– Так где Щелкунчик?
– Откуда ж я знаю, мой сладкий? Он кадр Дафны.
– Бриджит, ты хотела сказать.
– Уел! – Жасмин добродушно склонила голову.
Авила достал еще одну стодолларовую банкноту и сунул под бутылку с водой.
– Он в мотеле?
– Кажется, нет. В доме.
– А где?
– Надо у нее спросить.
– Дать еще четвертак для автомата?
– Она сегодня работает. Оставь свой телефон.
Авила записал номер на краю отсыревшей банкноты. Жасмин спрятала ее в сумочку.
– Есть хочется, – сказала она.
– Мне нет.
– Что такое? – Жасмин стиснула коленку Авилы. – А, понятно! Знаю, чего ты злишься.
– Ни черта ты не знаешь.
– А вот и знаю. Психанул на мои слова, какой ты в постели.
Авила соскочил с табурета и потребовал счет. Жасмин пихнула его назад и, прижавшись грудью к его руке, прошептала:
– Эй, все путем! Это даже пикантно.
– Я не пищу! – холодно заявил Авила.
– Ладно, – согласилась Жасмин. – Ты абсолютно прав. Давай, милый, как насчет бифштекса?
Эди и Щелкунчик долго собачились из-за девушки по вызову. Не время тешиться, говорила Эди, надо подготовиться к приезду начальника Фреда, чтобы изображать мужа и жену. Полегче, отвечал Щелкунчик, прикрой хлебало. Насмотревшись на смачных шлюх у Опры по телику, он возжелал пососать леденец бывшей Дафны.
Та обрадовалась звонку, ибо после урагана служба сопровождения словно влипла в патоку. Девица поймала такси, но добиралась долго – шофер заплутал в кромешной тьме и дорожной неразберихе.
Из-за отсутствия двери Бриджит без стука вошла в гостиную, где горела свечка, а Эди с Щелкунчиком с ненавистью пялились друг на друга.
– Здрасьте вам, – приветствовала их девица.
Эди в ответ раздраженно кивнула.
Бриджит с ходу плюхнулась Щелкунчику на колени и, болтая толстенькими ножками, облобызала в шею: кривая челюсть затрудняла поцелуй в губы.
– Ты мне на ствол уселась, – сказал Щелкунчик.
Бриджит игриво приподняла попку, давая ему вытащить пистолет, и спросила:
– Что у тебя с ногой, душка?
– Спроси вон ту психованную сучку.
Бриджит уставилась на Эди.
– Он меня ударил, – пояснила та. – А я дала сдачи.
– Монтировкой, блин.
– Круто! – оценила шлюха.
Щелкунчик велел Эди пару часиков прогулять собак.
– У вас собаки? Где? – встрепенулась Бриджит. – Обожаю собачек!
– Ты давай раздевайся, – приказал Щелкунчик. – Где «Столичная»?
– Все магазины на лопате.
– Твою в бога душу мать!
– Послушай, Бриджит, – сказала Эди. – Я против тебя ничего не имею, но у нас утром очень важная встреча…
– Да погоди ты! – перебил Щелкунчик. – Я не понял, у нас что – нет водки?
– Ураган же, котик. Все закрыто.
– Не свисти, ты даже не искала!
– Угомонись, – проворковала Бриджит. – Нам подогрев не нужен.
Эди не сдавалась:
– Я лишь хочу, чтобы утром тебя здесь не было, хорошо? Наш гость не поймет.
– Без проблем, подруга.
– Только не обижайся.
Бриджит рассмеялась:
– У меня самой нет охоты застревать в этой помойке.
– Видела бы ты, что творится в ванной. В унитазе и раковине развелись вот такие москиты.
Бриджит скорчила рожицу и сжала колени.
– Эди, считаю до десяти, – вмешался Щелкунчик. – Шевели задницей.
Во дворе залаяли Доналд и Марла.
– Это ваши песики? – Бриджит соскочила с колен Щелкунчика и, подбежав к проему, где некогда была стеклянная дверь, вгляделась в темноту. – Как мило тявкают! Что за порода?
Щелкунчик подхромал и встал рядом:
– Компост, блин, пинчер, на хер.
– Компост-пинчер?
– Станут, когда я их уделаю. Хоть какая-то польза будет. – Щелкунчик вынул пистолет и дважды пальнул в лающую темень. Бриджит вскрикнула и зажала уши. Эди подскочила сзади и саданула Щелкунчика ногой под больную коленку. Тот изумленно хрюкнул и рухнул.
Собачьему переполоху снаружи значительно прибавили децибел. Доналд и Марла заходились в истерике. Эди поспешила на улицу, пока таксы не удавились поводками. Бриджит присела на корточки перед Щелкунчиком и попеняла за то, что он такая бяка.
Левону Стихлеру, как он прикинул, терять было нечего. Ураган отнял у него все, включая урну с прахом недавно почившей жены. Жизнь, в которую он вгрохал почти всю военную пенсию, разлетелась вдребезги острыми как бритва осколками. После многочасовых усилий по спасению пожитков уцелевших сухих вещей не набралось даже, чтобы заполнить коробку для снастей. В столь жалком положении находились и остальные соседи по трейлерному парку. За сутки потрясение и отчаяние дистиллировались у старика в высокооктановую ярость. Кто-то должен поплатиться! – мысленно громыхал Левон Стихлер. Вполне логично, что этим человеком следует стать самодовольному сукину сыну, продавшему трейлеры, этому жирному скользкому ворюге, который заверял, что домики прошли проверку и выдержат ураган.
Левон Стихлер видел Тони Торреса в поселке наутро после шторма, но паршивый хмырь улизнул, как койот. Еще несколько дней Стихлер кипел злостью, разгребая обломки в поисках ценностей, а затем появились рабочие и бульдозером сгребли останки поселка. Старик прикидывал вариант переезда в Сент-Пол, где жила единственная дочь, но мысль о долгих холодных зимах и пребывании в одном доме с шестью гиперактивными внуками была невыносимой.
Нет, никаких переездов на север. Левон Стихлер считал, что жизнь погублена бесповоротно и моральную ответственность за эту трагедию несет конкретный человек. Ему самому не знать покоя, пока жив Тони Торрес. Возможно, убийство торговца превратит его в героя, ну хотя бы в глазах соседей, – так убеждал себя старик. Он воображал сочувствие общества, заголовки во всех газетах страны и даже беседу с Конни Чунг. А тюрьма не так уж страшна – там безопаснее, чем в трейлере повышенной вместимости. Эх! Левон Стихлер никому не сказал о своей миссии. Он нисколько не повредился в уме после урагана, но собирался сослаться на это в суде. Защита Альцгеймера – тоже хороший вариант. Но прежде надо продумать убедительно эксцентричное убийство.
Решив действовать, Левон Стихлер позвонил в фирму «Сборное Роскошное Жилье». В трубке бесконечно раздавались гудки, и старик уж было подумал, что ураган обанкротил торговцев трейлерами. На самом деле компания переживала свой звездный час благодаря массовому заказу от Управления по чрезвычайным ситуациям. Дядя Сэм щедро снабжал бездомных жертв урагана трейлерами. Несчастные, лишившиеся крова, потому что жили в трейлерах компании «Сборное Роскошное Жилье», снова получали изделия этой фирмы. Ни сама фирма, ни федеральное правительство не считали нужным заострять внимание пострадавших на этой издевательской детали.
Наконец телефон откликнулся, и секретарша не преминула сообщить, как все они ужасно заняты. Левон Стихлер попросил соединить его с мистером Торресом. Женщина ответила, что Тони, видимо, взял отпуск по личным обстоятельствам и неизвестно, когда он появится на работе. Стихлер сообразил, что он уже не первый недовольный клиент, который наводит справки. Секретарша вежливо отказалась сообщить домашний номер торговца.
Из промокшего телефонного справочника Левон Стихлер аккуратно изъял страницу с адресами всех Антонио Торресов, проживающих в Большом Майами. Заправил машину и начал охоту.
В первый день он вычеркнул из списка трех автомехаников, инструктора подводного плавания, торакального хирурга, хироманта, двух юристов и университетского преподавателя. Всех звали Антонио Торрес, но среди них не было мерзавца, которого разыскивал Стихлер. Старик измотался, но решимости не утратил.
На следующий день отсев кандидатов продолжился: биржевой маклер, работник питомника, ловец креветок, полицейский, два электрика, оптик и газонокосильщик на поле для гольфа. Еще один Тони Торрес, неряшливый и явно умственно неполноценный, попытался всучить пакет липового «дилаудида», другой пригрозил оттяпать голову мотыгой.
Третий день поисков привел Левона Стихлера в «Черепашью Луговину» к дому 15600 по Калуса-драйв. Старик уже насмотрелся на разрушения от урагана, и потому его совершенно не тронул вид еще одного выпотрошенного дома без крыши. Здесь хотя бы уцелели стены, чего не скажешь о доме самого Стихлера.
В дверном проеме Левона встретила миловидная белая женщина. Она была в мешковатых джинсах и длинной бледно-лиловой тенниске. Босая и, если Стихлера не подвели семидесятилетние глаза, без лифчика. Ногти на ногах были цвета красного гибискуса.
– Здесь проживает семья Торрес? – спросил Стихлер.
– Да, – ответила женщина.
– Антонио Торрес, торговец?
– Все верно. – Женщина протянула руку. – Я миссис Торрес. Входите, мы вас ждали.
Левон Стихлер вздрогнул:
– Что?
Босоногая женщина без лифчика провела его в кухню – довольно захламленную.
– Где ваш муж?
– В спальне. Мистер Дав уже едет?
– Не знаю, – ответил Стихлер и подумал: «Что еще за мистер Дав?» – Послушайте, миссис Торрес…
– Нерия, прошу вас. – Женщина сказала, что ей нужно отлучиться к генератору в гараже. Вернувшись в кухню, она включила электрическую кофеварку и приготовила три чашки кофе.
Стихлер сухо поблагодарил и сделал глоток. Жена – это помеха, Тони Торрес нужен один.
Босоногая женщина положила в свою чашку две ложки сахару.
– У вас сегодня первое посещение?
– Да, конечно, – ответил Стихлер, теряясь в догадках. Раньше ему не приходилось убивать, он сильно нервничал, то и дело поглядывал на часы, и хозяйка это заметила.
– Тони в душе, – сказала она. – Сейчас выйдет.
– Хорошо.
– Как кофе? Извините, нет сливок.
– Кофе чудесный.
Женщина казалась милой. Что она нашла в таком прожженном негодяе, как Торрес?
Из соседней комнаты донеслись приглушенные голоса, утробный смех мужчины и пронзительное женское хихиканье. Стихлер медленно полез в карман ветровки и стиснул прохладную рукоятку своего оружия.
– Дорогой! – окликнула босая. – Мистер Риди ждет.
Риди? Решимость Стихлера растворялась в возникшей путанице. С этим Тони Торресом все шло наперекосяк. Но Левон высмотрел на стене диплом с выпуклыми золочеными буквами: «Продавец года, Роскошное Сборное Жилье». Тот самый подонок.
Стихлер понимал, что должен действовать быстро, иначе навсегда потеряет шанс отомстить. Он вынул из куртки оружие и грозно поднял над головой.
– Вам лучше уйти, – сказал он женщине.
Хозяйка спокойно поставила чашку с кофе. Ее лицо сморщилось – но не от страха, а так, словно она задумалась над кроссвордом.
– Что это? – Она показала на штуковину в руке Стихлера.
– А как по-вашему?
– Большой штопор?
– Это крепежный бурав, миссис Торрес. Предполагалось, что он удержит мой трейлер при шторме.
Левон Стихлер сотни раз проигрывал в воображении картину убийства, когда затачивал бурав на оселке. Жирная морда Тони Торреса – легкая мишень. Любую из его широких волосатых ноздрей можно усовершенствовать стальным острием, которое, по расчетам Стихлера, проникнет через носовую полость глубоко в мозг.
– Прошу прощенья, вы совсем рехнулись? – спросила босоногая.
Левон не успел ответить – в дверях кухни нарисовалась высокая мужская фигура. Стихлер перехватил бурав, как копье, и ринулся в атаку. Женщина крикнула «Берегись!», и мужчина опрокинулся на мокрый пол.
Бурав застрял в полке деревянного шкафа. Стихлер обеими руками пытался его вытащить, но не получалось. Он разъяренно взглянул на предполагаемую жертву и воскликнул:
– Черт! Вы не тот! – Он выпустил бурав. – Это не вы продали мне трейлер!
Из спальни выскочила еще одна женщина – растрепанная и полуодетая. Вдвоем с босоногой они помогли мужчине подняться.
– Вы не Тони Торрес! – прокурорским тоном заявил Стихлер.
– Черта с два, – ответил Щелкунчик.
Эди встала между ними и обратилась к напарнику:
– Дорогой, кажется, мистер Риди свихнулся.
– Еще хуже, – поддержала Бриджит.
– Я не Риди.
Эди развернулась к старику:
– Погодите, так вы не из страховой компании?
Левону Стихлеру, разглядевшему наконец жестокие глаза Щелкунчика на перекошенной роже, показалось, что его старые хрупкие кости превращаются в труху.
– Где мистер Торрес? – спросил он с гораздо меньшим пылом.
Эди раздраженно вздохнула:
– Невероятно! Он не Риди! Кто бы мог подумать!
Щелкунчик пожелал сам в том убедиться. Он подсунул физиономию вплотную к липу старика и спросил:
– Ты не страховщик? Не начальник Фреда?
Неверно оценив ситуацию, Левон Стихлер энергично помотал головой. Эди отступила в сторону, чтобы не мешать Щелкунчику вырубить старика.
Они сидели на скатанных спальниках и ждали, когда в кустарнике проснется губернатор.
Августин, как многие мужчины после исключительно ярких моментов, счел, что следует извиниться.
– За что? – спросила Бонни. – Идея-то моя.
– Нет, нет, нет. Ты должна сказать, что все это было ужасной ошибкой. Тебя занесло. Ты сама не знаешь, что в тебя вселилось. Теперь ты чувствуешь, что тебя использовали, тебе горько и противно и есть только одно желание – мчаться домой к мужу.
– Вообще-то я чувствую себя просто великолепно.
– Я тоже. – Августин поцеловал Бонни. – Прости, но я получил католическое воспитание. Я уверен, что мне было хорошо, если только потом меня мучит совесть.
– А, так ты об этом! Разумеется, я сознаю свою вину. И ты должен переживать, что позволил новобрачной себя соблазнить. – Бонни встала и потянулась. – Однако, сеньор Эррера, есть большая разница между виноватостью и угрызениями совести. У меня никаких угрызений.
– И у меня, – сказал Августин. – Вот я и чувствую себя виноватым, что их нет.
Бонни гикнула, вскочила ему на спину, и они повалились на землю игривым клубком.
Из кустов вышел Сцинк и заулыбался.
– Животные! – ветхозаветно возопил он. – Звери, открыто совокупляющиеся!
Молодые люди встали и отряхнулись. Видок у губернатора был еще тот: в спутанных волосах застряли сучки и мокрые листья, в бороде поблескивали нити оборванной паутины.
Он театрально прошагал к кострищу, выкрикивая:
– Прелюбодеи! Блудники! Позор на ваши головы!
Августин подмигнул Бонни:
– Вот это слово я забыл – позор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45