Мы поступим так же.
– Мы даже не знаем, чего они ждут.
– Надо полагать, грузовик.
Заметив груду камней в нескольких метрах от ограды, Стеф направилась к ней и села. Пиб последовал ее примеру. Ожидание оказалось долгим, и румыны, которые поначалу не обращали на них никакого внимания, стали все чаще бросать на Стеф откровенно сальные взгляды. Глаза у них заблестели. Наверное, им пришло в голову, что они ничем не рискуют, если приятно проведут время с этой беззащитной на вид девушкой. Она была одета как болгарская крестьянка, но кожа и светлые глаза выдавали иное, более дальнее и более лакомое происхождение. Быть может, Восточная Европа. Плевать на то, что ей понадобилось в этом глухом уголке Румынии, – они просто увидели уникальный шанс исполнить заветную мечту. Смерть царила на землях архангела Михаила, и они не собирались отказываться от последнего подарка судьбы. Не сговариваясь, они стали окружать Стеф и Пиба. Ностальгия в их глазах сменилась желанием. Один из них, худой темноволосый мужчина лет тридцати, расстегнул брючный ремень и жестом приказал Стеф раздеваться. Второй схватил Пиба за руку и потащил прочь от груды камней.
Пиб не почувствовал ни малейшего признака паники. Он ощущал необыкновенное спокойствие, как если бы все происходящее его совершенно не касалось.
Мгновенное превращение товарищей по подполью в хищных зверей не возмутило и не оскорбило его. Он не оказывал сопротивления тому, кто волок его в сторону. Не пробуждать подозрений. Краем глаза он видел, как другие образовали крошечную арену вокруг Стеф – ради представления, в котором они были и зрителями, и участниками. Она держалась безучастно и равнодушно, словно покорившись своей участи. Послышались крики, и стороживший Пиба румын остановился, обернулся, привстал на цыпочки. Пиб догадался, что Стеф попыталась вытащить свой кольт, но насильники тут же выбили пистолет из ее рук.
Теперь действовать предстояло ему.
Воспользовавшись тем, что его цербер отвлекся, он быстро сунул руку во внутренний карман куртки, схватил пистолет и снял его с предохранителя. Румын повернулся к нему в тот момент, когда он уже вытащил оружие. Пиб сильно ударил его рукоятью в подбородок. Тот издал сдавленное рычание, пошатнулся, отступил назад, но не упал и рухнул на землю лишь после второго мощного удара по затылку. Увлеченные зрелищем в центре арены, другие ничего не заметили.
Пиб встал у них за спиной и для начала выстрелил в воздух. Все они разом обернулись. Несколько секунд ошарашенно смотрели на мальчишку с пистолетом и на своего товарища, неподвижно лежащего на земле. Потом расступились, открыв главных действующих лиц – худого брюнета со спущенными штанами и двух его подручных, которым было поручено раздеть и держать девушку. Пиб увидел, как один из них направил на него кольт Стеф, и тут же нажал на курок. Раненный в плечо или в бок румын выронил пушку и осел на землю. Остальные мгновенно рассеялись в темноте, словно стайка перепуганных воробьев. Худой мужик неловко натянул брюки и сбежал, не дожидаясь продолжения.
Пиб поднял кольт и протянул его Стеф, не удостоив раненого взглядом. Она взяла пистолет с безмятежной улыбкой, и, поправив одежду, сунула его за пояс шаровар.
– Капитан, эти румыны, можно подумать, все хотят залезть тебе под юбку, – проворчал Пиб.
– Хотеть не означает мочь. К тому же, у меня есть ангел-хранитель. Я знала, что ты вмешаешься.
– Ну да. А если бы я…
– Со всеми твоими «если», Пиб, можно заблудиться среди бесконечных возможностей.
Тишину разорвал рокот мотора, пучок света из фар пробежался по дороге, кустам, груде камней. Из темноты возник грузовик, который остановился возле металлической ограды, затем появился второй, и вслед за ним еще пять-шесть машин с огромными прицепами застыли у обочины. Водители заглушили моторы, выключили фары, спустились из кабин и вступили в оживленную беседу с румынами. По их взглядам, жестам, нервному возбуждению Пиб понял, что они говорят о нем и Стеф. Один из шоферов отделился от группы и двинулся к ним тяжелой поступью буйвола. Гигант с широкими плечами, пепельными волосами, голубыми глазами – такими светлыми, что казались почти белыми. В белой рубахе, которую распирали мускулы, широких черных штанах с множеством карманов и спортивных туфлях на толстой подошве.
– Вы говорите по-французски?
Сам он говорил с сильным северным акцентом уроженца Прибалтики или Скандинавии.
– Мы ищем машину до восточных Карпат, – ответила Стеф.
Шофер указал пальцем на раненого, валявшегося в луже крови.
– Вы часто стреляете в людей?
– Только когда они на нас нападают, – бросил Пиб.
– А он напал на вас?
– Он хотел изнасиловать ее со своими дружками и пытался всадить пулю в меня. Но вообще-то он классный парень!
Шофер мотнул головой в сторону группы румын.
– А вот они утверждают, что она шлюха. Потребовала тридцать евро с каждого за…
– Они чепуху городят. Шлюха не пошла бы на заработки в нищую глушь. И не взяла бы с собой братишку.
– Она твоя сестра?
– Ну да.
Шофер повернулся к румынам и другим водителям, которые, выстроившись возле ограды, явно ожидали, чтобы он перевел им разговор.
– Зачем вам понадобилось ехать в Карпаты?
– Говорят, там очень красивые места, – сказала Стеф.
– Сколько вы готовы заплатить за такое путешествие?
– Сколько вы хотите получить?
Шофер на секунду задумался.
– Триста евро с каждого. Я еду до города Руман.
– Через Пиатру проезжаете?
Шофер кивнул.
– Почему здесь так много грузовиков? – спросил Пиб.
– Все шоферы надеются подзаработать за счет подпольных пассажиров. В грузовике легче проскочить, чем в автобусе или в поезде. Мало кто попадается. К тому же мы, дальнобойщики, колесим по всей Европе. Если бы вы захотели, я мог бы доставить вас в Будапешт, Прагу, Берлин, Гамбург, Копенгаген.
– С нас хватит Пиатры.
– Бабки у вас есть?
Стеф вытащила пачку из кармана блузы и отдала шестьсот евро шоферу. Тот пересчитал и, аккуратно уложив банкноты в бумажник, знаком велел следовать за ним. Другие водители что-то крикнули ему на гортанном языке. Он ответил им сухо, сделав презрительный жест в сторону румын. Завязавшийся жаркий спор он прекратил, яростно выругавшись, и быстро отошел к своему грузовику. С легкостью вскочив на подножку прицепа, он открыл маленькую дверцу в одной из двух створок.
– Полезайте туда. Я принесу вам еду и воду в Бухаресте. Это входит в плату.
Пиб также вскочил на подножку. Он почувствовал себя крошечным рядом с шофером, в котором было, вероятно, два метра пятнадцать.
– Надеюсь, вы не против путешествовать в компании мертвецов, – сказал шофер с хохотом, в котором прозвучали печальные нотки.
– Что вам кричали остальные? – спросила Стеф.
– Что я напрасно взял пассажирами тех, кто убивает румын. Что об этом все узнают, и мне несдобровать. Ни один подпольщик не сядет больше в мой грузовик.
– Вас это не пугает?
– Мне плевать. Это мое последнее путешествие между Данией и Грецией.
– Вы им об этом не сказали?
– Слово серебро, молчание золото.
– Еще один вопрос: где вы научились говорить по-французски?
Шофер помрачнел.
– Я семь лет прожил во Франции. Женился там на француженке.
– Почему вы ее бросили?
– Это она меня бросила. Она была членом террористической организации. Ее арестовали, потом отправили в лагерь. Я стал шофером, чтобы найти ее. Побывал во всех лагерях Европы. Два года назад я узнал, что она умерла.
Он втолкнул их в прицеп и, включив фонарик, обвел лучом света свой груз – деревянные гробы, каменные плиты и другие предметы похоронного обряда.
– Не бойтесь, гробы пустые, – сказал шофер. – Фонарик я вам оставлю. В кабине у меня есть другой. Устраивайтесь со всеми удобствами. В Пиатре мы будем только завтра, во второй половине дня.
Он вышел и запер дверцу на ключ. Они обнаружили в прицепе грязные одеяла и расстелили их в проходе между двумя рядами гробов. Сквозь тонкие металлические стенки доносились яростные голоса, затем хлопнула дверь кабины, грузовик тронулся с места и медленно покатил по вспученному асфальту.
Шофер, как и обещал, принес им еду и питье в пригороде Бухареста. Грузовик стоял на месте уже больше получаса, и они стали опасаться, не случилось ли какой-нибудь беды. Близкий к черноморскому побережью, колыбели архангела Михаила, Бухарест оказался главной мишенью исламистов в начале войны и пережил тринадцать бомбардировок. Система контроля здесь была самой строгой, свирепость и многочисленность охраны поражала воображение. Этот румынский город стал официальной столицей Европы, куда политики, чиновники высшего ранга, руководители крупных заводов, представители разнообразных лобби, военные в больших чинах стекались тысячами, толпясь в многочисленных дворцах, возведенных вдоль набережной Дамбовиты.
– Настоящее осиное гнездо, – сказал шофер. – Тут черных ангелов больше, чем самих горожан.
– А вы сами-то поели?
– За меня не волнуйтесь. Я не из тех, кто умрет от голода.
Они принялись жадно поглощать хлеб, колбасу, сыр и пирожные, которые он принес в большом пластиковом пакете, добавив туда бутылку газированной воды и розового вина с медовым привкусом. Он немного посидел с ними, испытывая явное удовольствие от разговора с пассажирами, приехавшими из Франции, – страны, где он не бывал со времени ареста своей жены. Она не подарила ему ребенка, о чем он теперь сожалел – у него был бы ее живой портрет. Он, как последний дурак, даже не подозревал, что она вступила в террористическую организацию. Если бы она ему об этом сказала, он бы тоже стал сражаться с мерзавцами, которые превратили этот большой прекрасный континент в гигантскую могилу. Она сумела бы вовлечь его. Узнав о ее смерти, он чуть ли не десять раз был на грани самоубийства. И никогда не испытывал желания сойтись с другой женщиной – жил одной только надеждой отыскать ее в каком-нибудь лагере на территории Европы. Теперь душа его была пуста и мертва. После этого путешествия он решил уехать на крайний север и странствовать в полном одиночестве на последних льдах планеты. Быть может, белая безмолвная пустыня поможет ему забыть о человеческом безумии и о своем несчастье.
Перед тем как уйти, он добавил:
– Будьте начеку там, в Пиатре. Не знаю, что вы намерены делать в этом скопище дерьма, но особо не рассчитывайте, что вам удастся попасть в бункер архангела Михаила. Туда даже муха не пролетит. Там полно подземных ходов и пещер. Кажется, ребятишки-ромы облазили их вдоль и поперек. Попробуйте копнуть с этой стороны. Я высажу вас у въезда в город, идет?
До рассвета грузовик ехал без остановок, потом замедлил ход и встал у бензоколонки, если судить по запаху и звукам. Пиб всю ночь практически не спал. В нем свершился переворот, природу которого ему пока не удавалось постичь, как если бы он не мог привыкнуть к своему новому внутреннему миру, как если бы это был кто-то другой. Все его страхи вдруг исчезли, и ничего не осталось от прежних мыслей, столь привычных, что они стали сутью его существа. Он испытывал то же дивное спокойствие, как во время нападения румын на Стеф, он спрашивал себя, не теряет ли он рассудок, не опадают ли с него чувства и тревоги, подобно листьям с засохшего дерева, не умерла ли и его душа. Когда-то жизнь представлялась ему чередой падений и взлетов, приятных или болезненных соприкосновений, страстных желаний и испытаний, в которых закаляется воля. Теперь он купался в ощущении постоянства, где ничто не имело значения, где исток изливался сам собой, радуясь только своему журчанию. Песня столь восхитительная, что он еще не смел прислушиваться к ней. Если он уловит ее, вернуться назад уже не сумеет, переворот завершится, вчерашний Пиб будет отброшен, как обветшавшая одежда. И не сможет он обрести укрытие в старых мечтах, в подвале родительского дома, в глубине своих сумрачных дум – он познает нескончаемые единовременные игры вселенной, вступит на ошеломительную дорогу, ведущую к человеку. Чудесная и страшная перспектива. Жизнь его не будет размечена обычными вехами, на нее не повлияет ни далекое, ни недавнее прошлое, никогда не впишется она в коллективную или индивидуальную память – каждое мгновение будет она взрываться роскошным всполохом, радикально разрушая самое себя и тут же восстанавливая свою целостность, смеясь над муками и наслаждениями. Она будет совершать прыжки из настоящего «настоящее, со скалы на скалу, из секунды в секунду, ей будут неведомы начало и конец, на смену которым придет череда непрестанных возрождений, мгновений вечности.
Вытянувшись на одеяле, Стеф внимательно следила за ним, явно радуясь, что он следует за ней в ее мир. Сама она уже давно шла по узкой и полной света тропе, куда отваживаются ступить лишь немногие из смертных.
– Мы новые чудовища, Пиб, – сказала она со счастливым смехом. – Мутанты. Дети эволюции, не зависимой от миражей биотехнологии и тех химер, которым человечество поклонялось тысячелетиями. Мы – отрицание религии, науки и истории.
– Кто делает так, чтобы это случилось с тобой или со мной? – спокойно спросил Пиб в полном согласии с самим собой.
– Зачем тебе знать? Все эти почему, кто, как, все причины и следствия образуют цепь, которая приковывает нас к бесконечным и абсурдным поискам.
– Странно, я… я больше ничего не хочу, у меня нет никаких желаний.
На глазах у Пиба выступили слезы. Стеф, приподнявшись, погладила ему щеку тыльной стороной ладони.
– Это ошеломляет, правда? Для большинства людей отсутствие желаний означает прекращение жизни. Для тебя и для меня, для всех тех, кто раньше нас пошел этой дорогой, точнее, не-дорогой, дело обстоит прямо противоположным образом: жизнь начинается, когда исчезают желания.
– А ты уже давно…
Вопрос его угас на губах Стеф.
32
Он прижал глаз к идентификатору радужной оболочки, ощутил легкую вибрацию сканирующего аппарата, отступил на шаг, когда на крошечном экране высветилась надпись «завершение проверки», подождал, пока откроется с клацающим лязгом бронированная дверь, вошел в первый грубо бетонированный коридор, отдал служебное оружие одному из четырех церберов и претерпел обычный обыск на первом контрольном пункте – неприятное прощупывание пальцами, танец детектора по мундиру, наигранно сочувственные извинения, возврат пистолета, разрешение продолжать путь, – оказался в другом коридоре, уже со стенами из металла, ведущем в первый тамбур, где ему пришлось томиться добрых полчаса, прежде чем загорелся зеленый огонек окончательного допуска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51