– Зато в литературном плане мой рассказ понравился, – не без гордости заметил Каратаев, продолжая любоваться камнем.
И у него было некоторое основание так говорить после небольшой рецензии в одной из газет. В ней автора новеллы об Адаме Травиранусе сдержанно похвалили, отметив глубину его египтологических познаний. Правда, в другой немецкой газете на таинственного A.F. накинулись, обвиняя в непатриотизме и оговоре. Имелось в виду упоминание о незаконном вывозе скульптур, найденных немцами в Амарне.
– Придется ехать и тыкать их носом, – сказал наконец Каратаев, запирая футляр в сейф. – Справишься один или мне тащиться с тобой?
– Да ладно. Дай только на недельку компьютер да подбери кое-какой материал в тему, чтобы я не выглядел там полным профаном.
Дней через десять Нижегородский уехал в Венецию, чтобы оттуда отплыть к берегам Африки. Перед поездкой он много читал о Египте, не отходил от Саввиного компьютера: Каратаев создал для него персональный монитор, клавиатуру и дал доступ к историческим базам своего архива. Они сидели каждый в своей комнате, изредка обмениваясь электронными записками.

Вадим вернулся только через три недели. Выглядел он загорелым и вообще имел вид бывалого путешественника. Пиджак цвета смешанной с песком красноватой глины, такого же цвета галифе с широченными пузырями, выгоревшая на солнце и ветру фетровая шляпа с загнутым к тулье краем поля и высокие, почти до самых колен, шнурованные ботинки из оливкового брезента и рыжей кожи. Все это вкупе с походным саквояжем и висящим за спиной длинным картонным тубусом, в каких носят карты или чертежи, производило определенное впечатление. Многочисленные котомки и коробки оставались еще внизу. Пауль, встретивший шефа на вокзале, выгружал их теперь с помощью Гебхарда из машины.
– Мы нашли Тути, – с порога бодро заявил Нижегородский.
– Ты почему не звонил? Пропал на целый месяц! Я уже не знал, что и думать. Трудно было послать телеграмму? – набросился на него Каратаев.
– Откуда, шеф? Из пустыни?
– А почему в газетах ни слова?
Нижегородский пожал плечами.
– Наверное, еще копают. Я не стал дожидаться, когда они проникнут в саму гробницу, расчистка только самого первого тоннеля заняла несколько дней.
– Ладно, иди мойся, потом все подробно расскажешь. Нижегородский снял шляпу и, прижав ее к груди, смиренно спросил:
– Босс, но я хотя бы могу надеяться на благодарность в приказе?
Через час, заперевшись в гостиной на ключ, компаньоны рассматривали привезенные Вадимом трофеи: несколько погребальных терракотовых статуэток, пара листов папируса с иероглифами, изящная диадема в виде золотой змейки.
– Это Урей – символ царской власти, – пояснял Вадим. – Мне подарил ее сам Эдвард Айртон в память о нашей дружбе. Что? Как я все это вывез?.. На вполне законных основаниях. Ну… почти. А что рассказывать? Туда я добрался без приключений. По пути из Венеции в Александрию вообще ничего интересного не произошло, если не считать, что наш пароход перевернулся и утонул. Шучу-шучу. В Александрии я первым делом экипировался. Англичане понастроили там магазинов, где можно купить любой товар со всего света. Да что магазины, они отгрохали такую железную дорогу! Через сутки с небольшим я уже был в Луксоре. Городишко небольшой, никак не подумаешь, что на этом месте когда-то стояли Фивы – столица могущественного государства. Правда, Карнакский храм производит впечатление. Колонны огромные, непривычной формы и сплошь покрыты барельефами. Кругом статуи каких-то баранов или сфинксов, одинаковые, словно шахматные фигурки. В одном месте я видел гигантские сидящие ноги без туловища, которое по частям, вероятно, уже спер какой-нибудь ушлый англичанин. Но календарь еще на месте, тот, что мы видели у тебя в компьютере. Я сразу его узнал – такая большая круглая каменная плита с иероглифами. Что?.. Сам же просил поподробнее… Ну ладно, было бы сказано. Так вот, в Луксоре мне удалось нанять грузовичок с водителем. Мы доверху загрузили кузов провизией, канистрами с бензином и всякими принадлежностями. Кстати, еще в Александрии я купил английскую армейскую десятиместную палатку, так что был готов на все сто. Короче говоря, отправились мы в путь, а там, как ты знаешь, рукой подать. И все бы ничего, да только этот самый старикашка Дэвис набрал из местных феллахов охрану, расставил их по периметру ущелья и никого туда не пускает. Мне жаловался наш Людвиг Борхард, который целых пять лет работает по соседству в Амарне, что «пенсионер» (то бишь Дэвис) уже десятый сезон ковыряется в Долине Царей. Сам-то он не отличит мумии от старой фуфайки, поэтому нанял известных археологов, таких, как Картер, Вейгалл и Айртон. Несколько лет назад работали на него и упомянутые в твоем рассказе Питри и Масперо, только сейчас там их не было. В общем, пришлось мне разбить палатку прямо в воспетом тобою Ахетатоне, в пальмовой рощице возле развалин какого-то храма, и ждать три дня, пока Дэвис не укатит в очередную командировку в Каир. Однажды от нечего делать я ходил встречать восход. Возможно, я не романтик, а может, накануне выпил лишний стаканчик «очентошана» Шотландское виски.

… Ну да ладно. На четвертый день, узнав, что американец уехал, я подхожу к охране (у них там на входе целый КПП) и прошу позвать кого-нибудь из европейцев. Пришел какой-то бородатый очкарик и заявляет, что для посещения туристов ущелье временно закрыто. Ничего себе, думаю, временно, десять лет никого не пускают. Однако вслух говорю: мол, и правильно делаете, ребята. Так и надо, а то шляются тут под видом туристов всякие немцы, а потом бюсты пропадают. «Только я-то не турист, сынок, вот взгляни-ка», – и показываю ему одну фотографию…
– Какую фотографию? – насторожился Каратаев.
– Ну-у… – Вадим стал шарить в карманах своего халата. – Обыкновенную в общем-то фотографию, где мы с хедивом пьем кофе на террасе его дворца. Перед моим отъездом в Египет я сделал на фотобумаге этот невинный монтаж…
– Нижегородский, мы так не договаривались, – обеспокоенно заметил Каратаев.
Он взял протянутую ему карточку размером девять на двенадцать. На ней были запечатлены египетский принц Аббас I (Савва сразу узнал его по достаточно импозантной внешности) и… Нижегородский. Они сидели в плетеных креслах, держали в руках кофейные чашечки и о чем-то непринужденно беседовали. При этом поза Нижегородского была настолько непринужденной (если не сказать развязной), что невольно казалось, будто эти два человека только что вышли из-за карточного стола хлебнуть кофейку, выкурить по сигаре и сейчас вернутся обратно. Он сидел вполоборота к хедиву, щиколотку одной своей ноги положил на колено другой, показывая принцу подметку сапога, левой же рукой с зажатой в пальцах сигарой вальяжно облокотился на спинку кресла.
– Да ты не волнуйся, – успокаивал компаньона Вадим, – я же не показывал ее на каждом перекрестке. И потом, хедив не может помнить всех, с кем он пил чай или кофе. Англичане дают ему править Египтом еще меньше, чем своему королю Англией. Вот он и распивает чаи в обществе консулов, генералов и…
– И таких проходимцев, как ты! – буркнул Каратаев, пряча подделку в карман. – Дальше. Что ты наплел тому археологу?
Нижегородский пожал плечами, как бы говоря: да тут и так все ясно.
– Я просто намекнул, что интересуюсь раскопками и что мои друзья в Департаменте древностей просили меня заодно проверить, не применяют ли в экспедициях динамитные заряды сверх установленной мощности. Через пару часов я уже был знаком со всеми археологами. Отличные парни. Они показали мне свои последние находки, я в ответ пригласил их к себе в палатку, где к вечеру был накрыт походный стол. Мы пили виски, закусывали фруктами и печеньем, а потом я как бы между прочим показал им «Таймс» с твоим рассказом. Ты знаешь, Савва, оказалось, что никто из них его не читал. Газеты их вообще не интересуют. Это замкнутый мирок фанатиков, которые, начнись мировая война, не заметят и ее. Короче говоря, я прочел им тот отрывок, где говорится о Тути, а потом говорю: «Мужики, вы все тут, конечно, большие учёные (а я так, погулять вышел), и все же давайте завтра проверим то место, раз уж мы рядом». «Какие проблемы, – отвечают, посмеиваясь, – конечно, проверим, Вацлав». И демонстративно выставляют пустые стаканы в ряд.
Нижегородский принялся раскуривать сигару.
– Ну? – не вытерпел Каратаев.
Вадим неспешно выпустил кольцо дыма.
– Что ну, что ну? – Он выпустил еще одно кольцо. – Ну! Никто из них на утро не поднялся, вот тебе и ну. Кто-то вспомнил, что сегодня двадцать четвертое мая, и по случаю дня рождения усопшей королевы Виктории решили объявить выходной. Последние два сезона у них не было особых находок, как не было и первоначального энтузиазма, и все уже подумывали о переезде в другое место. Зато двадцать седьмого числа мне дали полтора десятка рабочих…
– Двадцать седьмого?
– Ну да. Двадцать шестого у меня закончилось виски. Мы с Айртоном начали сносить остатки тех домиков, о которых ты писал, и потратили на это еще три дня. Мне больших трудов стоило уговорить его продолжить поиски. К вечеру двадцать девятого один из рабочих закричал, что наткнулся на какую-то плиту. Туда сбежался весь лагерь, и минут через тридцать мы поняли, что это ступень ведущей вниз лестницы. Что тут началось! Мы работали всю ночь при луне, потом короткий сон, и снова за лопаты. Даже феллахи копали, как дьяволы. Я знал, что длина этой части тоннеля чуть больше восьми метров, и подсчитал, что его расчистка займет не меньше трех дней. Почти так и вышло. Когда же показалась стена с оттисками печатей царского некрополя, дальнейшую работу решено было приостановить до приезда шефа. Айртон выставил у лестницы охрану, и все занялись другими делами. Что до меня, то встречаться с Дэвисом мне не хотелось и, сославшись на неотложные дела, я уехал. Перед отъездом мне устроили проводы, подарили эти безделушки и наказали передать в Каире привет хедиву. Вот, собственно, и все.


* * *

Однажды, уже в конце июня, когда Вадим в очередной раз куда-то уехал, Каратаев спустился в кабинет секретаря.
– Вот что, Пауль, – сказал он, протягивая тому клочок бумаги, – сходи-ка ты сегодня в полицию, а если понадобится, то и в магистратуру. Меня интересует один человек. Здесь его имя и фамилия. Он должен был месяц назад приехать в Мюнхен, скорее всего, из Вены, и зарегистрироваться, скорее всего, как художник.
– Хорошо, господин Флейтер.
– Только вот еще что… Не говори потом об этой моей просьбе господину Пикарту. Он недолюбливает этого человека, и не стоит ему напоминать об его существовании.
За два предшествующих этому распоряжению дня Савва Каратаев успел прийти в некоторую растерянность. Он сам уже дважды ходил на поиски венца и всякий раз возвращался домой ни с чем. Он не обращался в полицию, так как прекрасно знал адрес, по которому австрийский художник должен был снять по приезде в столицу Баварского королевства комнату. Знал он и хозяина квартиры, некоего портного по фамилии Попп. Тот действительно проживал на Шляйсхаймерштрассе, 34, был на месте и все еще сдавал одну из своих пустующих комнат. Ни о каком венском художнике он не слышал.
В чем же дело, терялся в догадках Каратаев, бродя по Швабингу Район Мюнхена.

1. Ведь о дате его приезда сюда написано во многих местах и биографиях. Спорят о том, был ли он один или приехал с кем-то из своих венских знакомых. Но то, что он солнечным воскресным утром 25 мая вышел из вагона на перрон мюнхенского вокзала, никогда не вызывало особых споров. Оставалась надежда, что биографы все же что-то напутали или намеренно исказили.
– Человек по имени Адольф Гитлер никогда не регистрировался в Мюнхене, господин Флейтер, – доложил исполнительный Пауль.
– А какое сегодня число?
– Двадцать шестое июня, четверг.
– Черт возьми, куда же он подевался? – пробурчал себе под нос Каратаев.
Он посмотрел на ожидающего дальнейших распоряжений секретаря и принял решение:
– Так, Пауль, ты говорил, что у тебя какой-то родственник в Инсбруке?.. Ты иногда навещаешь его? Отлично, значит, с пересечением границы проблем не будет. – Савва вытащил из кармана бумажник и отсчитал несколько крупных купюр. – Бери такси или пролетку и дуй на вокзал. Купишь на завтра билет до Вены. На утренний поезд.
– Вы поедете римским экспрессом, господин Флейтер?
– Да не я, а ты. В Вену поедешь ты и разыщешь мне там этого типа. Я дам адреса, где он должен быть. Но в контакт с ним не вступай и ничего обо мне не говори.
– А если его нет и там?
– Должен быть. В крайнем случае узнаешь, когда и куда подевался. Все в мельчайших подробностях. Если что, дашь там на лапу кому следует. Потом незамедлительно возвращайся, а выяснится что-то необычное, звони прямо оттуда в любое время суток.
Ломая голову, что в данном случае считать необычным, Пауль ушел.
А через два дня, в воскресенье вечером, он позвонил и сообщил ошеломившую Каратаева новость: разыскиваемый им Адольф Гитлер действительно проживал в Вене по указанным адресам. Его помнят и на Фельберштрассе, 22, и в мужском общежитии в Бригиттенау. Но уже более года, как он выписался из этого последнего своего приюта, заявив, что уезжает из города. Более того, судя по всему, он уехал вообще из Австрии.
– Когда точно? – глухо раздалось в трубке.
– Восьмого апреля, господин Флейтер. Накануне он рассказал об этом своему приятелю по общежитию на Мельдеманштрассе, некоему Грейнеру.
– Что конкретно он рассказывал?
– Что уезжает в Америку к какому-то дальнему родственнику…
– Ладно, возвращайся, – устало донеслось из трубки, и послышались гудки.

– Ну-у-у, Нижегородский! Ну-у-у, скотина! Застрелю поганца! – метался по комнатам Каратаев.
Зазвонил телефон.
– Саввыч? Это я, – послышался в трубке деловой голос компаньона, – я задержусь в Берлине еще на пару дней, ты не теряй…
– Куда ты отправил Гитлера? – рявкнул Савва.
– Что?
– Гитлера, говорю, куда отправил, скотина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69