Конечно, это был не тот день, который Анри Карно хотелось бы помнить. Он отогнал неприятные мысли и заметил серебряный поднос, который лакей поставил перед ним. Визитки рассыпались по скатерти, и он нахмурился, узнав несколько имен, оттиснутых на них. Ему следовало бы прогнать этих нетерпеливых юных щеголей, посылавших Мадлон цветы, подарки, пригласительные билеты, раньше чем снисходительная Софи подаст им надежду, играя с ними с неистощимым энтузиазмом настоящей свахи. С другой стороны, самой Мадлон явно нравилось их внимание, она выглядела менее худой и бледной. Дядя Анри незаметно вздохнул. Возможно, Софи была права, утверждая, что он ничего не понимает в брачных играх. Но его доводы были подсказаны сердцем, так его дорогие девочки могли попасться в расставленные сети. А они были еще недостаточно взрослыми, чтобы выходить замуж прямо сейчас!В дверях лакей ясным голосом произнес:– Гость к мадемуазель де Бернар.Ровена почувствовала, как у нее екнуло сердце.– Кто это? – спросила тетя Софи.– Мадам Бурбулон, мадам. Я просил ее подождать в золотой гостиной.– О Боже, я забыла, что обещала поехать кататься с ней верхом, – Ровена быстро поднялась, оправляя юбки и ни на кого не глядя. Когда она заговорила вновь, ее голос был спокойным, скрывающим ее внутреннее напряжение.– Не хочешь ли ты поехать с нами, Жюсси?– Нет, спасибо. Я обещала Мадлон побыть с ней утром. Мне кажется, ей еще рано вставать с кровати, иначе я боюсь, что она...Ровена покинула комнату. Она заглянула в гостиную и поздоровалась с гостьей, пообещав, что через минуту вернется, и помчалась вниз по ступенькам, забыв, что на ней утреннее платье, мало подходящее для верховой езды. Вполне естественно, что она забыла предупредить о прогулке Полину. Ровена обо всем забывала в эти дни, и было нетрудно догадаться почему. Она, конечно, опять думала о Квине, ведя себя как сгорающая от любви школьница, у которой на уме только его прекрасное лицо и улыбающийся рот.Квин пробудил в ней любовь, и она не могла забыть его. Он взял ее лицо в свои ладони и поцеловал так, что земля поплыла у нее под ногами, и она поняла, что это было совершенное, полное счастье. Она страстно хотела его, даже теперь, и ощущала, как набухли от желания ее соски под вышитым корсетом.Ровена быстро оглядела себя в зеркало, застегивая серый вельветовый жакет. Квин взял ее на руки... а когда утром она и Мадлон покидали королевский дворец, он поцеловал ее нежно и долго, не обращая внимания на покрасневшую от смущения мадам Слюзе. Он обещал приехать к ней, как только сможет, и сердце Ровены возликовало. Конечно, это означало, что он решил остаться во Франции и принять предложение герцога Веллингтона!Но он не пришел и не написал ни одной записки за все это время, прошедшее с тех волшебных часов в Пале-Рояле.– Но прошло только три дня, дурочка, – вслух сказала Ровена, но не смогла улыбнуться своему отражению в зеркале. Но в такое великолепное утро она не могла обижаться на Квина или на кого-нибудь другого. В ослепительном синем небе над высокими парижскими крышами стремительно носились ласточки. Квин позовет, как только сможет. Он дал слово. Оставалось только ждать – до утра или до послезавтра, а может, только до полудня. А вдруг записка уже будет ждать ее, когда она вернется после прогулки верхом?Глаза Ровены скользнули по маленькой шляпке, которую Полина одела на ее высоко взбитые волосы. Перо шляпки щегольски вилось на уровне щек. Из-за мрачного выражения глаза Ровены казались темнее обыкновенного, более темно-фиолетового цвета, чем лесная фиалка. Ее фигура была стройной и соблазнительной, и Полина, отступив, окинула ее восхищенным взглядом.– Может, у мадемуазель свидание в Люксембургском саду? – вырвалось у нее нечаянно.Ровена весело рассмеялась:– Если фортуна будет ко мне благосклонна, то возможно.Сбежав по ступенькам лестницы, она спустилась в гостиную, где ее ожидала Евгения Бурбулон – двадцатитрехлетняя прелестная блондинка, красоту которой как нельзя лучше подчеркивало нарядное темное платье. Как и у Ровены, выражение глаз Евгении носило печать какого-то скрытого драматизма. Ее род был одним из самых знатных во Франции, ее титулованный супруг считался героем, потому что служил генералом в армии под командованием маршала Нея. Евгения была начитанной и глубоко религиозной и, возможно, слишком строгой для своего возраста. Возможно, это было связано с тем, что она воспитывалась в монастыре Святой Валерии и потом вышла замуж без любви за пожилого генерала империи. И все же она могла быть очаровательной, если этого хотела: ее интерес к искусству, а также те средства, которые она тратила как его покровительница, создали ее салону репутацию одного из самых блестящих во Франции.Хотя в семье Евгении считали, что ей нравится снисходить до Ровены де Бернар, чтобы образовывать ее, обе молодые женщины чувствовали друг к другу настоящую симпатию. Казалось, они дополняли друг друга. В Евгении было то, чего не было у Ровены: изощренный интеллект, утонченная грациозность и изысканность. А Евгения находила в Ровене непосредственность, глубокий ум и такое открытое сердце, что иногда ей хотелось смотреть на мир через сияющие глаза своей подруги.И конечно, их объединяла любовь к лошадям.Ровена настояла на том, чтобы взять из Шартро своего любимого жеребца Терминуса в Париж, и именно его ржание привлекло внимание Евгении, когда Ровена скакала галопом по лужайке Марсова поля несколько недель тому назад. Муж Евгении разводил лошадей, он так же страстно увлекался ими, как и она. Знакомство с Ровеной началось с желания Евгении узнать родословную жеребца. Теперь они вместе выезжали верхом по крайней мере два раза в неделю, и Евгения даже интересовалась, позволит ли дядя Анри пригласить Ровену присоединиться к охоте в Бонмезон, замке ее мужа на Луаре.– Прекрасная погода для галопа, – выходя, заметила Евгения. – Поедем в лес?Булонский лес с его озерами и таинственными тропинками, лугами и перелесками находился в некотором удалении отсюда, но сегодня все словно манило поехать туда.– Почему бы нет? – отважно отвечала Ровена. Начало сентября было теплым, а последние дни по-осеннему ясными. Каштановые деревья уже оделись в золотую листву.В фаэтоне Евгении они добрались до каменных стен Порт-Дофин. Грум Бурбулонов, держа лошадей под уздцы, помог им сесть верхом. А поскольку в лесу могли встретиться разбойники, он поскакал за ними, держась на расстоянии пистолетного выстрела, – оружие было засунуто у него за пояс.Париж 1814 года все еще сохранял кое-что от средневекового города. И прежде всего из-за не вымощенных камнем зловонных сточных канав, которые приезжие англичане находили отвратительными.В последние годы город начал расти – иногда бесконтрольно, часто без заранее обдуманного плана. Прилегающие болота, луга, берега рек с каждым годом все больше и больше застраивались домами. Возможно, именно поэтому Булонский лес приходилось охранять от подобных неуправляемых застроек. Без прогулок в этом парке Ровене трудней было бы справиться с ностальгией по окрестностям Шартро. Таинственная улыбка тронула ее губы, когда она вспомнила о своем решении вернуться домой четыре дня тому назад. Но это было до того, как она узнала, что Тарквин в Париже, – и сразу грязный, шумный город превратился в милый и прекрасный, который она не могла покинуть.– Как странно, что любовь способна все преобразить с такой легкостью! – подумала она.Тем временем их лошади скакали по берегам озера Терье и перешли на галоп в свежепосыпанной песком аллее Сен-Дени. Впереди, на подъеме, шумная компания детей, едущая на пикник в экипаже, разразилась смехом. Пустив лошадей рысью, они оживленно обсуждали вчерашний отъезд в Вену Чарльза Джозефа, принца Линь, кузена Евгении. Разговор, естественно, перешел на сам конгресс: их грум никогда бы не мог предположить, что молодые дамы обсуждают такие серьезные темы. Он с нескрываемым удивлением смотрел на юную, изысканно одетую спутницу своей хозяйки.– Мой дядя не думает, что на этом конгрессе может быть достигнуто что-то существенное. Ему кажется, что политики погрязнут в интригах.Евгения согласилась.– Чарльз сказал, что слишком уж много свергнутых принцев надеются вернуть свои владения, маленькие государства хотят стать больше, а ретивые молодые, политики любой ценой стремятся предохранить Францию от ошибок двух последних десятилетий. Невозможно угодить всем им. Я думаю, все они беспокоятся о нас, то есть о Франции. Как мы можем осуждать их – наполеоновских генералов, мечтающих, чтобы Бонапарт был возвращен из изгнания, или солдат, желающих того же. Все они презирают короля.– Да, Людовик разочаровал всех, – задумчиво произнесла Ровена. – Я думаю, он совершил большую ошибку, урезав размер военной пенсии и сократив содержание офицерам.– Недовольные солдаты могут взбунтоваться, – согласилась Евгения. – Я совершенно не доверяю им.Ровена содрогнулась, снова представив себе кровавое столкновение у Сильва. Да еще и надписи, приветствующие Наполеона, которые в последнее время стали все чаще и чаще уродовать стены домов. Не может быть, чтобы люди на самом деле хотели победоносного возвращения этого корсиканского чудовища! Неужели коллективная память Франции была такой короткой? Солдаты, которые всего несколько месяцев назад охотно бросали свое оружие и присягали на верность Людовику XVIII, теперь ворчали о том, насколько лучше им жилось, когда они служили императору, и разговоры в гостиных все чаще сводились к ностальгическим сожалениям о былой славе Франции.– Я навсегда покину Францию, если они вернут его обратно, – подумала Ровена. – Я не хочу иметь ничего общего с этим проявлением национальной глупости.Тогда, как считает Тарквин и ее семья, возможно, начнется новая война. Она отказывалась думать об этом. Не могла. Они дорого заплатили за этот мир.– Надеюсь, найдется какая-нибудь выдающаяся личность, которая доведет до конца цели конгресса, – неожиданно произнесла Евгения.– Почему бы в таком случае не прислать эту личность сюда?Ровена подняла голову и без труда узнала человека с орлиным носом, в темно-синем мундире, подъехавшего к ним с противоположной стороны аллеи в сопровождении группы всадников.– Доброе утро, мадемуазель де Бернар, – сказал он, снимая высокий кивер. – Рад снова видеть вас.Он сделал полупоклон, представляясь Евгении.– Ваш муж и я – старые знакомые, мадам. Могу заметить, что отношусь к нему с величайшим уважением..Его французский был безупречен, и Евгения не могла удержать улыбку, так как трудно было противиться обаянию Веллингтона.– Я с удовольствием передам ему то, что вы сказали, ваша светлость.– Позвольте мне представить вас моей свите, – продолжал герцог. – Мадемуазель де Бернар, возможно, видела некоторых из них в посольстве. Лорд Мэнес, мой поверенный в делах, и мистер Эдвард Эриксон, мой заместитель. И, конечно, мадемуазель де Бернар уже знает моего военного атташе майора Йорка.Сердце Ровены замерло. Она не могла ясно видеть человека на лошади, остановившегося позади герцога, поскольку солнце ярко светило ей в глаза. Теперь она бросила быстрый взгляд на Тарквина, который подъехал ближе и наклонился, чтобы взять ее руку в перчатке.– Очарован, мадемуазель.Ровена наклонила голову с холодным, высокомерным видом. Она чувствовала, как сильно бьется ее сердце. Ее рука загорелась, когда губы Квина коснулись ее. Он улыбнулся, давая понять, что понимает ее чувства. Она сделала над собой усилие, чтобы говорить спокойно.– Я не знала, что вы присоединились к свите посла, майор Йорк.Ответил Веллингтон:– Думаю, он не собирался этого делать, дорогая. Он военная косточка, вы знаете, и в первый раз, когда я его об этом просил, он отверг мое предложение. Не понимаю, что заставило его изменить решение.– Возможно, присутствие такой очаровательной парижанки, – сказал Тарквин, пристально глядя на Ровену и Евгению и улыбаясь. На мгновение его глаза задержались на лице Ровены, и он заметил ее трепетное дыхание, подтверждавшее, что за его насмешливым тоном скрывается правда. Она отвела взгляд, взволнованная его словами. Действительно ли он согласился остаться только после того, как узнал, что она в Париже? Ее сердце пело. Он любит ее! Конечно, он любит!– Желаю приятной прогулки, леди! – сказал герцог Веллингтон, еще раз приподымая шляпу. – Сожалею, что не можем сопровождать вас, но у нас больше нет свободного времени. До свидания.Евгения, опершись рукой о бедро, наблюдала, как они поскакали в направлении Мюэту.– Ну, посмотрим, – сказала она после короткой паузы. – Какая впечатляющая коллекция мужчин, ты не находишь? Ты заметила, с каким интересом один из них пожирал тебя глазами?Ровена опустила голову. Она надеялась, что ее подруга не заметила краски на ее лице.– Я думаю, ты ошиблась.Евгения разразилась легким смехом.– Это было слишком заметно, дорогая. Конечно, это был он. А теперь ответь-ка, что значит он для тебя?Ровена мгновенно поняла, что была не в силах скрывать свое хрупкое счастье. О, эта великая, кровавая битва при Сашенах! Неужели он мог хоть на минуту поверить, что может быть спасен от нее теперь?Письмо ожидало Ровену, когда она возвратилась домой. Оно лежало рядом с флакончиками духов на ее туалетном столике. Не обращая внимания на Полину, Ровена схватила его и распечатала. Она почти ненавидела себя за ту радость, которая охватила ее. Ее волнение усилилось.– Я должен увидеть вас немедленно. Дело не терпит отлагательств. Буду ждать вас вечером в трактире «Лошади Марли», с часов. Если сможете, приходите одна.– Как не похожа на Квина эта игра в интриги, – подумала Ровена с внезапной досадой. – Почему он просто не позвал меня домой? Он должен был знать, что дядя Анри был бы рад принять его после всего того, что он и Исмаил сделали для Феликса.Слегка нахмурившись, она снова прочла записку. Был ли это просто романтический жест или тут таилось что-то серьезное? Ничего в поведении Тарквина сегодняшним утром не говорило ни о чем таком необычном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59