуан! – воскликнул Роман. – Антуан! Вы меня слышите?
Да, конечно, он все прекрасно слышал, но ему было лучше вот так, с закрытыми глазами, так мир меньше вращался. И так он был ближе к Максу.
– Он в шоковом состоянии, он потерял слишком много крови! Ему нужна медицинская помощь!
Роман увидел, как Реза обменялся с Татьяной взглядом, и со всей отчетливостью осознал, что они не собираются спасать Антуану жизнь. Они оставят его истекать кровью, потом выставят его тело наружу, под заходящее солнце. Одной случайной смертью больше.
В отчаянии он посмотрел на Нею, потом на Яна. Нея по-прежнему лежала без сознания, и ее простреленная кисть посинела и опухла. Ян тоже еще не очнулся и находился под действием лекарства. Роман был один. Он снова проиграл. Но приговор окажется гораздо менее мягким, чем в первый раз. Сейчас он не мог рассчитывать на отсрочку, на пресловутую словоохотливость «плохих парней», когда им наконец представился случай вцепиться когтями в героев-заключенных!
Но пока он подыскивал хоть какие-то слова, вошел бородатый колосс, который приволок сюда Яна.
– Да, Горза? – спросил Реза, смерив его взглядом.
– Телефон! – бросил Горза. – Яхья Рахим-Сафари, – добавил он почтительно.
Начальник стражей Революции. Один из хозяев Реза. Тот вздохнул. Телефон был в джипе, и он вышел в сопровождении одного из подручных. Роман повернулся к Татьяне. Заставить ее говорить. Выиграть время.
– Татьяна, дорогая, просветите меня в моем невежестве. Вы работаете на Народ или являетесь его частью?
Не отвечая, она приблизилась к одной из стен и приложила свою левую ладонь к одному из самых маленьких отпечатков, полностью его закрыв. И тогда Роман заметил, что большие пальцы везде состояли из двух фаланг равной длины и что кончики пальцев были утолщены.
– Доволен, дорогой Роман? – спросила она, возвратившись к нему.
– «Доволен» – это слово кажется мне в данной ситуации не вполне уместным.
Она засмеялась своим звонким, переливчатым смехом, а сердце Романа замерло, словно забыв сделать один удар. За ее спиной Ян открыл глаза, моргнул и вновь их закрыл. Надо отвлечь ее.
– Где Лейла, Влад, Уул?
Она подняла руку, словно коп, который обороняется от слишком нескромных вопросов прессы.
– Без комментариев. Ложный след, попробуем другой.
– Нея сказала мне, что Народ был расколот в результате междоусобных войн.
– Я принадлежу к касте воинов, – высокомерно ответила ему Татьяна. – Я не занимаюсь политикой.
– Политика и война зачастую сидят на спине одной и той же лошади.
– Я выполняю приказы Царя, остальное меня не касается.
Ян медленно, очень медленно шевельнул рукой, осторожно подбираясь к бедру.
– Кто решил, что вы будете учиться в России?
– Я там родилась. Моя мать получила точные инструкции и деньги, необходимые для того, чтобы я смогла проявить свои способности.
– Но как Народ может быть уверен, что никто из его членов не предаст его? Из-за денег, из-за любви.
– Наша организация отличается четкой структурой. Предателям там нет места.
Рука Яна добралась до кожаного сапога, вытащила из голенища остро заточенный клинок. Роман сглотнул.
– Прямо как у мафиози, – бросил он.
– Мы не преступники и не террористы… – возмутилась Татьяна.
Ян медленно поднимал руку.
– …мы просто воюем. Вот и все.
– Малоубедительный аргумент, вам не кажется?
Роман увидел, как лезвие тянется прямо к узкой спине, Татьяна продолжала пристально смотреть на него, но именно в этот момент вернулся Реза, и она обернулась к нему. В это самое мгновение клинок вонзился в ее левую лопатку, исторгнув у нее возглас боли и удивления. Ее левая рука инстинктивно рванулась к ране, ослабив тем самым железный поводок Романа, который бросился на нее, опрокинул, сделав из нее прикрытие, и захватил ее автомат.
Он направил его на Реза, который, в свою очередь, целился в Нею. Татьяна, не в силах пошевелиться из-за тисков, обхвативших ее шею, тяжело дышала. Тягостное молчание. Застывшие силуэты.
– Один-один, – внезапно произнес Роман. – Предлагаю перерыв.
– Что еще за перерыв? – высокомерно произнес Реза.
– Ну, не знаю… Вы можете убрать свою пушку и дать нам воды.
– Иначе вы выпустите пулю в голову нашего дорогого майора? Один из лучших кадров СВР!
СВР, служба внешней разведки русских. Прекрасный пример внедрения.
– Давайте, стреляйте, убейте майора! – продолжал Реза. – И что дальше? Я тогда выпущу пулю в хорошенькую головку Неи.
– А я прострелю вашу, капитан, возможно, вам это понравится меньше. Вы ведь не можете стрелять одновременно и в Нею, и в меня.
– Горза! – крикнул Реза. – То же самое могу сказать про вас, – усмехнулся он. – Вы тоже не можете стрелять одновременно в славного Горзу и в нашу дорогую Татьяну!
– Вы заблуждаетесь! – ответил ему Роман, бросая автомат Яну, который подхватил его на лету и, ни секунды не колеблясь, выпустил очередь во входящего в помещение колосса.
Горза рухнул в брызгах крови и мозгового вещества, между тем как Роман выдернул нож из раны Татьяны, которая испустила резкий крик боли, и приставил его к ее горлу, расцарапав кожу.
Все это заняло не более пяти секунд.
– Теперь ситуация изменилась, – бросил Роман. – Вы убиваете Нею, я убиваю Татьяну, а Ян убивает вас. Знаменитый номер: пляска смерти. Такое можно увидеть только в фильмах категории Z, но впечатляет! Реза поморщился, не отводя автомата от Неи.
– Все это просто смешно! – проворчал он. – Вы же прекрасно понимаете, что, даже если я вас отпущу, мои люди вас схватят и убьют! Вы должны исчезнуть, Роман. Так же как и ваши приспешники, потому что ваши индивидуальные судьбы входят в противоречие с нынешним ходом истории, это проще простого!
– Как говорил старина Адольф…
– Это вы фашисты, Роман, и всегда ими были… Жаль, что вы поняли это слишком поздно.
Холокост… Антуан открыл глаза с абсолютной убежденностью, что сейчас, именно в эту самую минуту, в Париже умер Макс. Он медленно приподнялся, теперь его голова оказалась на уровне колен Реза. Он видел ткань хаки на брюках, растянувшихся на выпуклых мышцах неандертальца. На уровне большой берцовой кости зияла прореха.
– Антуан! Лежите! – приказал ему Роман.
Антуан прищурился. Роман вонзил лезвие ножа в шею Татьяны. Он увидел, как по белой коже потекла струйка крови. Он не мог лежать. Его звали. Настойчивая вибрация, словно золотистый пучок, вырывающийся из груди и заставляющий выпрямиться. Чтобы помочь себе, он ухватился за брюки Реза.
– Оставь меня, болван! – закричал тот, встряхивая ногой.
Но Антуан обхватил ее обеими руками, худыми и жилистыми, с силой утопающего, вцепившегося в спасательный круг.
Жаль, ему придется уйти; он никогда не узнает всех ответов, подумал он. Во всяком случае, при жизни. Хотя как знать, возможно, не позже чем через пять минут он получит их столько, сколько и не ожидал.
– Я иду, Макс, – произнес он в каком-то розоватом мареве, продолжая цепляться за ногу Реза, его пальцам удалось схватиться за пояс капитана.
– Чертова мокрица!
Рука схватила его за воротник, попыталась отцепить, затем отбросила.
– Я иду, Макс.
Гомо эректус, «человек прямоходящий» в последний раз…
Прежде чем навалиться на руку, державшую пистолет, Антуан последним усилием выпрямился на старых искалеченных ногах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40