– Я тебе советую пойти потренироваться в тир, чтобы попривыкнуть к его весу и к отдаче. Это тебе не антиквариат вроде старины маузера. Не забывай его разбирать и смазывать время от времени. Из-за этой чертовой влажности металлические части быстро ржавеют. Вообще его проверяли, но если у тебя возникнут проблемы, не бойся, приходи ко мне. Теперь он – твой ангел-хранитель, и обидно будет вляпаться, если ты в нем не разберешься.
Пиб отправился в тир в обществе Соль и опробовал свой СИГ на картонной мишени. Он потратил всего пять пуль на то, чтобы скорректировать разницу между линией прицеливания и точкой попадания. Достаточно было опустить прицел на сантиметр ниже мишени, чтобы получить приличный результат. Соль уверяла, что, как следует натренировавшись со своим Бэби, она стреляла теперь инстинктивно, не отрывая пистолет от бедра.
– Так я не теряю из виду противника и выигрываю время.
Он перескочил через перегородку и подошел метров на двадцать поближе к картонной фигуре, чтобы получше ее рассмотреть. Первая пуля пролетела над самой головой, вторая попала в лоб, третья в рот, а две последних в область сердца. В отличие от маузера, приклад его нового ангела-хранителя практически не нагревался, а отдача, хотя и чувствительная, не выламывала запястье. Соль подошла к нему и одобрительно кивнула в сторону мишени.
– Неплохо для первого раза…
– А ты так и не ответила на мой вопрос: ты уже кого-нибудь убила?
– Ну да. Иногда фараоны нагрянут как ненормальные, так что и в грузовик не успеешь запрыгнуть. Приходится их укокошить.
– Так ты-то убивала их или нет?
– Ну да. Однажды пара таких попыталась загнать меня в подвал дома. Я прикончила одного – бац прямо ему в шею. А второй выстрелил в меня. Вот на столечко промахнулся, – Соль раздвинула на сантиметр указательный и большой пальцы. – Он попался, когда я прикинулась раненой. Этот придурок поверил. Вылез из своей дыры, я подождала, чтобы он подошел поближе, и – бац, прямо ему в жирное брюхо! Он стал падать на меня, и я – бац ему еще раз, прямо между глаз, и он отлетел назад. Я уж не проверяла, сдох ли он, торопилась поскорее смыться.
Пиб сунул свой СИГ за пояс, как делали «подонки». Его ствол неожиданно оказался горячим, Пиб чуть не выдернул его обратно, но, перехватив взгляд Саломе, постарался стерпеть боль, не дрогнув.
– Ну и… и как тебе это показалось?
– Хм… я была жутко рада, что не померла.
– Да нет, я имею в виду… убивать этих мужиков? Соль поморщилась от отвращения.
– Они же такие сволочи! Как и все мужики! Ну… почти все.
Едва сказав это, Соль наклонилась к Пибу и поцеловала его в губы. Поцелуй длился всего сотую долю секунды, но он обжег его так же сильно, как ствол СИГа. Она посмотрела на него то ли с несчастным, то ли с вызывающим видом – Пиб так и не понял.
– Знаешь, я очень хотела помочь тебе с испытанием, но декурион сказал, что… в общем… я не могла…
– Я тебя и не просил, – отрезал Пиб.
– Я… я не спала, когда Задница пришла за тобой, я видела, что с тобой происходит при ней.
Пиб покраснел до корней волос, просто-таки вспыхнул.
– Она не про тебя, – продолжала Соль. – Она ведь взрослая. И потом, она по ночам спит в комнате с одним центурионом.
– А ты откуда знаешь?
– Про это все знают.
В обыкновенно потухших глазах Соль на сей раз он увидел раздражение.
– Она считает себя твоей мамочкой. Взрослые девицы думают, что должны играть в мамаш малышей.
– Я не маленький! Мне почти тринадцать лет.
Соль пожала плечами и, скосив уголок рта, сдунула со щеки прилипшую прядь.
– Мальчишки остаются маленькими даже тогда, когда считают себя большими. Задница очень любит тебя, но она никогда не будет твоей.
Пиб понял, что на эту роль Соль предлагала себя, но ничего ей не ответил – не сейчас, сначала он должен привести в порядок мысли. Соль отнеслась с уважением к его решению. Когда-то и она должна была освоиться с новым своим существованием, привыкнуть к своей новой семье. Она неожиданно нежно взяла его за руку и повела к выходу.
– Если мы не поторопимся, пожрать ничего не останется.
С помощью Соль он быстро освоился в организации Южный Крест, где задания были простыми, а правила сводились к минимуму: грабежи приносили немного денег каждому, от десяти до ста евро, в зависимости от рейда. Как правило, на эту сумму покупались сладости, напитки, игры, разные мелочи, журналы и книги, которые продавали в кооперативном магазине. Растратив все за два дня, большинству «подонков» ничего не оставалось, как добровольно включиться в следующий рейд. Деньги, распределяемые декурионами, вращались по замкнутому кругу и своим круговращением способствовали укреплению финансовой базы Южного Креста. Жилье, кров, различные услуги, предоставляемые организацией, оплачивались выполнением разнообразных нарядов – дежурства по кухне, мытья посуды, стирки, уборки, охраны помещений, грузовиков, подходов к берегам Луары. За потерянную пушку брали пятьсот евро – сумму, добываемую примерно за двадцать грабежей. Более или менее строгие штрафы искупали любой ущерб, нанесенный общему имуществу. Несоблюдение правил Выбарседа грозило более или менее длительным заточением в одной из крошечных и абсолютно пустых камер, прозванных «тарми» – никто из членов Южного Креста не смог бы объяснить, откуда взялось это слово. Что касается одежды, обуви, мыла, шампуня и прочих предметов личной гигиены, то каждый сам должен был раздобыть их в развалинах разбомбленных домов и держать запас у себя в шкафчике. Для тех, кто умел не трепаться зря, вырабатывать свою норму, держаться подальше от провокаторов и довольствоваться, в качестве награды, старыми шоколадными батончиками и выдохшимися шипучими напитками, условия жизни в Южном Кресте были не хуже, чем в других местах. Более того, существование «подонков» имело одно огромное преимущество: они не учились в школе. Никакихтебе математик, грамматик, правописания, латыни, никакого изучения религии. Ни заданий, ни дневников, ни родительских собраний. Проснувшись, они не вспоминали с ужасом о рожах учителей, могли сколько хочешь смотреть мультяшки еще доархангельских времен, комедии, космические войны и порно, играть в запрещенные видео и DVD-игры на компах с огромными жидкокристаллическими экранами, дуться в кости, в бильярд, в монетки и еще в кучу разных игр, просто валяться на кровати и бить баклуши, бродить вдоль Луары, вырезать деревяшки, разбирать и собирать свое оружие – короче говоря, они были сами себе хозяева, и даже если эта развратная свобода и приводила порой к полному безделью, а иначе говоря – к жуткой тоске, никто из них ни за что не отказался бы от приносимых ею наслаждений. В Южном Кресте ни один взрослый не заставлял вас делать то, чего вы не хотели делать, есть то, чего вы не хотели есть, идти спать с наступлением темноты, никто не ругал и не кричал на вас за то, что вы икнули, пукнули, не помыли руки или посадили пятно на брюки.
Командир Сагоан всегда ел у себя дома, как правило, в компании трех центурионов и нескольких молодых людей, чаще всего – девушек, из числа свободно передвигающихся частиц. Он появлялся на публике не чаще двух-трех раз в неделю. В отряде не переставали спорить о том, сколько ему лет: некоторые стояли за то, что двадцать два, некоторые, напротив, что двадцать восемь, большинство же склонялось к двадцати четырем – двадцати пяти. Ни малорослый, ни каланча – метр семьдесят пять как минимум – он носил кожаный бело-голубой комбинезон рокера и черный плащ с широким, всегда поднятым воротником, волосы у него стояли торчком, как в японских мультиках манга, модных на рубеже двадцатого и двадцать первого века. Он никогда не повышал голоса, не играл мускулами и не выхватывал из кобуры пистолета с золотыми инкрустациями, чтобы показать свою власть. Никто не осмеливался оспаривать его приказы на людях, даже центурионы, хотя они и были поздоровее его, например Вегета, тот самый двухметрового роста парень, который прикончил женщину в ночной рубашке и позвал Пиба в Южный Крест.
Стеф была из числа девчонок, часто званных к столу командира. Эта привилегия, подтверждавшая слова Соль, приводила Пиба в отчаяние и бешенство. Конечно, Задница предпочитала общество парней своего возраста. Конечно, лучше общаться с начальством, чем с простыми «подонками». Конечно, ей не было никакого интереса якшаться с новичками, которые чуть что – писаются в штаны. Но все же ему казалось, что ночное приключение связало их глубокими и нерасторжимыми узами. Он спас ее от верной смерти, пристрелив помощника легионеров, он убил ради нее, а она едва смотрела в его сторону, когда они встречались в столовой или в коридоре, как будто вычеркнула из памяти его поступок, как будто напрочь забыла о том, как они сидели вместе и грелись друг о друга в разрушенном доме. В моменты отчаяния Пиб старался обратить внимание на Соль, представлял, как он ее целует и ласкает. Он не был в нее влюблен, не чувствовал ни малейшего влечения к ней, но она старалась попасть в один наряд с ним, постоянно болталась у реки именно тогда, когда он, расстроенный поведением Стеф, тихо загибался, сидя на берегу, она спала на соседней кровати, ложилась спать и вставала в одно время с ним, она терпеливо, молчаливой тенью дожидалась, когда привычка или обида заставят его позабыть о прежних мечтах.
Все бы, наверно, и шло своим чередом, если бы некий тип по имени Кильян и по прозвищу Киль не положил глаз на Соль. Она же никак не прореагировала на его бредовые признания, когда однажды вечером он сообщил ей, что она очень красивая и что рано или поздно она станет его девчонкой. Она пожала плечами, даже не подозревая о том, что эти слова, столь часто звучавшие в коридорах общежития «подонков», для Киля были равнозначны клятве. К тому же после этого признания он исчез. Соль он казался невзрачным из-за белобрысых волос, грубых черт лица, оттопыренных ушей, которые он старательно прятал под грязной шапкой. Она содрогалась при одной мысли о том, что к ней потянутся его пальцы с черными ногтями, рот с желтыми зубами, что ее коснется зловонное дыхание гиены. Однако через некоторое время Киль, заявивший о своих претензиях, стал опять крутиться вокруг Соль, демонстративно поигрывать мускулами и размахивать кулаками перед носом Пиба, хотя и не вступал в открытую борьбу. Ему не улыбалось, нарушив закон Выбарседа, вкусить от радостей отсидки в тарми. Он вел себя вроде самцов некоторых животных или птиц, которые лишь распускают шерсть и перья вместо того, чтобы сойтись с противником в схватке, где еще неизвестно кто победит. В данном случае в глазах вожделенной самки он только становился более смешным и менее желанным. Соль всячески пыталась дать понять Килю, что он ее не интересует, пряталась, когда он появлялся в спальне или столовой, а если он все же ее замечал, клала голову на плечо Пибу.
Схватка произошла однажды утром во время рейда в южном предместье города, в жилом квартале, изрешеченном очередью в пять урановых бомб. В тот момент, когда Пиб копался в развалинах небольшого дома, кое-как державшегося на самом краю воронки, трое парней невесть откуда возникли за его спиной и втолкнули его в одну из немногих уцелевших комнат. На кровати, залитой кровью, лежал труп старика: его шея была рассечена острым осколком зеркала. Подальше, у самой стены, виднелось еще одно тело, густо засыпанное пылью, словно саваном. Пиб задохнулся от ужасающего запаха крови и дерьма, согнулся пополам. Ствол его СИГа впился ему в низ живота. Он изо всех сил старался сдержать подступившую тошноту и следить за напавшими на него.
Они нацепили черные капюшоны с дырками для глаз, но Пибу не надо было их особо разглядывать, чтобы узнать Киля и двух его дружков. Они наставили на него два револьвера и один крошечный пистолет, наверно, Кольт Пони Покетт. Куда делась Соль? Пибу показалось, что она вошла вместе с ним в этот чертов дом. Пронизывающий моросящий дождь сочился в щели и затягивал блестящей пеленой развалины и остатки мебели. Спасатели, впервые отставшие от «подонков», еще не подоспели. Глухие жалобные стоны раненых раздавались в рассветной тишине. В воздухе все еще стоял запах пороха.
– Ты грязный козел! – выругался Киль.
– Кончай его, блин, и пошли отсюда! – рявкнул один из его парней.
– Подумают, что его тюкнули фараоны, – добавил второй.
Пиб не шевелясь перевел взгляд, прикидывая, как бы сбежать, но ставни на окне были закрыты, а единственную дверь загородили напавшие. Киль подошел и заставил его под дулом пистолета сесть на кровать в ногах трупа. В глазах его бегали искры, которые Пиб за три недели существования в Южном Кресте научился безошибочно распознавать: это были искры, предвещавшие убийство. Быть может, какой-нибудь сторонний наблюдатель заметил бы тот же блеск и в его собственных глазах, когда он целился в помощника легионеров? Он испытывал потом угрызения совести. «У тебя голова напичкана всякой христианской чушью», – заметила на это Задница. Но под пеплом раскаянья тлели угли неистового возбуждения: возможно, и не было на свете более головокружительного, более божественного наслаждения, чем решать судьбу себе подобного. Тайное «я» Пиба время от времени шевелилось где-то внутри и подхлестывало нездоровое возбуждение. Пиб торопился загнать его как можно глубже. Он до ужаса боялся обнаружить, что его настоящая натура таила в себе чудовище, существо, пьяневшее от крови и сильных ощущений.
Киль нашел подушку и с ухмылкой прижал ее ко лбу и носу Пиба. Это был трюк профессиональных убийц из фильмов на DVD – стрелять сквозь подушку или валик, чтобы заглушить звук выстрела.
На сей раз ни Стеф, ни Соль, ни кто-то еще не придет на помощь. Пиба трясло, но желания помочиться не было. Как не было и страха.
Ведь чтобы превратить смерть в игру, нужно быть по-настоящему пристреленным.
7
– Ты навсегда останешься гнусным арабом, Жозеф. Он сощурил глаза, поудобнее устроился в кожаном кресле и с удовольствием смотрел, как исчезает несокрушимая уверенность владельца притона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51