– Итак, господа, – говорил им Вадим, поглядывая на проносящиеся за окном поезда горные пейзажи, – нам предстоит показать, на что мы способны, причем в самые кратчайшие сроки. Основной урожай этой осени я предполагаю разлить в бутылки к концу следующего лета, лучшую часть оставим в бочках для дальнейшей выдержки, а" в продажу уже в нынешнем ноябре пустим купаж новой композиции на базе нашего молодого вина. Закупками компонентов для этой цели я займусь лично и сделаю их только на территории Германии.
Сойдя с поезда в Страсбуре, они сразу же отправились на юг в Кольмар, где Нижегородский не торгуясь снял для своей штаб-квартиры небольшой двухэтажный домик. Усадьба баронского поместья в Роршвире не была телефонизирована, а присутствие там старой прислуги противоречило требованиям нового управляющего о конфиденциальности. На следующее утро, арендовав у местного конезаводчика лошадей, они верхом двинулись объезжать виноградники и местные деревни. Извещенные бароном сонные управляющие показывали трем иностранцам вверенные им хозяйства. До сбора урожая оставалось меньше двух месяцев, и гроздья уже наливались соком.
Вадим осматривал винодельни, давильные прессы, дубовые бочки, чаны для предварительного сбраживания, подвалы для хранения, вспомогательные помещения и при этом делал многочисленные пометки в своем блокноте. Он продирался между тесно посаженными лозами, трогал покрытые виноградным инеем светло-зеленые ягоды, поражаясь, как на такой каменистой почве могут жить столь прекрасные растения.
– Чтобы дать хорошие гроздья, господин управляющий, лоза должна страдать, – объяснял ему Пьер Латур. – Это вам скажет любой виноградарь.
Потом они снова садились в седла и рысью неслись дальше.
– Ну как тебе инвентарь? – на ходу спрашивал Вадим Конрада. – Неужели эти пюпитры нельзя механизировать? Впрочем, нам они пока не понадобятся, а потом что-нибудь придумаем.
К вечеру Нижегородский попросил в последней деревне пролетку, так как с непривычки уже не мог ехать верхом. Рядом пристроился и француз. Более тренированный Конрад мужественно оставался в седле.
– Утром я уезжаю на стекольные заводы, – говорил Нижегородский своему штабу уже поздно ночью в Коль-маре, выйдя из ванной, – а через пару дней, к моему возвращению, вы изложите свои соображения о составе будущего купажа. Мы назовем его «Золото Рейна». Не следует стремиться к максимальной сбалансированности, поскольку это будет вино быстрого употребления. Десятиградусное, в меру пряное, с традиционным для Эльзаса мускусным оттенком, ароматом полевых трав и цветом темного золота.
Объехав несколько близлежащих заводов, Нижегородский заказал два типа новых бутылок: обе необычной для того времени приплюснутой формы с поперечным сечением в виде эллипса, но одна – та, что побольше, – под простую пробку, а другая, поменьше, – с винтовым горлышком под завинчивающуюся. Выбранный им заводчик немало подивился предъявленным требованиям, посовещался со своими инженерами и дал согласие. При этом он пообещал хранить необычный заказ в тайне.
Только к середине августа усталый, но довольный Нижегородский вернулся в Берлин. Но и здесь предстояло выполнить несколько важных дел. Прежде всего они с бароном направились в Имперский Лицензионный комитет, чтобы зарегистрировать новые марки вин и образцы этикеток к ним.
– Что это еще за «Роршвир» такой? – спрашивал отставной генерал, когда они ожидали в приемной какого-то крупного чиновника.
– Это будет нашим брэндом, Георг, – туманно отвечал его пайщик. – Новый германский вермут. Как раз для него я заказал бутылку с винтом. Полынь, кору хинного дерева и корочки горького апельсина мы приправим кардамоном, гвоздикой и имбирем. Я вижу его в яблочно-зеленоватых тонах и непременно восемнадцатиградусным.
– Пока ты занимался своими глупостями, – говорил Вадиму Каратаев, – подвал под нами пополнился еще двадцатью ящиками. А фрау Парсеваль, к твоему сведению, не употребляет даже пиво.
Вадим сделал успокаивающий жест рукой.
– Ты прав, Саввыч. Теперь мне, как крупному виноделу, ни к чему бутылки Жувиля. Взамен этого на следующий год я договорюсь с ним о поставках на наши с бароном винодельни новых бочек и заквасок для сусла. Пускай подсуетится. Мне потребуется не менее двух тысяч больших бочек по двести двадцать пять литров и еще тысяча маленьких, для выдержки отборного продукта.
– А сколько стоит большая бочка? – озабоченно осведомился Каратаев.
– Ну… смотря из какого дуба делать. Но никак не дороже ста марок, я думаю.
– Двести тысяч только на большие бочки, – печально констатировал Савва. – Пора нам, Нижегородский, подумать о разделе наших денег. Я не хочу нести убытки по твоей милости.
В эти же дни Вадим заключил фьючерсные контракты (как назовут сделки подобного рода позже) с некоторыми германскими виноделами на закупку у них молодого вина приближающегося урожая. Каратаев выудил из очешника все данные о наиболее удачливых из них. Нижегородский знал, что в некоторых местах регионов Наэ и Рейнгау к концу ноября получат прелестные молодые вина и отправился именно туда. Ничего не знавшие о своей предстоящей удаче виноделы не стали запрашивать высокие цены, и они быстро поладили.
– А почему бы тебе не купить что-нибудь во Франции? – поинтересовался по его приезде Савва.
– По трем причинам, – ответил Нижегородский. – Во-первых, это станет известно и наш с бароном лозунг «Только из отечественного продукта» окажется обманом. Во-вторых, дорого и хлопотно. А в-третьих, пропадет азарт. Я, можно сказать, объявляю войну французам и при этом что, буду вести ее с их же помощью? Нет, это неинтересно.
Десятого сентября из Кольмара с докладом прибыл Конрад. Он рассказал, как идут дела, и сообщил, что папаша Латур, как его называют в деревнях, намерен начать сбор урожая вместе со всеми, то есть семнадцатого числа.
– Ну, это мы еще посмотрим, – заметил Вадим и отдал распоряжение фрау Парсеваль накрыть к ужину стол на четверых. – Будет барон фон Летцендорф.
К вечеру барон действительно впервые приехал к ним в Далем. В Берлине уже ходил слушок о том, что он имел неосторожность сделаться крупным карточным должником некоего таинственного чеха. Того самого, который как-то связан с февральским «пароходным» скандалом. О пари, правда, никто не говорил, и, самое главное, никто не представлял себе действительной суммы долга барона. Тем не менее отставной генерал, кавалер и депутат до сего времени старался избегать открытых визитов к компаньонам.
– Ну-с, господа, грядет битва за урожай, – начал ужин оберуправляющий виноградных поместий. – Я должен быть в центре сражения, Август, а посему завтра же отправляюсь вместе с Конрадом в Эльзас. Ну а вас, Георг, мы будем держать в курсе событий.

Двенадцатого числа Нижегородский ошеломил папашу Латура своим безапелляционным заявлением:
– Битву начнем шестнадцатого.
– То есть как шестнадцатого? Весь Эльзас наметил именно семнадцатое. В этом мнении едины все специалисты. Почему шестнадцатого?
– Потому что к полудню семнадцатого погода резко изменится.
– Откуда у вас такие сведения? Метеорологи обещают солнце до двадцатого.
– А по моим данным, будет дождь.
– Но, господин Пикарт, – кипятился француз, – за сбор урожая несу ответственность именно я! Вы понимаете, что значит лишний день для винограда? Вы хотите сэкономить на сборщиках, но эта экономия выйдет боком, когда окажется, что вино у соседей получилось лучше нашего!
– Вас кто нанял на работу, Пьер? – совершенно спокойно вопросил Вадим, раскуривая длиннющую сигару. – Я говорю вам, что будет дождь, значит, будет.
– Но с какой стати?
– У меня друзья в метеослужбе британского Адмиралтейства, – безбожно врал Нижегородский. – Над Исландией уже зарождается циклон.
– Но…
– Никаких «но».
«Командовать так командовать», – твердо решил самоуверенный оберуправляющий.
– Я издам письменный приказ по армии, так что вам нечего опасаться. Все! Это больше не обсуждается. Рассылайте посыльных по деревням и нанимайте людей. Нам понадобится триста человек. Я выезжаю следом.
Весь следующий день Нижегородский носился верхом на лошади по деревням и виноградникам. Он лично пересчитывал корзины и телеги, проверял чаны, нюхал продезинфицированные серными фитилями бочки – не слишком ли силен запах серы, – проверял чистоту вспомогательных емкостей и отдавал множество распоряжений. К вечеру пятнадцатого из расположенной поблизости прусской воинской части прибыли две полевые кухни с поварами. Вадим договорился с тамошним полковником о кормлении своего личного состава, пообещав щедро снабдить офицеров полка молодым вином. Оберст, хорошо знавший барона фон Летцендорфа, с радостью согласился помочь.
– Пускай сборщики не тащат сюда свои продукты, – распоряжался Вадим. – Им обеспечат четырехразовое питание. Но взамен я потребую полной отдачи. Мы начнем в шесть утра и должны будем закончить к одиннадцати вечера, то есть к выпадению росы. Напоследок оставим участки на западных склонах и тогда нам поможет лунный свет.
– Черт знает, что такое, – сокрушался Латур. – Где это видано – собирать виноград при луне? А в шесть утра гроздья будут еще в росе!
– Не будут, – спокойно отвечал Вадим. – Теплый ночной ветер с юга высушит ее уже без четверти шесть.
Наступило раннее утро шестнадцатого сентября. Еще в полной темноте люди, довольные тем, что накануне основного сбора им дополнительно удастся подработать, скопились в намеченных пунктах сбора. Они были разбиты на десятки, и Нижегородский собрал всех десятников для инструктажа.
– Я ожидаю от вас, господа, трудового подвига. За один день предстоит собрать не менее шестисот тонн винограда. Мы должны уложиться к одиннадцати. За это каждого из вас ждет двадцать пять процентов премиальных.
К шести часам роса там, где она успела выпасть, действительно высохла, а к половине одиннадцатого вечера усталые, но довольные люди закончили свою работу и отправились по домам. Собранный виноград до утра оставили в корзинах, на телегах и на расстеленных на земле кусках брезента.
А на следующий день, когда начался сбор урожая на основной части Эльзаса, а также на соседних территориях Франции и Германии, небо резко потемнело и налетел северный ветер. Не успели последние гроздья баронского винограда исчезнуть под навесами, как хлынул проливной дождь. Он смывал с ягод сотен виноградников тот самый «пушок», который необходим, чтобы начать естественное брожение без заквасок. Миллиарды дрожжевых бактерий уходили вместе с водой в щебень, так и не добравшись до вожделенной сахаристой мякоти. С дождем пришел резкий холод, и работу прекратили в надежде на скорое улучшение погоды. Начавшие было усыхать ягоды потянули в себя лишнюю влагу, становясь водянистыми и менее сладкими. Это была катастрофа.
– Что скажете, господин главный винодел? – забежавший под навес Нижегородский обратился к оказавшемуся здесь же промокшему до нитки французу.
Папаша Латур только махнул рукой, продолжая молча смотреть на потоки воды, сбегавшие с углов крыши.
– Будет моросить часов до шести, никак не меньше, – добродушно констатировал Вадим.
А когда обескураженный старикан ушел, он осмотрелся кругом, сделал правой рукой резкое движение, словно спустил воду из бачка унитаза, и резко выдохнул:
– Yes!
Через день приехал барон. С ним была молодая, очень привлекательная дама.
– Как вам это удалось? – с порога набросился на Нижегородского фон Летцендорф. – Я узнал из газет об этом ужасном дожде и ехал сюда в полной уверенности. что и нас не минула чаша сия. Да! Познакомьтесь, моя внучка Вини. Вини, это Вацлав Пикарт.
Нижегородский галантно поцеловал протянутую руку, задержав ее в своей ладони после поцелуя на целую лишнюю секунду. Вялой ответной реакцией ему стало легкое удивление в равнодушном взгляде.
– Как доехали, фройляйн Вини?
– Фрау, – поправил барон. – Наша Вини уже вдова. Ее муж погиб два года назад во время учений.
Женщина отвернулась и принялась рассматривать карту поместий своего деда, вывешенную на стене гостиной. Карта вся была испещрена пометками, сделанными рукой Нижегородского. В многочисленных надписях заключалась информация о количестве собранного винограда по участкам, его сортности, показаниям кислотности, содержанию сахара и визуальному состоянию ягод. С помощью каких-то значков и условных рисунков здесь были зашифрованы первоочередные задачи по переработке урожая. Энергичные стрелы показывали распределение винограда по винодельням, переброску энного количества бочек и прочего инвентаря. Не план поместья, а карта боевых действий.
– Так как же вам все-таки удалось избегнуть ошибки, Вацлав? – уже за обеденным столом в присутствии Пьера Латура и Конрада спрашивал барон.
– Только благодаря исключительной прозорливости и опыту нашего папаши Латура, – на полном серьезе отвечал Нижегородский, поднимая бокал местного токай-пино гри.
При этих словах француз поперхнулся, и Конрад долго хлопал его по спине, приводя в порядок. Когда кашель удалось унять и, вытиравший слезы винодел собирался опровергнуть слова управляющего, Нижегородский уже перевел разговор на другую тему. Вадиму не хотелось окончательно становиться провидцем в глазах барона.
Во время ужина он все время поглядывал на свою молчаливую соседку. Вини, полное имя которой было Винифред Христа баронесса фон Вирт, мало интересовалась разговором. Вадим, неплохо разбиравшийся в людях, пока не мог разгадать причину ее отстраненности. Ему почему-то не хотелось верить, что это печаль, вызванная болью утраты по погибшему супругу. Скорее всего, она просто слишком избалована и надменна, думал он, все более увлекаясь разгадкой ее натуры.
– Отборные гроздья из Миттельбергхайма и Роршвира я думаю подсушить на соломе, – делился своими соображениями Конрад. – Потом их избыточным сахаром мы подкрепим наш вермут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69