https://wodolei.ru/catalog/leyki_shlangi_dushi/shlang/
– Есть «полынный поцелуй». И «букет феи». И еще «орочья сушь»…
– Аспирин есть? – вяло осведомился я, пытаясь совладать с ломотой в висках и переносице. То ли от беспорядочной остаточной волшбы, стелющейся в пространстве словно едкий дым, но скорее от накатывающей усталости и болезни.
– Аспирин? – поразился продавец. – И чего? От него тоже лучшеет?
– Мне лучшеет.
– Не, у меня все по старинке. Ты бы к извратам сходил, тут, за углом… Ну или в аптеку.
К извратам я не пошел, углядев справа от дворца Малой Комедии (закрыт на реставрацию) скромную вывеску очередной антикварной лавки. Уныло встряхнув почти пустой баллончик, я махнул рукой и поплелся через улицу. Все равно от этой личины мало проку. «Проницатели» и видеокамеры видят через нее, а для людей мой нынешний жалкий облик равносилен полноценной искажающей маске. Вряд ли они запомнят что-то большее, чем мрачного бродягу в потертой кожаной куртке с куском темного полотна.
Негромко тренькнул надтреснутый колокольчик над дверью. Пахнуло теплом, оттененным запахами старого дерева и лака. Качнулся причудливый жестяной фонарь над моделью старинного фрегата. Отсветы пробежали по металлическим зрачкам усеявших бархат разнокалиберных монет, лежавших в витрине возле входа. В первый момент мне показалось, что в полуосвещенном магазинчике никого нет, но тут же плавно шевельнулась фигура возле дальних полок и поплыла вдоль прилавка, неслышно и неспешно, как глубоководная рыба.
Продавца (или хозяина?) лавки ничуть не удивил поздний визит взъерошенного парня с явно больным взглядом и глупой историей о якобы случайно найденном гобелене. Склонившись над расстеленным на прилавке полотном и водя над ним крючковатым носом, старик задумчиво повторил:
– Значит, говорите, случайно нашли… В оставшихся после дальнего родственника вещах…
– Угу, – угрюмо подтвердил я, размышляя о том, что, если и этот продавец откажется купить гобелен, я пойду в ближайший ломбард и продам его как бабушкин настенный коврик. Лишь бы успеть до закрытия.
– И давно родственник помер? – хмыкнул старик, изучая краешек реликвии через лупу.
– Месяц назад, – брякнул я утомленно.
– Ну… – Старик поднял на меня насмешливые глаза неопределенно-темного цвета. – В таком случае покойного пути к вечным вершинам господину Флаину Магрицу. Надо же, какое огорчение с ним приключилось. А ведь буквально с час назад его показывали в вечерних новостях, и выглядел он вполне свежим. Хотя кто их знает, этих Черных магов. Все они немного некроманты…
Следующий вдох застыл где-то на полпути к легким, растопырившись твердыми углами.
Так. Нарвался. Как раз тогда, когда меньше всего этого ожидал. Чувство опасности оцепенело, задавленное болезненным отупением, – и вот результат. Сухощавый, крючконосый старик с острыми, буравящими глазками насадил меня на свой иронический взгляд как жука на булавку.
– А мне сегодня соседка-гадалка предсказала нежданную добычу, – продолжая рассеянно поглаживать ткань гобелена, молвил старик. – Кто бы мог подумать…
Дернуть гобелен на себя и метнуться вон. Он все равно не успеет перескочить через прилавок.
– Только не надо делать резких движений, – проницательно поспешил предупредить продавец. – У меня порог из «стынь-камня» сделан. А прилавок «одоленью» окован. Зачаровывал сам Кимон Врад. Покалечитесь.
– Никаких лишних движений я делать не собираюсь. – Я разомкнул наконец сведенные судорогой челюсти. – Вы покупаете вещь, или я ухожу.
Старик покивал.
– Ах, молодость, молодость… Тороплива и неосторожна. Я ведь не первый у вас сегодня, верно? Вы напрасно пытались продать его таким образом. Никто в этих районах у вас его не купит. Либо они слишком глупы, чтобы распознать сокровище, либо побоятся связываться с Магрицем. А вот я куплю. И даже предложу вам выбор. Или вы без шума принимаете мою цену… мм, скажем, сотни три, чтобы вы не слишком расстраивались…
– Или?
– Или я нажимаю вот тут тревожную кнопку – и сюда прибежит очень много людей. Поверьте, этот вариант даже мне не слишком нравится…
Ударить? Снести эту понимающую ироническую полуулыбку с его лица?.. Он ведь знает, что некуда мне деваться. А я знаю, что не смогу ударить старика… Даже если бы над прилавком не мерцала тонкая вязь «одолени», усиленная чужим заклятием. Хотя зря он так на нее надеется. Пробить можно…
Можно!
Глухая, темная горечь плеснулась внутри. Язык снова ожег знакомый металлический привкус. Притихшая было боль встрепенулась, пронзая виски и переносицу. Кровоточащая, пустая каверна магического резерва стремительно наполнялась злым огнем невоплощенных образов. И яд растекся по жилам вместо привычного ощущения силы.
Еще немного, и…
Нет!
Стараясь не расплескать этот ядовитый огонь, удержать его в себе, не позволяя даже капле скользнуть наружу, до костяного стука стиснув зубы и при этом пытаясь двигаться максимально быстро, я качнулся назад, выхватывая одной рукой из кармана почти пустой баллончик с личиной , а другой рукой дергая на себя злосчастный гобелен. «Одолень» над прилавком не распознала угрозы в едва тлеющих простеньких чарах. В том-то и недостаток «одолени», что у нее строго ограниченный набор «опасных» предметов. Лезвия, пистолеты, кулаки и даже газовые баллончики… Но не баллончики с личинами. Да и какая в них опасность для жизни?
Мерцающая взвесь ударила в лицо старика, заставив того отшатнуться с проклятиями и зажмуриться, закрывая глаза ладонями. К счастью, сам магазинчик был размером мал, так что от прилавка до выхода шага четыре. И можно не бежать и не делать резких движений, тогда «стынь-камень» пропустит без проблем. Отыгранных секунд должно хватить, главное – не поддаваться панике…
Зато снаружи можно и поддаться. Прижав к себе хлопающее полотно, я понесся по темным улицам, не разбирая дороги. Шарахаясь от неподвижных фонарей и шумных, ярко освещенных трамваев. Огибая пешеходов и мучительно стараясь даже не соприкоснуться случайно ни с кем, чтобы бушующее во мне смятенное, яростное пламя не перекинулось на других.
И когда постепенно густеющая тьма переулков, лишенная почти всех огней, внезапно распалась на человеческие силуэты, обступившие меня и что-то хрипло бормочущие («…закурить… эй, ты чего…»), бешеный огонь все-таки выплеснулся наружу, порождая какую-то иную магию… Наверное, страшную, потому что люди внезапно метнулись в россыпь, оставив после себя острый мускусный запах испуга.
А я остался стоять посреди узкой улицы, глотая раскаленной глоткой колючий воздух и слепо таращась перед собой. Окостеневшую память растопило злое пламя, позволив прочесть строки вчерашней ночи. Или, может, аналогия ситуации сработала.
Я вспомнил…
Незнакомый широкий двор, расчерченный серебристым светом отмытой недавним дождем луны. Перекладина качелей, неподвижные туши припаркованных машин, откуда-то доносится смутная музыка. Вокруг многоэтажные дома, в редких окнах еще горит свет, над парой подъездов тлеют светляки ламп, но сам двор не освещен. Единственный тусклый фонарь вымыл из мрака угол дома и кусок тротуара – ничем не примечательные, слепые, безликие, как в тысячах подобных районов.
Да и был бы здесь указатель с названием улицы или номера дома – что мне это даст?
Незнакомый, по-ночному недобрый, чужой город.
Я попытался реанимировать гобелен, но ткань обвисла вяло и безжизненно. Тяжелая, намокшая, пахнущая паленой шерстью и сыростью тряпка. Дотянула до города – и то хорошо…
Что-то мелькнуло на периферии зрения. Нечто темное на темном. Быстрое, достаточно большое. А может, померещилось от усталости. Горячка боя успела выветриться, пока стремительно мертвеющий гобелен тянул своего пассажира до города. Даже эмоции остались там, на пустоши. А за мной увязались, свинцом пригибая к земле, утомление, апатия и подоспевшая боль. Подернувшие, как пепел на догорающем кострище, неутоленную ярость и жажду мести. Вроде и тлеет, но уже по инерции, выгорая…
Повалиться бы здесь прямо на мостовую и лежать до утра. Все равно сил не осталось. Ни физических, ни магических… Но нет, бреду куда-то без определенного направления, волоча за собой реликвию.
И натыкаюсь… Все правильно. Из темноты, стоило обогнуть дом, выплывают ленивые фигуры… Нечленораздельно говорящие тела. Разболтанная походка. Вонь перегара от дешевого пойла и курева.
«Закурить есть?»
«Эй, куда прешь!»
«А где такое одеяло взял…»
«…А ну дай сюда…»
«…Да ты на кого руку поднял…»
«…Ну щас…»
Я даже не успел их пересчитать. Внутренние предохранители наконец перегорели напрочь. Что-то взорвалось во мне слепой, черной вспышкой. На дотлевающий костер дохнул ветер безумия, и сдетонировали свежее разочарование от только что проигранного боя, злость от предательства, старый-старый, дремучий страх и давно, казалось, ушедшая на дно памяти боль…
Такая же ночь, такие же равнодушные чужие стены вокруг, такие же пахнущие спиртом тени. Бессилие, боль и ужас…
Завертелась сумасшедшая карусель, когда на мгновения проступали и тут же размазывались оскаленные лица, когда мешались хрип, ругань, невнятный вой и глухие удары, когда летели брызги крови и стеклянное крошево разбитых бутылок…
Их оказалось много, человек восемь. И они не были так уж пьяны. И даже мой священный воинский азарт не компенсировал бы численный перевес. Но в какой-то момент я внезапно осознал, что на помощь мне пришел некто, кто выдергивает противников из круга нападающих. Одного, затем второго… Как раз в тот момент, когда этот второй был готов вонзить бутылочную розетку мне в печень.
Но рассмотреть оказавшего услугу я смог лишь позже.
Последний неприятель повалился на асфальт от прямого удара в челюсть. А я еще постоял несколько секунд, свесив руки, покачиваясь и пытаясь сосредоточиться. Затем, прижимая болезненно ноющую кисть, я побрел меж скорчившихся тел за угол, где сложно шевелился мрак, туда, откуда доносились странные звуки.
Сразу за поворотом некто в темном опустился на колени над лежащим навзничь человеком. Большая часть человека скрыта склонившейся к нему фигурой, но вытянутые ноги безвольно и как-то жалко подрагивают в такт несколько птичьим движениям нагнувшегося. Сосущие звуки пробирают до озноба.
Я делаю следующий шаг, и вампир оборачивается, демонстрируя словно выбеленное известкой, плоское лицо с чертами карикатурно-человеческими. Глаза мерцают красным, холодным, неживым светом, как огонек светофора. Подбородок измазан темными, лаково отблескивающими потеками.
Тварь слегка улыбается, глядя на меня. Выражение ее лица спокойное и дружелюбное. Эдакий добродушный сосед по столику в ресторане.
«…Много пищи… хорошая охота… ты помог мне, я помог тебе… – щекочет мозг бесполый голос. – …Ты тоже голоден… тебе нужны силы… бери, здесь много… ешь… пища…» Голос назойливо сверлит сознание, и я осознаю, что действительно невозможно голоден и что мне нужна пища, чтобы восстановить силы, и нужна она прямо сейчас.
Вампиры – твари быстрые. Но этот не успел даже отпрянуть, когда я прыгнул на него, вонзая в сердце кусок стекла от бутылки и одновременно загоняя в разрастающуюся рану остатки своего магического резерва. И впился пальцами в пергаментную, холодную кожу чудовища, запуская пальцы в расползающуюся плоть. На лице умирающей твари обиженное изумление – «я же помог тебе!..»
Я выцедил его досуха. Не в прямом, конечно, смысле. Мне пользы от человеческой ли, вампирьей ли крови не было никакой. Но вампиры перерабатывают кровь в магическую энергию, позволяющую им существовать. Я забрал всю энергию из своей жертвы.
Хотя, по сути, какая разница? Жизнь есть жизнь. В крови ли она или в незримой субстанции…
С тихим, едва уловимым шелестом посыпался на асфальт сухой прах. Машинально отряхнув припорошенные ладони, я поднял валявшуюся на асфальте куртку одного из нападавших и напялил ее на себя, пытаясь унять дрожь. Ее владелец слабо двигается слева, пытаясь отползти подальше. От меня. Он увидел мое лицо и обмочился. Влажная дорожка тянется за ним, различимая даже в ночном сумраке.
Я несколько мгновений смотрю на него и на остальных, слабо копошащихся вокруг. От них несет грязью, потом и слепым ужасом. И живым теплом. Бестелесный голос уже распавшегося существа снова соблазнительно шепчет: «…пища-пища…»
Кажется, я побежал, волоча за собой гобелен.
А потом меня долго рвало. Выворачивало от гнилостного мертвого привкуса чужой жизни, от запаха и вида крови, от ощущения распадающейся в руках плоти, от беспросветной тоски, от ненависти и отчаяния… А еще позже я тащился через ночь и город, пока не набрел на скамейку среди деревьев.
Вампирова энергия лишь слегка залатала дно каверны, образовавшейся на месте магического резерва. Как вода заливает дно ущелья. Но вода эта пахла стылым болотом. Я потратил ее всю на создание обогревающего периметра, когда добрался до парковой скамейки. И мне все время казалось, что даже магия пахнет кровью…
Вот оно что.
Я машинально потер разбитые костяшки своих пальцев. Чужая куртка висела неудобно и не грела, а леденила, как свежесодранная шкура. Хотелось немедленно от нее избавиться. А еще больше хотелось избавиться от золы, оставшейся после прогоревшего пламени в душе. Золы горькой и жгучей. Золы воспоминаний, в которых я узнавал и не узнавал себя.
18
Убегали, нет, неторопливо текли прочь черные, чеканные узоры лесов, еще покрытые золотой накипью, подернутые багрянцем, пурпуром, а иногда темной хвойной зеленью, прихотливо прошитые стежками извилистых серебристых речек или прорезанные дорогами. Стелились колкими одеялами равнины, расчерченные квадратами полей, сбиваясь складками оврагов и вздымаясь буграми пологих холмов.
Поезд никуда не спешил. Стучал себе колесами по стыкам рельс, сбавлял ход возле каждого моста даже над самыми крошечными речушками, останавливался в особенно приглянувшихся ему местечках. То возле сонного городка, все крыши которого были остроконечны, словно шляпы цветочных человечков, и украшены разнообразными флюгерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Аспирин есть? – вяло осведомился я, пытаясь совладать с ломотой в висках и переносице. То ли от беспорядочной остаточной волшбы, стелющейся в пространстве словно едкий дым, но скорее от накатывающей усталости и болезни.
– Аспирин? – поразился продавец. – И чего? От него тоже лучшеет?
– Мне лучшеет.
– Не, у меня все по старинке. Ты бы к извратам сходил, тут, за углом… Ну или в аптеку.
К извратам я не пошел, углядев справа от дворца Малой Комедии (закрыт на реставрацию) скромную вывеску очередной антикварной лавки. Уныло встряхнув почти пустой баллончик, я махнул рукой и поплелся через улицу. Все равно от этой личины мало проку. «Проницатели» и видеокамеры видят через нее, а для людей мой нынешний жалкий облик равносилен полноценной искажающей маске. Вряд ли они запомнят что-то большее, чем мрачного бродягу в потертой кожаной куртке с куском темного полотна.
Негромко тренькнул надтреснутый колокольчик над дверью. Пахнуло теплом, оттененным запахами старого дерева и лака. Качнулся причудливый жестяной фонарь над моделью старинного фрегата. Отсветы пробежали по металлическим зрачкам усеявших бархат разнокалиберных монет, лежавших в витрине возле входа. В первый момент мне показалось, что в полуосвещенном магазинчике никого нет, но тут же плавно шевельнулась фигура возле дальних полок и поплыла вдоль прилавка, неслышно и неспешно, как глубоководная рыба.
Продавца (или хозяина?) лавки ничуть не удивил поздний визит взъерошенного парня с явно больным взглядом и глупой историей о якобы случайно найденном гобелене. Склонившись над расстеленным на прилавке полотном и водя над ним крючковатым носом, старик задумчиво повторил:
– Значит, говорите, случайно нашли… В оставшихся после дальнего родственника вещах…
– Угу, – угрюмо подтвердил я, размышляя о том, что, если и этот продавец откажется купить гобелен, я пойду в ближайший ломбард и продам его как бабушкин настенный коврик. Лишь бы успеть до закрытия.
– И давно родственник помер? – хмыкнул старик, изучая краешек реликвии через лупу.
– Месяц назад, – брякнул я утомленно.
– Ну… – Старик поднял на меня насмешливые глаза неопределенно-темного цвета. – В таком случае покойного пути к вечным вершинам господину Флаину Магрицу. Надо же, какое огорчение с ним приключилось. А ведь буквально с час назад его показывали в вечерних новостях, и выглядел он вполне свежим. Хотя кто их знает, этих Черных магов. Все они немного некроманты…
Следующий вдох застыл где-то на полпути к легким, растопырившись твердыми углами.
Так. Нарвался. Как раз тогда, когда меньше всего этого ожидал. Чувство опасности оцепенело, задавленное болезненным отупением, – и вот результат. Сухощавый, крючконосый старик с острыми, буравящими глазками насадил меня на свой иронический взгляд как жука на булавку.
– А мне сегодня соседка-гадалка предсказала нежданную добычу, – продолжая рассеянно поглаживать ткань гобелена, молвил старик. – Кто бы мог подумать…
Дернуть гобелен на себя и метнуться вон. Он все равно не успеет перескочить через прилавок.
– Только не надо делать резких движений, – проницательно поспешил предупредить продавец. – У меня порог из «стынь-камня» сделан. А прилавок «одоленью» окован. Зачаровывал сам Кимон Врад. Покалечитесь.
– Никаких лишних движений я делать не собираюсь. – Я разомкнул наконец сведенные судорогой челюсти. – Вы покупаете вещь, или я ухожу.
Старик покивал.
– Ах, молодость, молодость… Тороплива и неосторожна. Я ведь не первый у вас сегодня, верно? Вы напрасно пытались продать его таким образом. Никто в этих районах у вас его не купит. Либо они слишком глупы, чтобы распознать сокровище, либо побоятся связываться с Магрицем. А вот я куплю. И даже предложу вам выбор. Или вы без шума принимаете мою цену… мм, скажем, сотни три, чтобы вы не слишком расстраивались…
– Или?
– Или я нажимаю вот тут тревожную кнопку – и сюда прибежит очень много людей. Поверьте, этот вариант даже мне не слишком нравится…
Ударить? Снести эту понимающую ироническую полуулыбку с его лица?.. Он ведь знает, что некуда мне деваться. А я знаю, что не смогу ударить старика… Даже если бы над прилавком не мерцала тонкая вязь «одолени», усиленная чужим заклятием. Хотя зря он так на нее надеется. Пробить можно…
Можно!
Глухая, темная горечь плеснулась внутри. Язык снова ожег знакомый металлический привкус. Притихшая было боль встрепенулась, пронзая виски и переносицу. Кровоточащая, пустая каверна магического резерва стремительно наполнялась злым огнем невоплощенных образов. И яд растекся по жилам вместо привычного ощущения силы.
Еще немного, и…
Нет!
Стараясь не расплескать этот ядовитый огонь, удержать его в себе, не позволяя даже капле скользнуть наружу, до костяного стука стиснув зубы и при этом пытаясь двигаться максимально быстро, я качнулся назад, выхватывая одной рукой из кармана почти пустой баллончик с личиной , а другой рукой дергая на себя злосчастный гобелен. «Одолень» над прилавком не распознала угрозы в едва тлеющих простеньких чарах. В том-то и недостаток «одолени», что у нее строго ограниченный набор «опасных» предметов. Лезвия, пистолеты, кулаки и даже газовые баллончики… Но не баллончики с личинами. Да и какая в них опасность для жизни?
Мерцающая взвесь ударила в лицо старика, заставив того отшатнуться с проклятиями и зажмуриться, закрывая глаза ладонями. К счастью, сам магазинчик был размером мал, так что от прилавка до выхода шага четыре. И можно не бежать и не делать резких движений, тогда «стынь-камень» пропустит без проблем. Отыгранных секунд должно хватить, главное – не поддаваться панике…
Зато снаружи можно и поддаться. Прижав к себе хлопающее полотно, я понесся по темным улицам, не разбирая дороги. Шарахаясь от неподвижных фонарей и шумных, ярко освещенных трамваев. Огибая пешеходов и мучительно стараясь даже не соприкоснуться случайно ни с кем, чтобы бушующее во мне смятенное, яростное пламя не перекинулось на других.
И когда постепенно густеющая тьма переулков, лишенная почти всех огней, внезапно распалась на человеческие силуэты, обступившие меня и что-то хрипло бормочущие («…закурить… эй, ты чего…»), бешеный огонь все-таки выплеснулся наружу, порождая какую-то иную магию… Наверное, страшную, потому что люди внезапно метнулись в россыпь, оставив после себя острый мускусный запах испуга.
А я остался стоять посреди узкой улицы, глотая раскаленной глоткой колючий воздух и слепо таращась перед собой. Окостеневшую память растопило злое пламя, позволив прочесть строки вчерашней ночи. Или, может, аналогия ситуации сработала.
Я вспомнил…
Незнакомый широкий двор, расчерченный серебристым светом отмытой недавним дождем луны. Перекладина качелей, неподвижные туши припаркованных машин, откуда-то доносится смутная музыка. Вокруг многоэтажные дома, в редких окнах еще горит свет, над парой подъездов тлеют светляки ламп, но сам двор не освещен. Единственный тусклый фонарь вымыл из мрака угол дома и кусок тротуара – ничем не примечательные, слепые, безликие, как в тысячах подобных районов.
Да и был бы здесь указатель с названием улицы или номера дома – что мне это даст?
Незнакомый, по-ночному недобрый, чужой город.
Я попытался реанимировать гобелен, но ткань обвисла вяло и безжизненно. Тяжелая, намокшая, пахнущая паленой шерстью и сыростью тряпка. Дотянула до города – и то хорошо…
Что-то мелькнуло на периферии зрения. Нечто темное на темном. Быстрое, достаточно большое. А может, померещилось от усталости. Горячка боя успела выветриться, пока стремительно мертвеющий гобелен тянул своего пассажира до города. Даже эмоции остались там, на пустоши. А за мной увязались, свинцом пригибая к земле, утомление, апатия и подоспевшая боль. Подернувшие, как пепел на догорающем кострище, неутоленную ярость и жажду мести. Вроде и тлеет, но уже по инерции, выгорая…
Повалиться бы здесь прямо на мостовую и лежать до утра. Все равно сил не осталось. Ни физических, ни магических… Но нет, бреду куда-то без определенного направления, волоча за собой реликвию.
И натыкаюсь… Все правильно. Из темноты, стоило обогнуть дом, выплывают ленивые фигуры… Нечленораздельно говорящие тела. Разболтанная походка. Вонь перегара от дешевого пойла и курева.
«Закурить есть?»
«Эй, куда прешь!»
«А где такое одеяло взял…»
«…А ну дай сюда…»
«…Да ты на кого руку поднял…»
«…Ну щас…»
Я даже не успел их пересчитать. Внутренние предохранители наконец перегорели напрочь. Что-то взорвалось во мне слепой, черной вспышкой. На дотлевающий костер дохнул ветер безумия, и сдетонировали свежее разочарование от только что проигранного боя, злость от предательства, старый-старый, дремучий страх и давно, казалось, ушедшая на дно памяти боль…
Такая же ночь, такие же равнодушные чужие стены вокруг, такие же пахнущие спиртом тени. Бессилие, боль и ужас…
Завертелась сумасшедшая карусель, когда на мгновения проступали и тут же размазывались оскаленные лица, когда мешались хрип, ругань, невнятный вой и глухие удары, когда летели брызги крови и стеклянное крошево разбитых бутылок…
Их оказалось много, человек восемь. И они не были так уж пьяны. И даже мой священный воинский азарт не компенсировал бы численный перевес. Но в какой-то момент я внезапно осознал, что на помощь мне пришел некто, кто выдергивает противников из круга нападающих. Одного, затем второго… Как раз в тот момент, когда этот второй был готов вонзить бутылочную розетку мне в печень.
Но рассмотреть оказавшего услугу я смог лишь позже.
Последний неприятель повалился на асфальт от прямого удара в челюсть. А я еще постоял несколько секунд, свесив руки, покачиваясь и пытаясь сосредоточиться. Затем, прижимая болезненно ноющую кисть, я побрел меж скорчившихся тел за угол, где сложно шевелился мрак, туда, откуда доносились странные звуки.
Сразу за поворотом некто в темном опустился на колени над лежащим навзничь человеком. Большая часть человека скрыта склонившейся к нему фигурой, но вытянутые ноги безвольно и как-то жалко подрагивают в такт несколько птичьим движениям нагнувшегося. Сосущие звуки пробирают до озноба.
Я делаю следующий шаг, и вампир оборачивается, демонстрируя словно выбеленное известкой, плоское лицо с чертами карикатурно-человеческими. Глаза мерцают красным, холодным, неживым светом, как огонек светофора. Подбородок измазан темными, лаково отблескивающими потеками.
Тварь слегка улыбается, глядя на меня. Выражение ее лица спокойное и дружелюбное. Эдакий добродушный сосед по столику в ресторане.
«…Много пищи… хорошая охота… ты помог мне, я помог тебе… – щекочет мозг бесполый голос. – …Ты тоже голоден… тебе нужны силы… бери, здесь много… ешь… пища…» Голос назойливо сверлит сознание, и я осознаю, что действительно невозможно голоден и что мне нужна пища, чтобы восстановить силы, и нужна она прямо сейчас.
Вампиры – твари быстрые. Но этот не успел даже отпрянуть, когда я прыгнул на него, вонзая в сердце кусок стекла от бутылки и одновременно загоняя в разрастающуюся рану остатки своего магического резерва. И впился пальцами в пергаментную, холодную кожу чудовища, запуская пальцы в расползающуюся плоть. На лице умирающей твари обиженное изумление – «я же помог тебе!..»
Я выцедил его досуха. Не в прямом, конечно, смысле. Мне пользы от человеческой ли, вампирьей ли крови не было никакой. Но вампиры перерабатывают кровь в магическую энергию, позволяющую им существовать. Я забрал всю энергию из своей жертвы.
Хотя, по сути, какая разница? Жизнь есть жизнь. В крови ли она или в незримой субстанции…
С тихим, едва уловимым шелестом посыпался на асфальт сухой прах. Машинально отряхнув припорошенные ладони, я поднял валявшуюся на асфальте куртку одного из нападавших и напялил ее на себя, пытаясь унять дрожь. Ее владелец слабо двигается слева, пытаясь отползти подальше. От меня. Он увидел мое лицо и обмочился. Влажная дорожка тянется за ним, различимая даже в ночном сумраке.
Я несколько мгновений смотрю на него и на остальных, слабо копошащихся вокруг. От них несет грязью, потом и слепым ужасом. И живым теплом. Бестелесный голос уже распавшегося существа снова соблазнительно шепчет: «…пища-пища…»
Кажется, я побежал, волоча за собой гобелен.
А потом меня долго рвало. Выворачивало от гнилостного мертвого привкуса чужой жизни, от запаха и вида крови, от ощущения распадающейся в руках плоти, от беспросветной тоски, от ненависти и отчаяния… А еще позже я тащился через ночь и город, пока не набрел на скамейку среди деревьев.
Вампирова энергия лишь слегка залатала дно каверны, образовавшейся на месте магического резерва. Как вода заливает дно ущелья. Но вода эта пахла стылым болотом. Я потратил ее всю на создание обогревающего периметра, когда добрался до парковой скамейки. И мне все время казалось, что даже магия пахнет кровью…
Вот оно что.
Я машинально потер разбитые костяшки своих пальцев. Чужая куртка висела неудобно и не грела, а леденила, как свежесодранная шкура. Хотелось немедленно от нее избавиться. А еще больше хотелось избавиться от золы, оставшейся после прогоревшего пламени в душе. Золы горькой и жгучей. Золы воспоминаний, в которых я узнавал и не узнавал себя.
18
Убегали, нет, неторопливо текли прочь черные, чеканные узоры лесов, еще покрытые золотой накипью, подернутые багрянцем, пурпуром, а иногда темной хвойной зеленью, прихотливо прошитые стежками извилистых серебристых речек или прорезанные дорогами. Стелились колкими одеялами равнины, расчерченные квадратами полей, сбиваясь складками оврагов и вздымаясь буграми пологих холмов.
Поезд никуда не спешил. Стучал себе колесами по стыкам рельс, сбавлял ход возле каждого моста даже над самыми крошечными речушками, останавливался в особенно приглянувшихся ему местечках. То возле сонного городка, все крыши которого были остроконечны, словно шляпы цветочных человечков, и украшены разнообразными флюгерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75