Корнил смотрел через раскрытую на причал дверь. По широким, плоским ступеням поднимались двое мальчишек. Остановились, переговариваясь и оглядываясь вниз, где в играющей блестками воде качались яхты. Один постарше – высокий, коренастый. Другой ниже ростом, худощавый.
– Я понимаю, что срок оказался слишком велик. – Человек сидящий в кресле напротив, производил странное впечатление скованности и одновременно вальяжности. Он уже знал себе цену, но еще не привык к ней.
– Прошел почти год, – хмуро заметил Корнил.
– Возможно, оно стоило того, чтобы ждать так долго.
– Надеюсь. Вас рекомендовали люди, которым я доверяю… Хотя до того дня ваше имя было мне неизвестно.
Человек в кресле невесело улыбнулся. Звали его Стоян Лев, хотя кое-кто уже одарил его кличкой Ловчий. За дело, надо думать.
– Я потратил много времени, потому что поначалу пошел по неверному пути… Боюсь, вы сами сбили меня с толку. Пришлось основательно поработать, чтобы найти верные исходные точки…
Корнил перевел внимательный взгляд на собеседника. Померещилось, что тот сейчас добавит что-нибудь о дополнительных расходах. Но Ловчий всего лишь сообщал сухие факты, ставя заказчика в известность о мельчайших нюансах.
– …В конце концов я нашел. Возьмите.
Скромная, без ярлыков и надписей, папка легла между ними. Весьма раскормленная бумагами, надо заметить. Корнил откинул обложку, вчитываясь в строгие строчки. И почти сразу же, не удержавшись, воскликнул:
– Это невозможно! – и осекся, молча вбирая в себя написанное, как сухая губка воду.
Ловчий никак не отреагировал на возглас, наблюдая, как двое мальчишек на ступеньках азартно заспорили, размахивая руками. Тот, что повыше, – темнокожий, крепкий. Тот, что пониже – загорелый, но значительно светлее цветом кожи и волос.
– Он изменился, – негромко заметил Ловчий, когда Корнил закрыл папку и положил сверху ладонь, будто опасаясь, что ее содержимое сейчас разбежится по комнате.
Даже не уточняя, было понятно, о ком идет речь.
– Да…
– Вы ведь поняли все еще до того, как обратились ко мне?
– Примерно за год.
– Раньше… – проницательно возразил Ловчий, прищурив свои странные, льдистые глаза.
– Когда стали отрастать волосы, мы уже засомневались, а когда стал сходить загар… Он много времени провел на улице, под солнцем. Такой загар остается надолго даже у светлокожих…
– Итого – два с лишним года. Почему вы сразу не рассказали?
– Вы не понимаете… – Корнил покачал головой, даже не задумываясь, отчего он, обычно недоверчивый, так откровенен с этим человеком. – К тому моменту мы уже успели ввести его в Круг, приняли в Семью, наняли преподавателя…
Ловчий выжидательно смотрел на Корнила, но тот умолк. Чужаку не объяснишь, что произошло. И почему даже старый шаман во время Ритуала ничего не заподозрил. Корнил сам поторопился настоять на проведении Ритуала. Парнишка оказался настолько перспективным, что было жаль напрасно терять время…
Кто знал, что так повернется?
– Вы хотели, чтобы я опроверг ваши опасения? – В прозорливости Ловчему не откажешь. Как и в самоуверенности. – Тогда вам надо было найти сыщика похуже…
Но ему еще учиться и учиться выдержке. Потому что догадки его не поспевают за словами. Еще не договорив, он уже оборвал сам себя и снова поправился:
– Вы нанимали! Так вот отчего ждали так долго… Многих?
– Семерых. По настоянию Круга… Мы уж стали надеяться, что никто ничего так и не узнает и доказательств не будет. К сожалению, мы наткнулся на вас.
Ловчий вдруг легко улыбнулся. Он явно не оскорбился. Да и на что? Только что сказанное было комплиментом.
– Они действительно из Белых? – Корнил провел по папке ладонью.
– Если бы вы подняли реестр Белых и сравнили формулу сил, то вы бы и сами нашли его родственников. Стоколы старинная семья. Его родители погибли оба, но куда исчез ребенок, не знал никто… Кстати, это единственное, что мне не удалось прояснить. Я не знаю, как он попал в западные земли… – Ловчий недовольно потер впалую щеку. Вздохнул и добавил: – Зато могу рассказать, как бедняге пришлось выживать среди «клещей» у Жаба. Тоже почти два года.
– Почитаю на досуге.
– Пропавшему ребенку было шесть лет. К тому времени Белые тоже уже давно вводят детей в Круг и начинают обучение. За два прошедших года вы в свою очередь…
– Я знаю, – низким, едва не переходящим в сиплое рычание голосом прервал собеседника Корнил.
Еле обозначившаяся головная боль в висках растекалась, словно обжигающая лава.
Ловчий кивнул и поднялся из кресла. У дверей неожиданно обернулся:
– Между прочим… На той стороне у него никого не осталось из родственников. Вы заплатили мне за то, чтобы я нашел информацию. Но что вы будете делать с этой папкой – вам решать.
Он ушел. Корнил посидел опустив голову, потом пробормотал вполголоса, не обращаясь уже ни к кому:
– Однажды это выйдет наружу все равно. И тогда будет поздно… Лучше я использую это сейчас… – Он выпрямил спину и усмехнулся победно.

15

…А занесло нас во вполне обжитой двухэтажный особняк где-то на правобережном Набреге. Из окон виднелась тихая улочка с чинными домиками. А со второго этажа можно было различить в отдалении шпиль ратуши и крышу строения со знакомыми трубадурами-флюгерами.
Поначалу мы осторожничали, словно мыши, крадясь по чужому дому. Но старания оказались напрасны. Особняк пустовал. Хозяин (а судя по многим признакам, здесь проживал одинокий мужчина) либо был в отъезде, либо не возвращался еще после ночной прогулки.
Снаружи едва светало. Газонная трава серебрилась ночным инеем. По улице катил мальчишка-молочник на велотележке, периодически останавливаясь возле дверей, чтобы оставить на крыльце корзинки или бутылки. Теперь мы могли смотреть на эти восхитительные предметы почти безразлично. А хозяйский холодильник подвергся изрядному опустошению.
– Не спи! – строго велела Ксения, и я послушно встрепенулся. От сытости и тепла неудержимо клонило в сон. Мы оба держались на чистой магической воле, как марионетки на стержнях.
– А то, как в сказке про сиротку Люсинду, сейчас придет хозяин и спросит, кто ел из его чашки? – продолжила Ксения, подцепляя на вилку кусочек сыра. Сыр она аккуратно порезала и не поленилась воспользоваться столовыми приборами. Я свою долю слопал целиком.
– То сиротка Люсинда… А мы голодные и свирепые властители Черной и Белой магии, покорители подземелий и открыватели забытых чертогов… Трепещи, человечек! – проворчал я.
– Хм. – Ксения прищурилась, изучающе рассматривая меня поверх надкусанного бутерброда. – Трепет человечка доставляет тебе удовольствие?
Я хмыкнул, озадаченный ее реакцией.
– Не знаю. Пока никто не трепетал в моем присутствии… Кажется, – добавил я неуверенно. – Во всяком случае, нормальному человеку можно и потрепетать из вежливости при встрече с такими…
– Страшилищами, – подсказала Ксения, подтянула за уголок один из конвертов, лежавших на углу кухонного стола на пачке газет и журналов. – А как тебе вот это?
Конверт с веселенькими ромашками был адресован «Глубокоуважаемому Господину Лавру Подиполу, Доктору Белой и Черной магии, Лауреату Мионской академической премии. Наставнику и Учителю, проживающему на улице Звонарей, город Набрег». Все это было написано меленьким почерком, чтобы уместить на стандартных адресных строках, но почти все существительные начинались с заглавных букв.
– Как думаешь, господин лауреат станет трепетать? – ехидно осведомилась Ксения.
– Всех лауреатов Мионской академической – три человека. И последний из них умер век назад, – произнес я, удивленно рассматривая остальные конверты. На них почти слово в слово повторялась предыдущая галиматья.
Сонливость как рукой сняло.
Веером стряхнув с пальцев крошечные блестки, рассыпавшиеся кольцом и пронизавшие стены, я уже через пару минут получил отклик от каждой. Никого. Нигде никого. Никаких следов магии, кроме бытовой. Возле парадных дверей повис давно не обновлявшийся и почти выдохшийся «сторожок», и только.
– Нет здесь никаких магов, – констатировал я растерянно. – И давно уже не было.
– Может быть, он сильнее тебя? – Ксения изогнула губы в рассеянной улыбке. Перспектива встречи с гипотетическим магом ее, похоже, развлекала. В глазах загорелись недобрые и незнакомые огоньки. – Будешь ждать, пока он сам заявится, и предложишь ему трепетать?
– Я же пошутил. Ты действительно думаешь, что чужой страх может принести мне удовлетворение?
– Не знаю. – Огоньки погасли. – Твоя сила… Она какая-то жадная. Раньше ты таким не был.
– С момента нашего знакомства я мог зваться магом только номинально. Ты не любишь Черных магов? – спросил я и осекся.
– Я люблю Черного мага, – неожиданно откровенно отозвалась Ксения, подняв на меня глаза. – Дело в другом… Ты сейчас похож на колодец, дна у которого нет. Ты словно соединен с чем-то невозможным… И сила в тебе не твоя. Чужая. И, пока ты ее не истратишь до капли, она владеет тобой, а не ты – ею.
Я покачал головой.
– Мне надоело быть немагом. Я не умею быть просто человеком. Я устал от необходимости быть им. Я маг. Пусть пока и использую взятую взаймы силу.
Она кивнула, отворачиваясь, и отложила надкусанный бутерброд.
– В этом доме должна быть ванная. Если нам предстоит встреча с великим и ужасным Учителем, я хочу быть чистой. Участь просто человека меня пугает меньше участи непрерывно чешущегося мага.
– Есть отличное заклинание от чесотки и насекомых, – предложил я, оживившись. – Идет нарасхват в военное время…
Теоретически нам бы следовало покинуть чужое жилье как можно скорее. Практически мы даже ни разу не заговорили об этом.
Обследовав несколько комнат, мы, во-первых, выяснили, почему хозяина дома зовут Учителем, а во-вторых, нашли целых четыре ванные.
Обладатель двухэтажного особняка жил на широкую ногу, обстановку подбирал согласно собственному вкусу и своей легенде – то есть богатую, с претензией на респектабельность и вычурную. Комнаты были набиты псевдомагическим хламом, странными предметами, имеющими чисто декоративное назначение, фальшивыми оберегами, поддельными артефактами.
Торчали по углам гостиной всегосские идолы (под облупившимся, сизым покрытием, имитирующим свинец, проглядывала красноватая глина), на подставке хищно скалились лезвия Белых клинков (настоящие, закрепленные так небрежно, давно бы разнесли сам дом и половину города), библиотека стонала от фолиантов: «Книга Теней и Полусвета», переплетенная в человеческую кожу и изданная тиражом сто тысяч экземпляров. Ну-ну…
С портрета над камином на нас строго, но благожелательно смотрел владелец особняка – импозантный мужчина средних лет, с живописной гривой снежно-белых волос, крупными чертами лица, пронзительным взором темных глаз.
– Вот как должен выглядеть настоящий уважаемый маг, – заметила назидательно Ксения, с удовольствием рассматривая портрет. – А не как некоторые… В драных джинсах.
– Ну как только нас удостоят Мионской премии, тогда и позаботимся о внешнем соответствии, – отозвался я уязвленно.
Зато рабочий кабинет господина лауреата, запертый на редкость качественным сторожевым заклинанием (куплено не в магазине, наверняка нанимал настоящего мага), оказался вполне толковым.
– Смотри сколько книг! – Ксения уважительно провела ладонью по корешкам. – Все по психологии…
Я рассматривал стены, увешанные документами: курсы домашнего и профессионального гипноза, свидетельство частного предпринимателя, разрешение на практику и диплом психолога Вранежского педагогического колледжа. Все на имя Лавра Подипола.
– Ой как нехорошо, – огорченно сказала Ксения. – Кажется, мы явились непрошеными гостями к солидному человеку…
– Это ты говоришь после того, что видела в гостиной? – недоверчиво усмехнулся я.
– Вкус и ум не одно и то же… Хочешь пример?
– Догадываюсь, на кого ты укажешь…
На стенах еще были награды: «Приз зрительских симпатий жителей города Набрега», «Благодарность учеников общеобразовательного лицея № 12 города Твенево за организацию курса лекции», «Свидетельство почетного члена Благотворительного общества Покровителей», «Господину Учителю в благодарность за спасение жизни дочери Анески»…
Тусклое дезактивированное зеркало на столе в раме, украшенной серебристыми змейками, хранило «отпечаток» юного лица. Дочка, что ли?.. На папу не похожа, но мало ли. Возле компьютера стоял маркированный каталог с дисками.
Ксения обследовала его и, вытащив наугад диск, вставила в проигрыватель.
Девочка с зеркала сгинула, и на экране замерцало изображение. В неестественной помеси кабинета психоаналитика с логовом деревенского колдуна некто в черной хламиде со всклокоченными волосами нависает над человеком, лежащим навзничь на полу в центре начерченной мелом фигуры. Лежащий небрит и одет в комбинезон, которые предпочитают носить крестьяне с частных ферм. Горят свечи и офисные коленчатые светильники.
– Изыди, алчный дух, из души Никая, оставь его сердце, отринь его тело навсегда… навсегда… Навсегда!!! – взвыл носитель хламиды так пронзительно, что вздрогнули даже мы с Ксенией.
Человечек в центре меловой фигуры подскочил и захрипел, попытавшись уползти прочь.
– Стой!! – рявкнул изгонятель алчных духов.
Человечек застыл, перекосившись от ужаса. Затем зарыдал, затрясся и вдруг широко раскрыл глаза.
– Он ушел, Учитель! Я чувствую, он ушел!
Ксения перевернула диск и прочитала название:
– Никай Бродач, алкоголизм. Сеанс второй.
На экране просветленный Никай лил слезы. Господин Подипол улыбался устало, но удовлетворенно. Выглядел он менее внушительно и импозантно, чем на картине, но в целом все равно производил впечатление… На впечатлительных. Такие вопли воздействуют не только на пошатнувшуюся психику алкоголиков.
– Ух ты, какой эффект на втором сеансе… – пробормотала Ксения. – Алчный дух. Это он про склонность к пьянству?
Я ухмыльнулся:
– Так что ты там говорила про ум и вкус сего солидного господина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75