д. и т. п. Прошу вас, избавьте меня от этого нудного перечисления.
– Хорошо, Ваша Светлость. Но мне хотелось бы особо подчеркнуть важность встречи в 14 часов: наши армии остро нуждаются в новом вооружении. Я бы посоветовал вам прислушаться к предложениям военных предприятий. И позволю себе напомнить вам, что вы сами просили меня…
Он отключил связь яростным нажатием кнопки. Превосходный секретарь, сила Шарль Брукер, энергичный, пунктуальный, любезный. У него был только один недостаток: чрезмерное пристрастие к подросткам обоего пола. Время от времени он поднимался в город, чтобы прикупить новый материал на рынках, торгующих живых товаром, которых в последние годы расплодилось видимо-невидимо в Пиатре и в Будапеште. В главных европейских городах следовало бы провести такую же чистку, как и в его ближайшем окружении. Нельзя допускать, чтобы в истории сохранилась подобная память о нем: будто бы в его царствование возродилась продажа людей в рабство.
Усталым жестом он надавил на другую кнопку. Через несколько секунд в кабинет вошел слуга, неся на плечиках белоснежную хламиду с двумя скрещенными П и намотанное на руку нижнее белье из шелковистой теплой шерсти. Румынский мальчик снял с него халат и стал с удручающей медлительностью разворачивать белье, а он в это время стоял голый и дрожащий в самой середине комнаты. В зеркале, висящем в нише стены, он видел свое жалкое отражение – скелет с обвисшей дряблой кожей, покрытой пятнами, редкими жесткими волосками и гнойничками. Живой мертвец. Какой была бы реакция европейской нации, нации Христа, если бы она увидела своего дряхлого лидера во всей его неприглядной наготе? Почему он так отчаянно цеплялся за это призрачное существование? Не было ли это полное неприятие смерти знаком бесплодной, неудавшейся жизни? Почти все уже было у него отнято: он утерял сексуальность, гибкость, силу, здоровье. Оставался только ум, еще живой, несмотря на постоянные головные боли, и в любом случае еще способный контролировать все махинации его маленького мирка на пятом подземном уровне бункера.
В 10.13 он закрыл заседание с херувимами в сквернейшем расположении духа. Поскольку слишком многие европейцы полагали, что он умер, херувимы рекомендовали ему посетить все крупные города с целью пресечь неприятные слухи. Он напомнил им, в довольно крепких выражениях, что принял решение не покидать своего убежища до окончания войны. Они настаивали, и особенно усердствовал в этом Теодор Пушкаш, круглолицый венгр с певучим голосом и слащавыми манерами, человек столь же ловкий, сколь жестокий, херувим, которого считали самым вероятным его преемником. Он спросил себя, уж не является ли Теодор Пушкаш посланником смерти, и во время заседания не спускал с него глаз. Зал, примыкавший к его апартаментам, идеально подходил для тайной расправы, поскольку по вполне понятным соображениям безопасности не был подсоединен к системам наблюдения – советники, силы и власти, называли это помещение Маленькой Гробницей.
В 11.27 ему удалось отделаться от папского нунция, кардинала Оттавио Веризи, худого плешивого прелата, постоянного представителя Ватикана в Пиатре. Прием состоялся, как обычно, в зале для официальных аудиенций, поскольку Церковь требовала, чтобы к ней относились с почтением, соответствующим ее мощи и статусу. Верховный понтифик Иоанн-Павел III приглашал светского – Оттавио Веризи особо подчеркнул это слово – пастыря Европы на ближайший собор, который через три месяца состоится в Праге. Чрезвычайно быстрая эволюция христианства за последние двадцать лет сделала необходимым введение новых правил. Нунций пытался вырвать у него положительный ответ, но удовлетворился неопределенным обещанием, исполнение которого зависело от состояния здоровья собеседника, и удалился, заверив его в горячей признательности Церкви, целиком и полностью сознающей, что возрождением своим она в значительной степени обязана человеку, который спас Европу от разъедающих ее «старых материалистических демонов и исламистских термитов».
В 13.05 он завершил конференцию по дуплексной связи с региональными парламентами Европы. Полтора десятка депутатов высказались по таким проблемам, как уважение к традициям различных территорий и принятие единого европейского языка, вечный предмет для дискуссий, затеваемых чаще всего англо-германо-голландской коалицией, раздраженной господством французского, налоговая реформа, еще один вечный предмет для дискуссий, распределение европейского бюджета, необходимость субсидий для сельского хозяйства, испытывающего трудности несмотря на полный запрет импорта, галопирующая инфляция и снижение покупательной способности евро, тревожный рост числа бездомных и преступных элементов в городах, подвергающихся бомбардировкам и химическим атакам, невозможность поддерживать в должном состоянии дороги и канализационные системы. Они попросту напоминали ему, что Европа, ЕГО Европа с каждым днем обращается в прах. Он ответил им с нарочитым равнодушием, что вслед за зимой всегда приходит весна, что Европа, ИХ Европа вскоре возродится еще более прекрасной и чистой, чем прежде, что им следует верить, терпеть и молиться Богу.
В 13.49, после краткого спора в коридоре с силой Шарлем Брукером, он покончил с обедом, состоявшим из вареных овощей и жареного цыпленка – эти продукты поставлял к его столу крестьянин из окрестностей Пиатры, еженедельно приезжавший в город на телеге, – пирожного с неописуемым вкусом, сходным, пожалуй, с той коричневой желатиновой капсулой, которую ему приходилось разжевывать каждое утро, и слабым кофе без сахара. Обычно он обедал в столовой апартаментов, окруженный роем безмолвных служителей. Иногда ему не удавалось контролировать свои движения, и он пачкал белоснежную хламиду – они тут же приносили ему другую и с нежной ловкостью переодевали его.
В 15.16 он завершил совещание с генеральным штабом, сократившимся до пяти престолов. На заседании присутствовали некоторые власти и силы – в частности, сила Шарль Брукер, – которые после смещения Жана де ла Валетты смогли ознакомиться с рапортами фронтовых инспекторов. Из этих яростных донесений следовало, что легионы находятся на грани бунта и что необходимы срочные поставки для улучшения условий их жизни. В конечном счете, было решено выявить зачинщиков беспорядков и усилить репрессии, пока не подоспеет новый человеческий материал.
– Фронт – это вам не отель с пятью звездами, – заявил престол Милош Акер.
– Скорее ад с пятью вилами, – отозвался один из властей.
Раскаты их хохота долго отдавались в спертом воздухе командного пункта.
В 15.20, после мучительного визита в уборную, он в сопровождении четырех генетически усовершенствованных легионеров покинул свои апартаменты и вошел в гостиную для частных аудиенций.
37
Реми Мартино был их тех упорных и хитрых людей, которые всегда ухитряются достичь своей цели. Он перевернул бы небо и землю, чтобы понравиться Стеф, но пока удовлетворился тем, что раздобыл драгоценные пропуска на имя Джессики Леглер и Павла Лаковски в кабинетах четвертого подземного уровня.
– Я думал, вы брат и сестра, – пробурчал он, вернув им пластиковые карточки в 13.30, когда они вновь встретились в кафе.
– Я сохранила фамилию матери, Павел взял отцовскую…
Мартино не удосужился, хотя это напрашивалось само собой, взглянуть на голографические портреты, впечатанные в пластик. Больше получаса у него ушло на переговоры с персоналом четвертого уровня. В конечном счете он прибег к самому убедительному аргументу, вытащив несколько бумажек в пятьдесят и двадцать евро. Его собеседники, два чеха, прикарманили взятку с привычной алчностью хищников.
– Не надо было тратиться ради нас, – сказала Стеф.
Реми отмел это возражение взмахом руки.
– Пусть это вас не тревожит. У меня имеется солидный резерв для того, чтобы некоторые двери, скажем так, раскрывались передо мной.
– Должно быть, вы готовите действительно крупную сделку…
– В несколько десятков миллиардов евро. За это стоит чуть приплатить, верно?
Он посмотрел на часы.
– Скоро мы все узнаем. Кстати, одеты вы превосходно.
Стеф и Пиб сменили гардероб тут же, рядом с рестораном, в небольшом магазинчике, где отдали последние евро за платье в классическом стиле, сумочку и туфли на шпильках для Стеф, светлый костюм, голубую рубашку, серый галстук и черные ботинки для Пиба. Продавщица, улыбчивая красотка, венгерка из Богемии, не задала им ни единого вопроса. Старые вещи она сложила в большие пластиковые мешки, которые они выбросили в мусорный бак, отправив туда же и штурмовую винтовку. Оставив себе лишь пистолеты и тщательно проверив обойму, они спрятали их: Пиб сунул свой за брючный ремень, Стеф – в сумочку. Затем они вернулись в ресторан и стали ждать Реми, неторопливо потягивая кофе.
– Вы на каком уровне живете? – спросил Мартино.
Они только что вошли в коридор шириной в проспект, по которому двигалась шумная толпа. Примерно в пятидесяти метрах от них возвышалась монументальная дверь, нечто вроде металлической триумфальной арки, обильно изукрашенной в барочном стиле, вход в сердце бункера. Реми схватил Стеф за руку и, прижав ее к себе, стал пробиваться вперед. Она часто поглядывала через плечо, желая убедиться, что Пиб не отстает от них. Добравшись до двери, они встали в очередь избранных – большей частью делегатов лоббистских групп, которым предстояла встреча с архангелом Михаилом или одним из его приближенных. Стеф тревожным взглядом указала Пибу на легионеров, фильтрующих толпу гостей у входа: они делили мужчин и женщин на отдельные потоки, направляя их в прилегающие помещения, где, несомненно, производили самый тщательный личный досмотр.
Реми вновь взглянул на часы.
– Черт, мы опаздываем. Нельзя проворонить такую возможность из-за всей этой чепухи. Я здесь уже три месяца торчу. Подождите меня.
Активно работая локтями и не обращая внимания на негодующие возгласы, он оказался у самого входа, ухватил за руку одного из церберов, о чем-то коротко переговорил с ним, затем показал ему свое приглашение, пропуска Стеф и Пиба, поманил обоих к себе.
– Если тебя поведут обыскивать, сделай вид, будто идешь за ними и беги вперед, не оглядываясь, – шепнула Стеф Пибу.
– Ну ты и скажешь! У нас нет никаких шансов выбраться из этого дерьма.
– Жизнь непредсказуема. Не забудь: беги вперед, не оглядываясь. Я люблю тебя, Пиб.
– Я тоже люблю тебя, Задница.
Она сжала ему руку, потом начала пробиваться ко входу сквозь плотную толпу. Едва они подошли к Реми, как тот подхватил их и подвел к легионеру. Цербер несколько секунд рассматривал их, невозмутимый и непроницаемый за забралом своей каски, затем дулом своей штурмовой винтовки дал знак проходить.
У Пиба сразу возникло поразительное ощущение, будто он оказался в другом мире, мире теней и безмолвия. Люди, мимо которых они проходили, не разговаривали, изъясняясь жестами, еле слышным шепотом, едва различимым шелестом. Черные звезды усеивали потолки, откуда изливался приглушенный желтоватый свет, подвижные и неприметные глаза множества камер.
– Почему нас не стали обыскивать? – выдохнула Стеф.
– Я сказал ему, что архангел назначил нам встречу по чрезвычайно важному делу и будет крайне недоволен, если мы опоздаем, – ответил Реми.
– И этого было достаточно?
– Возможно, это не подействовало бы, но охранник оказался французом. Земляки должны немного помогать друг другу, верно? Да и чем он рисковал? Любого, кто хочет попасть в это логово дьявола, тысячу раз обыщут на верхних уровнях.
Они вошли в кабинет силы Шарля Брукера, одного из шести личных секретарей пастыря Европы. Секретарь произнес небольшой спич – как бельгиец, франкофон и неизменный друг Франции он лично поддержал просьбу объединения французских военных предприятий, поскольку считает, что обновление экипировки наших солдат будет способствовать скорой и окончательной победе христианских легионов, обеспечив одновременно солидные валютные поступления региональному правительству Парижа, такого прекрасного города, – прежде чем проводить их в гостиную для частных аудиенций, небольшую комнату с округлым сводом, где были расставлены глубокие кожаные кресла и низкие инкрустированные столики. Ноги утопали в мягких пушистых коврах. Две лампы освещали голографический портрет архангела в полный рост. Пиб узнал лицо, которое видел по телевизору в родительском доме, узнал эти резкие черты, эти пугающие глаза, эти белоснежные волосы и бороду. Сила предупредил, что архангел немного задержится, что вы хотите, у него такой напряженный график, и что сам он тоже будет присутствовать при аудиенции. Перед тем как удалиться, он окинул Стеф и Пиба томным взором.
Прошел час. Реми начинал терять терпение.
– Не беспокойтесь, он придет, – заверила его Стеф.
– Почему вы так уверены в этом?
– Есть такие встречи, которых избежать нельзя.
– Да услышит вас небо. Слушайте, вы так и не сказали мне, на каком уровне живете…
– Не будем тратить время на бесполезные разговоры.
Она подняла голову, он проследил за ее взглядом и тоже увидел черные глаза камер на потолке. До 15.30 они не произнесли больше ни единого слова.
Внезапное появление архангела застало их почти врасплох. Он ринулся к креслу, как стервятник к добыче, и устроился в нем с гримасой боли. Он был один. Но за полуоткрытой дверью, в сумраке коридора, угадывалось присутствие легионеров. Он сохранил прежний облик, прежнюю худобу, но черты его лица обострились, стали более жесткими, застывшими. Под иссохшей кожей с ужасающей четкостью обрисовывалась форма черепа, скулы, глазницы, челюсти, надбровные дуги, виски. Голубые глаза, напротив, сверкали тем же пронизывающим блеском. На белоснежной хламиде ярко искрились вышитые золотой нитью слова Право и Пика.
Реми встал и поклонился.
– Ваша Светлость, мы крайне…
Архангел Михаил прервал его жестом.
– Итак, вот и вы, – сказал он, пристально вглядываясь в Стеф и Пиба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51