Потому-то все гладко и проходит.
– Я ужасно боюсь его пистолета, – пожаловался Фред.
– Ничего не поделаешь. Придурок балдеет от оружия.
В дверь ванной в безумной манере ополоумевших барсуков заскреблись Доналд и Марла.
– Пошли отсюда, – сказала Эди. – А то Щелкунчика переклинит.
– Сумасшедший дом!
Эди машинально притянула голову Фреда к своей груди.
– Не тревожься, – сказала она, и оценщик мгновенно перенесся в теплую благоухающую долину, где не может произойти ничего дурного.
Вдруг за дверью грохнул выстрел, залаяли собаки и благим матом взвыл Щелкунчик.
– Господи! – воскликнула Эди.
Фред зарылся лицом в расщелину ее грудей.
– Что нам делать? – обреченно спросил он.
Я умер или вижу сон, решил Авила.
Потому как пригвожденный к кресту должен испытывать боль сильнее. Даже если прибита лишь одна рука, заболит так, что мать твою в душу. Наяву я бы орал во все горло, а сейчас обвис, как промокший флаг, и, чувствуя тупую боль, гляжу на…
Конечно, это сон.
Потому что во Флориде львы не водятся. А это чудище – вполне взрослый африканский лев. Царь долбаных джунглей. На пасти отчетливо видны красно-бурые пятна. Явственно несет звериной мочой. И отчетливо слышно, как хрустит на клыках, господи ты боже мой, человеческий хребет.
Лев жрал любителя пончиков.
Авила застыл в позе огородного пугала, боясь даже мигнуть. Прерывая временами трапезу, здоровенная кошка взглядывала по сторонам, зевала, облизывала лапы и встряхивала гривой, отгоняя мошкару. На ухе зверя виднелась синяя бирка, но это не важно.
А важно вот что: Авила определенно не спал. Лев настоящий. И явно послан на спасение жизни Авилы.
Но не католическим богом – католики не обладают умением вызывать из джунглей дьявольских тварей. Нет, это сделало более добротное и таинственное божество, которое ответило на вознесенные с креста мольбы.
Gracias, Чанго! Muchas gracias.
Вернусь домой, пообещал Авила своему божественному опекуну, и сделаю тебе подношение, достойное королей. Будут куры и кролики. А может, раскошелюсь и на козла.
А пока, просил Авила, пусть лев, пожалуйста, уберется, чтобы я вытащил из руки сволочной гвоздь.
Громадная кошка неспешно обедала, расположившись ярдах в пятнадцати от сосны. Молоток, который выронил Айра Джексон, лежал возле ног Авилы. Судя по следам на земле, лев напал на любителя пончиков сзади, мгновенно прикончил и уволок на сухой, заросший травой пятачок, где теперь по-хозяйски потрошил расчлененные останки. Зверь слизнул с усатой морды золотую цепочку, свисавшую наподобие макаронины.
Познания Авилы о застольных привычках львов были отрывочны, но он не мог поверить, что животное не насытится, плотно закусив мистером Джексоном. Несмотря на боль в руке, инспектор окаменело висел на кресте, пока лев, перестав чавкать, не задремал.
Авила осторожно повернул голову, чтобы осмотреть пробитую руку. Ладонь в ручейках запекшейся крови. Гвоздь прошел под указательным и средним пальцами, которые слабо шевельнулись, повинуясь мысленному приказу хозяина. Все-таки утешение – мужик не задел кости.
Не спуская глаз с кемарившего льва, Авила плавно, как в замедленной съемке, высвободил от клейкой ленты здоровую руку и осторожно стал раскачивать гвоздь в пробитой ладони. Это оказалось не столь мучительным, как он предполагал. Возможно, Чанго ниспослал и анестезию.
К счастью, самодельное распятие было сколочено из размякшего дерева. Меньше чем через минуту гвоздь выскочил, и рука упала, выдав умеренный фонтанчик крови. Авила зажал ладонь меж трясущихся колен и прикусил губу, сдерживая крик. Лев не шевельнулся. Клочья яркой рубашки Аиры Джексона, прилепившиеся к горлу зверя наподобие слюнявчика, трепетали от львиного храпа.
Авила распутал лодыжки и стал, крадучись, отходить от сосны. Тут его взгляд упал на обгрызенный мосол – жалкий остаток любителя пончиков, но мощный талисман в будущих обрядах сантерии.
Авила сунул в карман обслюнявленный трофей и ускользнул прочь.
Сцинк предпочел провести ночь в пикапе. В начале одиннадцатого Августин принес ему горячий кубинский сэндвич и пару бутылок пива. Сцинк благодарно моргнул. Схамкав бутерброд и заглотнув пиво, он сказал:
– Значит, она осталась.
– Я не знаю почему.
– Потому что не встречала таких, как ты.
– Или таких, как вы.
– Да еще муж оскотинился.
Августин привалился к крылу пикапа.
– Она здесь, и я этому рад. Я сама добродетель – боже мой, у женщины медовый месяц!
Сцинк приподнял косматую бровь:
– Новый спад?
– Еще какой.
– Это ее решение, сынок. Не казнись.
Но Августина грызло беспокойство, а не вина. Если так пойдет дальше, он очень скоро влюбится в миссис Лэм. Сколько мужик сумеет выдержать, когда по ночам к нему льнет благоуханная женщина? А Бонни льнула весьма пылко, хотя и платонически. Тревога терзала Августина. Ему не устоять против ее волос, пахнущих бугенвиллией, против бархатистого изгиба шеи и джинсово-синих глаз. Ни одна женщина так ловко не сворачивалась в его объятьях. Даже ее сонное похрапыванье и сопенье умиротворяли его – вот как крепко он влип.
«Всего лишь поцелуй на прощанье», – поют Мик и Кит.
Новобрачная. Блистательно.
Августин поймал себя на том, что смотрит на окно гостевой комнаты. За шторами мелькнул силуэт Бонни. Потом свет погас.
Сцинк ткнул Августина в бок.
– Угомонись. Ничего не будет, если только она сама не захочет.
Стоя в кузове пикапа, губернатор энергично принялся за гимнастические упражнения, сопровождавшиеся сверхъестественным астматическим хрипом. Это продолжалось под звездами целых двадцать минут. Августин молча наблюдал. Наконец Сцинк тяжело сел, качнув грузовик.
– Допивать будешь? – спросил он, показывая на оставшееся пиво.
– Угощайтесь.
– А ты терпеливый.
– Чего-чего, а времени у меня полно, – ответил Августин. Зачем подгонять человека?
Сцинк запрокинул голову и залпом допил пиво.
– Никогда не знаешь, как в таких случаях все обернется, – задумчиво сказал он.
– Не имеет значения, капитан. Я в деле.
– Ладно, вот. – Сцинк передал Августину клочок бумаги, полученный в больнице от патрульного. Там значилось:
черный джип «чероки»
BZQ-42F.
Августина поразило, что после жестокого избиения Бренда Рорк еще помнила номер машины.
– Номера краденые, – сказал Сцинк. – Вполне естественно.
– Кто водитель?
– Белый мужчина, не латинос, далеко за тридцать. С деформированной челюстью, как сообщает патрульная Рорк. И в полосатом костюме. – Сцинк опрокинулся на спину и сложил руки за головой.
– С чего начнем? – Августин заглянул в кузов. Нападавший уже мог рвануть в Атланту.
– Есть кое-какие соображения.
– Полицейские его раньше поймают, – покачал головой Августин.
– Они все на последствиях урагана, пашут по две смены. Даже сыщики стоят регулировщиками. – Сцинк усмехнулся. – Неплохое время для беглеца.
Что-то мягкое коснулось ноги Августина – соседская полосатая кошка. Он нагнулся ее погладить, но рыжий зверь шмыгнул под пикап.
– Я делаю это ради Джима, – сказал губернатор. – Он не часто обращается с просьбами.
– Но есть и другие причины.
– Верно, – кивнул Сцинк. – Не люблю подонков, которые бьют женщин. К тому же шторм меня не удовлетворил…
Стихия не принесла разрушительного очищения, на которое надеялся пророчивший его губернатор. В идеале ураган должен изгонять, а не привлекать людей. Огромное число приезжих в Южной Флориде просто угнетало, а моральные качества охотников за богатством наводили ужас: прибывали гнусные жулики, хитрые аферисты, бесчувственные корыстолюбцы, не говоря уже о настоящих бандитах и громилах. Именно такие подонки бьют женщину в лицо.
– Не жди, что я буду сдерживаться, – предупредил Сцинк.
– И в мыслях не было, – ответил Августин.
В гостевой комнате горел свет. Августин вошел и увидел, что Бонни сидит в кровати. Вместо ночной рубашки на ней была длинная белая футболка, которую она отыскала в комоде: «Том Петти и Хартбрейкерз». Августин купил ее в Майами на концерте, куда повел психопатку докторшу, позже пытавшуюся препарировать его в ванной. Подруга приобрела черную тенниску, в тон мотоциклетным сапогам. Тогда ансамбль Августину приглянулся – этакий псевдонеряшливый стиль.
– Макс не звонил? – спросила Бонни.
Августин проверил автоответчик – никаких сообщений. Он вернулся в спальню и сказал об этом Бонни.
– Я замужем неделю и один день. Что со мной происходит? – Бонни подтянула колени к груди. – Я должна быть дома.
Это верно, подумал Августин, тут ты абсолютно права!
– Вы считаете моего мужа ничтожеством?
– Вовсе нет, – вежливо солгал Августин.
– Тогда почему он не позвонил? – Бонни не ждала ответа. – Идите сюда. – Она сдвинулась под одеялом, но Августин целомудренно присел на край. – Наверное, думаете, я свихнулась.
– Нет.
– У меня душа вверх тормашками, по-другому не скажешь.
– Оставайтесь здесь, сколько пожелаете.
– Я хочу поехать с вами и… с ним. С похитителем.
– Зачем?
– Не знаю. Возможно, тут виноват Макс, или мой отец с его моделями самолетов, или мое никудышное детство, хотя воспоминания остались прекрасные. Но что-то в нем было не так. Нормальные счастливые девочки потом не бросают мужей, правда? – Бонни выключила лампу. – Лечь не хотите?
– Лучше не надо, – сказал Августин.
Ее рука отыскала в темноте его щеку.
– Я вот что предлагаю, – сказала Бонни. – Спать вместе.
– Мы уже спали вместе, миссис Лэм. – Сердце не запнулось, и Августин себя похвалил – чуть-чуть юмора, и неловкости как не бывало.
– Перестаньте, вы понимаете, о чем я.
– В смысле – переспать?
– Быстро вы сообразили. – Бонни обхватила его за плечи и притянула к себе. Августин ткнулся головой в подушку. Бонни тотчас его оседлала, прижала руки и крепко уперлась подбородком ему в грудь. В луче света, пробивавшемся из окна, он видел ее улыбку и ярко блестевшие глаза, а за ее спиной – полку с ощерившимися черепами.
– Может, близость с вами прояснит мои мысли, – сказала Бонни.
– Попробуйте электрошок.
– Я вполне серьезно.
– И вы вполне замужем.
– Да, только у вас все равно встал.
– Благодарю за информацию.
Бонни выпустила руки Августина и взяла в ладони его лицо. Она уже не улыбалась.
– Перестаньте. – В ее голосе звучала грусть. – Неужели не понятно – я не знаю, что еще сделать. Пробовала плакать – не помогает.
– Простите…
– Вы мне гораздо ближе Макса. Дурной знак.
– Точно.
– Особенно после недели замужества. У меня супруг, а я чувствую себя с ним старухой или невидимкой… – Бонни вцепилась в его рубашку. – Знаете, забудьте все, что я говорила.
– Хорошо.
– Но вы и сами об этом думали.
– Беспрестанно, – признался Августин и в приливе идиотской добропорядочности выпалил: – Но это было бы неправильно.
Грудь Бонни покоилась на его животе и слегка вздымалась при каждом вдохе. Дружеские отношения бывают мучительны, напомнил себе Августин.
– Что дальше? – спросила Бонни.
– Сейчас моя эрекция пропадет, и мы сможем поспать.
Бонни потупилась и… покраснела? В темноте не поймешь.
– Нет, я имела в виду губернатора. Что вы затеваете?
– Жуткие приключения и бешеные гонки.
Бонни угнездилась рядом. Августина жутко тянуло погладить ее волосы, поцеловать в макушку и провести пальцем по великолепному бархатистому изгибу шеи. Из-за дурацкой благопристойности он сдержался.
Миссис Лэм быстро уснула, а он еще долго не спал. Вскоре после полуночи в кухне зазвонил телефон. Августин не подошел, чтобы не разбудить нового друга. Наверное, можно было осторожно ее подвинуть, но он не стал.
Она так сладко спала, и ему было хорошо.
17
В три часа ночи Бонни перевернулась на другой бок, и Августин смог подойти к телефону, который то замолкал, то снова звонил.
Естественно, это из Нью-Йорка пробивался ее муж. Августин приготовился к перебранке.
– Что происходит? – закричал Макс.
– С Бонни все в порядке, она спит.
– Отвечайте!
– Она несколько раз вам звонила, потому что была не в состоянии лететь…
– Пожалуйста, разбудите ее. Скажите, это важно.
Ожидая, Макс припомнил весь напрочь испорченный, долгий и неблагодарный день. Пресс-конференцию Национального института здравоохранения, заявившую об опасности сигарет «Мустанг», транслировали «Си-эн-эн», «МТВ» и прочие крупные телекомпании. Разумеется, затем последовали весьма колкие монологи теле– и радиоведущих. Особенно сволочной комментарий прозвучал у мудрил с МТВ – он бил прямо по молодым курильщицам, на которых и строился маркетинговый расчет. Утром ожидались передовицы в «Таймс», «Уолл-стрит Джорнал» и «Вашингтон Пост». Слово «катастрофа» слишком слабо характеризовало ситуацию: упертый президент фирмы «Даремские Бензин, Мясо и Табак» категорически настаивал на полном эмбарго на размещение рекламы в изданиях, опубликовавших исследования НИЗ, что означало – во всех газетах и журналах Соединенных Штатов. В «Родейл и Бернс» царила похоронная атмосфера, поскольку в случае отмены печатной рекламы агентство теряло миллионы долларов. Макс полдня пытался связаться с президентом фирмы «БМиТ», находившимся в Гвадалахаре, где ему трижды в день делали инъекции гомогенизованной бараньей спермы, чтобы приостановить развитие злокачественных опухолей в легких. Сотрудники клиники сказали, что президент звонки не принимает, и отказались соединить Макса с палатой старого сумасброда.
Мало того, теперь Максу приходилось возиться со взбалмошной и упрямой женушкой во Флориде.
– Дорогой? – осипшим со сна голосом сказала Бонни.
Макс вцепился в трубку, как в шею извивающейся гремучей змеи:
– Объясни наконец, что происходит?
– Прости, мне нужно еще несколько дней.
– Почему ты не в мотеле?
– Я тут заснула.
– С черепами? Господи, Бонни!
Когда Макс сильно волновался, он придушенно хрипел, как – сравнение коллег – астматик на стимуляторах. Естественно, думала Бонни, муж расстроился, узнав, что она с Августином. Пытаться что-то объяснить бессмысленно, она и сама еще не разобралась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45